Памяти российских банков: как перезагрузить неработающую систему
Созерцание драмы под названием «Гибель российской банковской эскадры» вызывает естественный страх: из более чем 3000 зарегистрированных банков утратили лицензию около 2600, функционируют сегодня всего лишь 532, среди последних немало банков, которые, как Банк Москвы или «Глобэкс», пережили смерть и были воскрешены к жизни ЦБ. Доля государства в активах банковской системы после спасения «Открытия» и еще до возможных будущих спасений составляет почти 70%.
Проблема ресурсов
Вклад финансовой деятельности в ВВП России не превышает 4,9% (в США — 8%), и если предположить, что на банки приходится даже 4% ВВП, то доля частного банковского сектора едва ли дотянет до 1% — меньше годовых колебаний ВВП. Но и эта оценка сильно завышена — на балансах частных банков сохраняются непоказанные убытки, размер которых неизвестен, но вряд ли составляет менее трети капитала, а это как раз примерно 1% ВВП. Можно считать, что частной банковской системы — инструмента, благодаря которому во многом состоялись и промышленная революция, и становление развитых стран, и капитализация индустрий, — в России нет вообще.
Краткую историю образования банковских проблем в России достаточно хорошо описал банкир Сергей Хотимский в своей статье в РБК. Банки начинали свою работу тогда, когда уход от налогов, обналичка, обмен валюты и отмывание были на порядок выгоднее кредитования, а основной задачей владельцев было аккумулирование средств для приватизации предприятий; со временем банки, хотя и не все, потеряли возможности безнаказанно отмывать деньги, а обмен валюты перестал приносить большой доход. При этом многие банки так и не приспособились к эффективному ведению другого бизнеса, и тому было минимум две причины, помимо злокозненности владельцев (последняя если и была, то у единиц).
Первой был небольшой масштаб бизнеса. Финансовая сфера России, разделенная на две неравные части, из которых большая относилась к ведению госбанков, была в силу слабости экономики, высокой доли наличных и серых операций и архаичности экономических структур слишком бедной даже для десятка частных банков, а должна была кормить минимум полторы тысячи. Долгое время банки жили в ожидании роста, и в 2000-е годы он даже происходил — большинство банков не только умудрялись быть прибыльными, но и получать все большую долю этой прибыли от законных рыночных операций. Но после 2008 года рынок российских банковских услуг, заметно просев, так и не вернулся к серьезному росту, клиентская база существенно ухудшилась и продолжает ухудшаться, а общемировое снижение ставок понизило маржинальность процентных операций.
Банки по всему миру, включая гигантов, стали испытывать проблемы с доходами — что говорить о мелких банках в стране, где пятый год идет стагнация с признаками рецессии. Естественным ответом на вызов была бы консолидация банковского сектора, но в России слияния и поглощения наблюдались и наблюдаются нечасто: владельцы вместо слияния думают о том, как бы избавиться от своих банков. К тому же (об этом подробнее ниже) ЦБ создал условия, при которых незаконные операции и вывод активов давали собственникам существенно больший доход, чем потенциальное слияние, при котором они теряли контроль за банком и лишались «привилегий» незаконного бизнеса. Наконец, почти все банки несли в себе «мины и скелеты» из 1990-х, да и из 2000-х — слияние потребовало бы расчистки, которая зачастую была невозможна «по живому».
Слепой контролер
Второй причиной краха стали действия государства в лице в первую очередь надзорного крыла ЦБ, которые буквально выдавливали банки в пропасть. Главной проблемой стала организация бессмысленного и избыточного регулирования банковской сферы. Это регулирование начиналось с ежедневной, ежемесячной, ежеквартальной, ежегодной и просто постоянной отчетности десятков видов и уровней композиции, для создания которой банки вынуждены были разрабатывать и покупать сложнейшие программные продукты и нанимать тысячи человек. Отдельно как снежный ком нарастал объем требований по клиентской отчетности, в которой так называемый валютный контроль, отсутствующий в развитых странах и на фоне плавающего курса рубля и свободы перемещения капитала в России бессмысленный, занимал и занимает почетное место. Это еще автоматизированные системы, еще тысячи работников, еще себестоимость. В России сегодня на единицу кредита приходится в пять раз больше сотрудников, чем в банках США.
Но это только половина проблемы регулирования. Вторая половина — это система ограничений и запретов на деятельность банков. Система резервирования под потери по ссудам вместе с системой расчета чистых активов и капитала, предлагаемые ЦБ, фактически не позволяют банкам кредитовать иначе как под залог недвижимости или ликвидных активов. Кредитование нового бизнеса (даже под приобретение оборудования), кредитование под оборот без залога товара, кредитование развития объявлены слишком рискованными, и если и могут осуществляться, то только под очень высокие проценты, иначе банки не вытягивают нормативы. Все это привело к росту стоимости банковского обслуживания и кредита, сокращению бизнеса и росту незаконных операций: в конце концов зажатые регулированием банки обанкротились бы сразу, если бы выдавали только «разрешенные» кредиты. Избавление от бремени законов банкиры нашли, как всегда в России, в необязательности их исполнения: кредиты стали выдавать под фиктивные залоги, через «прокладки», по подложным документам. Следствием «вынужденного» нарушения законов явилось ощущение безнаказанности и желание нарушать правила по полной программе. Забытые было отмывание и обналичка со временем опять стали большим бизнесом; кредиты стали выдавать под любые цели, себе и другим, за взятки и без, с еще большим ажиотажем, чем в 1990-е.
И тут ЦБ неожиданно пришел банкирам на помощь. Ежедневная многокилограммовая отчетность, специальные проверки, драконовские ограничения на операции уютно сочетались с удивительной слепотой контролеров и проверяющих. Ходили слухи, что это была не только слепота, а даже и действенная помощь в сокрытии убытков и искусственном надувании капитала.
Даже при отсутствии значительного опыта в области финансового анализа на основе банковской отчетности и доступа к первичным документам не составляло бы никакого труда выявить кольцевые схемы при внесении капитала, неликвидность активов и несоответствие их оценки рыночным ценам, скрытые и скрыто финансируемые плохие долги. Тем не менее, начиная с середины 2000-х годов, Банк России раз за разом «обнаруживал» проблемы в балансе банков только в момент катастрофы или даже после нее. Официальные заявления ЦБ типа: «Оказалось, что у банка Х много лет в активах значилась земля по цене, в десять раз превышавшей рыночную», — давно являются нормой. И ладно земля — в своем последнем заявлении председатель ЦБ сообщила, что банк «Открытие» завышал в балансе… стоимость суверенных долгов России. Для не вовлеченных в вопрос поясню: рыночная стоимость облигаций, выпущенных Российской Федерацией, доступна в большинстве информационных систем — от Bloomberg до C-Bonds — и обновляется раз в несколько секунд, проверка ее соответствия элементарна. «Открытие», конечно, владело более чем половиной выпуска (кстати, почему?) и, видимо, могло манипулировать ценой, но своевременное выявление таких манипуляций элементарно и является прямой обязанностью ЦБ.
Накопление рисков
Причину такой неожиданной некомпетентности можно предположить: ЦБ изначально занял в отношении банков позицию «соучастника», полагая что сохранение хорошей мины при плохой игре спасет положение, а банки закроют будущими прибылями свои проблемы. Но, как известно, если все время в зародыше тушить маленькие лесные пожары, не давая сушняку выгорать, то из-за накопления в лесу сухой древесины рано или поздно происходит глобальный пожар, который уже невозможно потушить. Примерно это сегодня происходит и с российской банковской системой.
Можно спорить о пользе и вреде банковского надзора и регулирования, приводить в пример опыт других стран и историю вопроса. Конечно, грамотный надзор и регулирование нужны. Но нет никакого смысла в лекарстве, если оно не лечит. Банк по определению должен быть институтом долгосрочным, так как основным его товаром является доверие клиентов. За последние 15 лет в России умерло более 80% банков, и смерти продолжаются по нарастающей: гибнут уже и крупнейшие организации. Ни одна такая смерть не была предотвращена регуляторами; ни одна не была заранее предсказана ЦБ.
Для сравнения, в мире существует институт эмитентов еврооблигаций. Их выпускают компании, обладающие определенными, очень кратко описанными свойствами; эти компании публично отчитываются один раз в квартал перед инвесторами, отчетность занимает два десятка страниц. Не существует надзорного органа, который бы проверял эти компании. По статистике Moody's, дефолт объявляют около 10% эмитентов и только 2% эмитентов, которые в момент выпуска бумаг получили инвестиционный рейтинг. Хочется воскликнуть, пародируя Марка Твена, что, если бы ЦБ не надзирал за банковской системой вовсе, количество умерших банков было бы как минимум в восемь раз меньше.
Перестраховка
Но, может быть, в области банковского бизнеса должны были сработать рыночные механизмы? В конце концов почему так мало эмитентов еврооблигаций объявляет дефолт? Потому что инвесторы внимательно следят за ситуацией, специальные агентства анализируют надежность эмитентов, и в конце концов, если у рынка возникнет подозрение, что дело плохо, цены облигаций обрушатся и новых денег эмитент привлечь не сможет. Возможно, с банками было бы так же, если бы ЦБ не вмешался. Понимая, что средства населения являются самым значимым ресурсом в банковском бизнесе, ЦБ создал систему страхования банковских вкладов, убрав с рынка важнейший регулятор — риск вложения этих средств.
Мало того что АСВ еще увеличило себестоимость работы банков за счет взносов; оно фактически поставило нечестные банки в привилегированное положение по сравнению с честными. Теперь деньги несли тому, кто давал больший процент, вне зависимости от финансового состояния. Появился вид профессиональной деятельности — «серийный вкладчик». Эти люди разбивали свои средства между большим количеством умирающих банков (так, чтобы защитить их на 100%), вкладывали их под большой процент, по факту банкротства получали их обратно и тут же несли следующим умирающим. Банки в последний момент, когда исчерпаны все способы надувания капитала и прикрытия вывода активов, получали подарок — несколько месяцев притока наличных, которые можно продолжать выводить через однодневки или в офшор. Эти несколько месяцев дали возможность владельцам и топ-менеджерам уезжать за границу, к заранее собранным капиталам. Спасибо АСВ — доля тех, кто украл деньги из подконтрольных банков и скрылся, превышает долю остановленных до пересечения границы в десятки раз.
Идея страхования вкладов оправдывалась защитой интересов вкладчиков. И вряд ли с этим оправданием можно поспорить. Вот только почему наряду с защитой вкладчиков нельзя было ввести защиту от недобросовестности и сговора вкладчиков и банкиров хотя бы путем страхования не 100%, а, например, 80% суммы вклада? Потеря 20% была бы не так уж болезненна для добросовестно обманувшихся, но начисто отбивала бы охоту искать умирающий банк с самыми высокими процентами.
Эпидемия санации
И это еще не конец. Из умирающих банков оказалось возможно выжать прибыль для других умирающих. ЦБ начал передавать их на санацию другим банкам, у которых были проблемы с балансом и ликвидностью, и снабжать санаторов завышенными объемами средств, чтобы под шумок они могли несколько подлатать и свои дыры. Первой сделкой такого рода было слияние ВТБ с Банком Москвы. За ней последовали десятки других. Это привело только к продлению агонии санаторов и росту дыр в их балансах, причем санаторы, как показала история банка «Траст» и не только его, стали и «делить» выделенные средства, и буквально высасывать балансы переданных им банков для решения своих проблем, а, возможно, и в корыстных целях владельцев и менеджмента.
Количество российских банков продолжает сокращаться, качество балансов параллельно ухудшается, в том числе и у государственных гигантов, банки не выполняют своей основной функции — быть эффективными посредниками на рынках капитала. Напротив, в последние годы основной деятельностью банков является перекладка средств клиентов в облигации, то есть дублирование инвестиционного рынка, причем, поскольку поток банковских денег взвинчивает цены на этом рынке, банки вынуждены многократно реповать облигации в ЦБ, беря значительный финансовый рычаг, а ЦБ по соображениям, объяснимым только стремлением спасти умирающие банки даже ценой вреда экономике, этот рычаг выдает. Это еще более взвинчивает цены и делает рынки неинтересными для сторонних инвесторов даже в условиях низких общемировых ставок. Рынка не хватает все равно — банки держат в ЦБ триллионы рублей остатков. Конечно, для недальновидного государства эта ситуация выгодна: оно легко размещает на рынке свой внутренний долг (с суверенным риском инвесторы готовы брать и долги с низкой ставкой) и пользуется банковскими остатками.
Не боится наше государство и массового дефолта, в конце концов, даже объявленный капитал банковской системы не превышает 9 трлн руб. и его можно заместить полностью, не потеряв финансовой стабильности. Как и во многих других областях нашей жизни, в банковской сфере мы смирились с тем, что система не функционирует, как должна, и довольствуемся тем, что ее внешний вид примерно соответствует стандарту.
Вариант перезагрузки
Возможно, пороки нашей банковской системы уже так велики, что лучшее, что можно сейчас сделать, это практически полностью ее зачистить, убив все банки, кроме, быть может, пары десятков; провести добровольную санацию оставшихся, то есть разрешить им удалить с баланса все фиктивные и необеспеченные активы и предъявить публике реальность без риска потери лицензии; затем докапитализировать их за счет государства и инвесторов и параллельно кардинально поменять систему регулирования и контроля: снизить бремя отчетности, но сделать банковские операции намного более прозрачными, убрав все возможности украшения витрин; создать систему профессионального независимого от ЦБ надзора, способную выявлять мошенничество на раннем этапе; ввести системы разграничения рисков, например, запретить банкам, ведущим расчетные операции в ретейле, вкладываться в неликвидные активы; вывести банки с рынка ликвидных ценных бумаг, оставив его инвесторам; закрыть лазейки, через которые банки получают необеспеченные средства ЦБ и зарабатывают на них нерыночную маржу и пр.
Возможно, надо сделать шаг вперед по сравнению с древней и потому очень консервативной европейской банковской системой и мотивировать рынок на разделение кредитного и расчетного бизнесов, стимулируя появление небанковских кредитных институтов и формирование market place для кредитного рынка: это существенно уменьшит риски расчетных операций, хотя может и увеличить их стоимость для клиентов. И, конечно, необходимо вернуть рынку ощущение риска и исключить дискриминацию — страхование вкладов нужно сделать за счет средств вкладчиков, скажем, введя страховой сбор с депозитов и остатков на счетах; распространить ее на все виды счетов в банках, открытых непрофессиональными финансовыми организациями, и, самое главное, страхование не должно покрывать 100% остатка вне зависимости от размера. Наконец, надо будет провести демонополизацию и приватизацию банковского сектора, разделив государственные банки-гиганты на части и продав их в рынок, и в дальнейшем не допускать, чтобы в руках одного собственника, в первую очередь государства, оказывалось больше 10% баланса банковской системы страны.
Без этих действий наша банковская система останется банкротной структурой, всего лишь фасилитирующей денежное обращение (типа «Почты России», только пересылающей рубли и доллары), постоянным источником скандальных новостей и местом легкого обогащения для непорядочных бизнесменов и чиновников за счет денег налогоплательщиков. Между тем здоровая банковская система могла бы стать одним из главных драйверов экономического роста.
