Воздушные замки: почему российские политики дают невыполнимые обещания

Костры тщеславия

Восемь лет назад в уважаемом академическом журнале Psychological Sci­ence специалисты из университетов Нью-Йорка, Констанца и Шеффилда Питер Голлвитцер, Паскаль Ширан, Верена Михалски и Андреа Зейферт опубликовали полную формул и таблиц статью под скромным названием «Когда намерения становятся публичными». Авторы провели ряд несложных тестов, предлагая студентам, специализировавшимся на психологии и праве, изложить свои жизненные цели в присутствии аудитории или в анонимном письме, а также ответить на серию вопросов о том, каким образом они собираются исполнить задуманное. Получив результаты тестов, ученые предложили участникам помочь им в анализе некоторого числа запутанных уголовных дел и историй болезни сложных пациентов. Результат поразил: практически со стопроцентной корреляцией достижения студентов в предложенной работе были тем меньше, чем масштабнее оказались их жизненные цели и чем детальнее были перечислены этапы их реализации. Авторы пришли к четкому выводу: «Настоящее исследование указывает, что сам факт обнародования формирующих идентичность личности поведенческих намерений подрывает [возможность] их реализации».

Ситуация объясняется довольно просто. Чем охотнее человек говорит о своих целях, тем больше он склонен завышать обозначаемые ориентиры, прежде всего для того, чтобы не показаться другим потенциальным лузером. Понятно и принятие на себя широкого круга обязательств по решению поставленной задачи — ведь без их детализации тебя легко могут счесть голословным. Размышляя о том, кем он станет и по каким сияющим ступеням поднимется на пьедестал, человек начинает разделять уверенность в достижимости цели, что подсознательно перетекает в ощущение простоты поставленной за­дачи, позволяющее не слишком концентрироваться на усилиях по ее реализации. Результат: распыление внимания, снижение мотивации, пренебрежительное отношение к методологии и процедуре, потеря причинно-следственных связей и в итоге недоведение до логическо­го завершения относи­тельно легко реализуемых действий.

Обещалкины

Значимость вывода, к которому пришли академические ученые, понятна, если провести хотя бы несколько дней на сайтах главных российских новостных агентств, сообщающих о действиях высокопоставленных чиновников и первых лиц страны. Присмотревшись к сообщениям, осознаешь, сколь малая толика их заявлений имеет отношение к чему-либо, уже случившемуся в реальной жизни. Зато подавляющее большинство формулировок, выдающихся за новостные, содержит отсылки к событиям, которые имеют некий шанс совершиться в будущем.

Отечественные новостные ленты пестрят «новостями» о том, что в ближайшие 20 лет производители самолета МС-21 поставят на рынок не менее 1 тыс. машин; что по Северному морскому пути к 2020 году будет ежегодно перевозиться 64 млн т грузов (при советском рекорде в 8,3 млн т); что доля импортных товаров в общем объеме оборудования, приобретаемо­го для нужд отечественного ТЭКа, не должна к 2035 году превышать 10%, а пять отечественных фармацевтических компаний к тому же моменту войдут в число 70 крупнейших в мире. Я даже не говорю про намерения президента Путина то удвоить ВВП страны, то создать 25 млн новых высококвалифицированных рабочих мест за 20 лет начиная с 2012-го.

Все данные обещания, равно как и заявления о cкорой модернизации, сокращении числа чиновников, расселении аварийного жилья, улучшении инвестиционного климата, ограничении роста цен на услуги ЖКХ и многие другие, не просто радикально расходятся с делами, но в большинстве случаев являются принципиально невыполнимыми. Обещали, что Superjet-100 еще к 2010 году будут поставлять по 60 штук в год, но на начало 2017-го по всему миру летают лишь 92 таких самолета против 838 Embraer E-серий. Та же российская авиатехника востребована в основном на внутреннем рынке, который не может создать соответствующего спроса; нельзя увеличить и так стагнирующую занятость в стране за оставшиеся 15 лет на 34,6% при предположении, что российский ВВП будет расти на 0,6–1,7% в год (о чем говорит Минэкономразвития); невозможно эффективно бороться с нарастанием бюрократических процедур и умножением чиновничества, если бюрократия является доминирующим в обществе классом.

Последствия

Распространяющийся в современном мире популизм часто объясняют тем, что политики рассуждают о малознакомых им материях и раздают не­выполнимые обещания. Однако одно дело вести электоральную кампанию при неизвестном исходе голосования и пытаться расположить к себе максимальное число избирателей, и совсем другое — находиться у власти десятилетиями, участвовать в бутафорских выборах и тем не менее постоянно рисовать воздушные замки. Первое может рассматриваться как элемент рационального поведения, тогда как второе — как устойчивая психологическая девиация.

Население в России давно не надеется, что бензин перестанет до­рожать, по всей стране появятся хорошие дороги, наши лекарства станут качествен­нее импортных, а научные прорывы российских ученых удивят весь мир. Между тем заявления властей, делающиеся для повышения собственного статуса в своих собственных глазах и в глазах ближайших соратников, провоцируют, как и говорят уже цитировавшиеся психологи, вал программ и стратегий, призванных доказать достижимость избранных ориентиров. Естественно, такие программы и стратегии не выполняются, а сроки постоянно меняются. Хотя ни одна стратегия в области развития транспорта (на срок до 2010-го [2004-го], до 2020-го [2005-го] и до 2030-го [2011-го] годов) не была через пять лет выполнена даже наполовину, готовится новая, уже на более отдаленный период. Показательно, что время отмеряется уже не завершением планового периода, как это было в СССР, а точкой начала разработки новой программы. «Мы на сегодняшний день стоим на по­роге корректировки [Энергетической] стратегии на период до 2035 года», — заявлял министр энергетики Александр Новак на заседании правите­льства 30 октября 2013 года. Поэтому подведение итогов реализации любой программы оказывается неактуальным, так как до окончания периода ее действия принимается новая и еще до того, как прежние ориентиры могут быть соотнесены с реальностью, обозначаются уже другие цели и задачи.

Иной мир

Логика поведения российского бюрократического класса, объясняемая не политическими, а психологическими закономерностями, становится особо пугающей по мере того, как растет понимание: она не меняется в зависимости от состояния экономики и социальной сферы в стране. Можно, конечно, сводить причину любого начинания власти к непреодолимой страсти к обогащению (недавняя инициатива Сергея Собянина о сносе пятиэтажек в Москве большинством либеральных комментаторов была объяснена именно так), однако, на мой взгляд, даже это было бы не так страшно, если бы планы удерживались в рамках реальности. Но когда даже то, что за последние 20 лет удалось расселить менее 6 млн кв. м хрущевок, не спасает от обещаний справиться с 25 млн кв. м такого жилья, а снижение, например, транзитных перевозок по Севморпути с 1,26 млн т в 2012 году до 240 тыс. т в 2016-м — от планов до­вести показатель к 2025 году до 20 млн т, начинает казаться, что права была Меркель, отмечавшая, что российское руководство живет «в ином мире».

Оценивая программы и заявления российских властей, можно уверенно утверждать, что ни в какой предшествующий период российской истории разрыв между декларируемыми намерениями и реальными результатами в развитии страны не был столь огромным. Учитывая, что в условиях отсутствия конкурентного избирательного процесса и реальной ответственности власти перед населением умножение обещаний бессмысленно (а в некоторых случаях даже контрпродуктивно), нельзя не прийти к выводу, что креативный процесс обусловлен не политической необходимостью, а особенностью психической организации отечественной элиты, которая комфортно чувствует себя только лишь в выдуманном ею мире и потому не собирается возвращаться в реальный. Методы со­временного российского «планирования» поэтому не тактика, а диагноз. Что заставляет волноваться скорее не за достижение тех или иных целей, а за перспективы самого существования страны.