Алексей Улюкаев – РБК: Рост в 2,5–3% возможен без либеральной революции
Богатые в зоне риска
– Алексей Валентинович, большую часть года экономисты гадали, вошла ли российская экономика в техническую рецессию. Декабрь все расставил по своим местам. Насколько будет затяжным спад?
– Высокая инфляция, обусловленная эффектом переноса девальвации, отрицательно отразится на реальных зарплатах и реальных доходах, спрос на товары и услуги перейдет в отрицательную плоскость. По сценарию, который исходил из цены нефти в $80/барр., ВВП снизится на 0,8%. К сожалению, рыночная ситуация продолжает меняться не в лучшую сторону. Мы подготовили и обсудили с коллегами в Минфине и ЦБ прогноз, который исходит из сохранения нынешней конъюнктуры в $60/барр., он уже учитывает произошедшие на внутреннем рынке изменения, в том числе инфляционный рост, который уже стал двузначным и, в нашем представлении, сохранится на таких уровнях в течение всего 2015 года, достигнув своих высших значений в конце первого квартала. Это означает более глубокий производственный спад и, конечно, осложняет задачу органов управления.
– Является ли отмена санкций необходимым условием для преодоления кризиса?
– Нет. Cанкционный режим – сложная материя. Американские санкции, вероятно, по аналогии с поправкой Джексона-Вэника, могут продлиться долго. Иное вероятно с европейскими санкциям, которые для самих европейцев, в отличие от американцев, материальны. Это дает основания призадуматься и искать взаимные решения. Но главное то, что экономика адаптируется к санкционному режиму через механизмы импортозамещения. Это поменяет структуру экономики, вырастет положительное сальдо и торгового баланса счета текущих операций, платежного баланса, балансируя отрицательное сальдо счета по капитальным операциям. Это просто означает переход экономики в некоторый другой баланс. Его можно оценивать в терминах «лучше» или «хуже», но это все равно баланс, который позволяет абсолютно нормально работать.
– Вот вы говорите про -0,8% ВВП, ЦБ говорит о возможности падения на 4,8% при $60/барр…
– -0,8% – это прогноз, исходя из $80/барр.
– На что ориентироваться?
– Меньше [чем прогноз ЦБ] увидите. При цене в $60 будут другие инвестиции, спрос и, конечно, больший спад, чем на 0,8% [позже Улюкаев сообщил журналистам, что падение ВВП в 2015 году при сценарии цены на нефть в $60/барр. может составить 3%]. Но прогноз падения почти на 5% не учитывает набор антикризисных мер. Они повлияют на динамику запасов, величину кредита в экономике, на пополнение оборотных средств и т.д. У нас есть возможность изменять эти параметры в лучшую сторону.
– Где, вы считаете, ситуация встанет наиболее остро?
– Если мы говорим про социальное измерение, то зонами риска будут не только моногорода, но и мегаполисы, стандарты потребления жителей которых предстоит скорректировать. К сожалению, есть риски у заслуженно успешных регионов, которые оказались в лидерах не за счет нефти и газа.
– Падение реальных доходов населения вы во сколько оцениваете?
– При том сценарии, о котором я говорил и который сейчас представляется чрезмерно оптимистичным, снижение порядка 3%.
План тушения пожара
– Есть такое ощущение, что у правительства нет внятного плана преодоления кризисных явлений…
– Безусловно, план существует. Он уже адаптирован через принятые программы ЦБ и правительства. Это известные решения в области докапитализации банковской системы. По опыту прошлых кризисных ситуаций мы знаем, что быстрее всего на ограничения по спросу реагирует финансово-банковский сектор. В этом смысле необходимость решить по крайней мере три задачи – обеспечить ликвидность банковской системы, дать ликвидность в нетрадиционной для нас форме, а именно в валюте, и решить проблему капиталов банков. Последняя решается через два канала. Первый – это, например, временное смягчение требований к нормативам достаточности капитала, уточнение требований по созданию резервов при реструктуризации банковских кредитов, что означает уменьшение нагрузки на капитал. Второй – собственно увеличение капитала банковской системы. Федеральным собранием принят закон, в соответствии с которым мы даем банковской системе 1 трлн руб. в форме облигации федерального займа через АСВ. Он должен в короткие сроки поддержать банки. В последнее время была дискуссия, могут ли эти деньги учитываться только в капитале второго или в капитале первого уровня. Принято решение, что они будут учитываться также и в капитале первого уровня через долгосрочные субородинированные кредиты или непосредственно через вхождение в акционерный капитал. Еще несколько решений касаются механизма предоставления валютной ликвидности банковской системе. Это прежде всего валютное рефинансирование через операции РЕПО или рефинансирование экспортных кредитов. Эти меры должны быть дополнены некоторыми другими решениями, которые решают сходную задачу. Например, использование средств ФНБ для дополнительной докапитализации банков.
– Пока вы говорите только о поддержке финансового сектора…
– Решается вопрос о предоставлении ликвидности наиболее уязвимым секторам экономики в ситуации, когда ключевая ставка ЦБ поднята до 17%, через возможность получения больших объемов рефинансирования под кредитование малых и средних предприятий. Там специальная ставка рефинансирования составляет 6,5%. Запускаем механизм проектного финансирования. Создана нормативная база, и уже есть проекты, которые, с нашей точки зрения, пригодны для использования этого инструмента. Думаю, в январе мы сможем первые гарантии предоставить. Необходимо увеличение объемов бюджетных гарантий и упрощение механизмов их предоставления по аналогии с теми, которые были в 2008 году для системообразующих предприятий реального сектора. Чтобы можно было максимально быстро выдать гарантию – за неделю.
– Не превратится ли это в своеобразный рычаг ручного регулирования?
– Надеюсь, что нет и ставка в 17% – временна. Если мы добиваемся устойчивой стабилизации на валютном рынке, то она будет снижена. Я уверен, что этого можно добиться в достаточно короткие сроки.
– ВЭБ потянет токсичные активы системообразующих предприятий?
– У нас нет необходимости полностью вешать эти долги на ВЭБ. В прошлый кризис был инструмент предоставления валютного рефинансирования через ВЭБ, когда ЦБ разместил $50 млрд на его депозитах. Но тогда у нас не было валютного рефинансирования как института. Сейчас оно есть.
– В какую сумму может обойтись полный пакет антикризисных мер-2015?
– В кризис 2008–2009 годов было прямое увеличение бюджетных расходов на сумму около 700 млрд руб., плюс увеличение госгарантий на 400–500 млрд руб., из ФНБ – 250–300 млрд, еще были средства Банка России. Что мы имеем на текущий момент? 1 трлн руб. – докапитализация банковской системы. Банк России, возможно, будет докапитализировать Сбербанк. В соответствии с предложением Минфина бюджетные лимиты доводятся до распорядителей с сокращением на 10%, то есть в этой части мы видим снижение трат, а не увеличение. Но я считаю, что нужно в разы увеличить размеры бюджетных гарантий, на несколько сотен миллиардов рублей.
Валютный контроль не сработает
– В качестве резерва, по крайней мере для стабилизации ситуации на валютном рынке, у вас есть еще меры валютного контроля…
– Мы не обсуждаем возможность введения валютного контроля. Кроме всего прочего его сложно администрировать. Другой вопрос, что нужно обеспечить баланс на валютном рынке. Он будет обеспечен, как только мы докажем, что механизмы поддержки банковской системы, умелое управление рублевой ликвидностью, предоставление валютной ликвидности работают. Мы будем доказывать участникам рынка, что поведение, при котором они сохраняют в виде краткосрочных валютных активов свою валютную выручку, а сами занимают на внутреннем рублевом рынке, нерационально. На ранней стадии этого процесса важна координация с участниками, объяснения ЦБ и правительства, почему экспортерам это выгодно. В какой-то момент необходимость в этих словесных интервенциях исчезнет.
– Вы сейчас имеете в виду рабочую группу Шувалова, которая контролирует реализацию валютной выручки экспортерами?
– Она не контролирует продажи валюты. Это просто средство коммуникации с держателями валютных активов. Разъяснения им ситуации.
– Мы видим с середины прошлой недели улучшение ситуации на валютном рынке. Это связано с работой группы?
– Скорее с той коммуникацией с экспортерами, которую провели президент и премьер.
– Между тем для крупнейших госкомпаний было сделано исключение. Им предписано к 1 марта иметь на счетах столько валюты, сколько было на первое октября…
– Да, это так. Но это право государства как собственника этих компаний. А как регулятор государство ни в коем случае не должно такого требовать.
– К какой величине нужно привести валютные активы этим компаниям к 1 марта?
– Это та величина, которую знает Банк России, тщательно отслеживающий все балансы.
– Международные рейтинговые агентства Moody’s и S&P не исключают снижение суверенного рейтинга России до «мусорного» уровня. Чем это грозит экономике?
– Действия международных рейтинговых агентств представляются нерациональными. В этом смысле важны дополнительные разъяснения, что ситуация управляемая. Есть реальные риски, прежде всего на валютном рынке. Но мне кажется, что отличительной чертой 2014–2015 годов от 2008 года является гораздо большая устойчивость бюджетной системы. Эффект плавающего курса позволяет автоматически балансировать рублевые доходы бюджета при ухудшении конъюнктуры рынка экспортных товаров. Краткосрочный внешний долг бизнеса меньше, чем тогда. Я надеюсь, будет принято решение не снижать инвестиционный рейтинг России.
– Но если оно все же будет принято…
– Конечно, оно будет иметь негативные последствия. Инвесткомпании и фонды изменят свою политику относительно хранения в своих портфелях активов, связанных с российской экономикой. В ряде соглашений по кредитам и облигационным займам встроены ковенанты, по которым в случае понижения инвестиционного рейтинга возможно предъявление требований к погашению раньше, чем это предусмотрено оригинальным графиком платежей. Ситуация неприятная, но мы понимаем потенциальный масштаб бедствий. Общая величина корпоративного долга – порядка $670 млрд, она серьезно сократилась за 2014 год. Сейчас корпоративный внешний долг меньше 35% ВВП. Это вполне комфортная ситуация. Краткосрочный долг гораздо меньше, чем был в 2008 году, достаточно комфортен и график платежей. Никакого резона прибегать к экстравагантным мерам нет.
Нужно возвращать доверие
– Из всего того, о чем мы говорим, вырисовывается некий план тактических действий. Но есть ощущение, что за всем этим кроется отсутствие стратегического плана развития – либерального, мобилизационного, какого-либо еще? Многие ждали разъяснений от президента в Послании Федеральному собранию, надеялись на слова о либеральном развороте, но этого не произошло…
– Вы сами говорите, что ручное управление – это плохо, и сами ждете, что вам предъявят элементы ручного управления. Что выйдет президент и скажет: «Die erste Kolonne marschiert, die zweite Kolonne marschiert». Согласитесь, что это неправильно. Мне кажется, что он дал понятный пас правительству, заявив о моратории на изменение налоговых условий, о риск-ориентированных проверках, о снижении административного давления на малый и средний бизнес, об амнистии капитала. С чем я соглашусь, так это с тем, что наши действия во многом реактивные. Изменилась ситуация на валютном рынке – мы так поступили, ковенанты сработают – вот так сделаем, цена пошла вниз – так среагируем. Мы, к сожалению, проактивную политику не ведем.
– А когда же будет внятная проактивная политика?
– Постараемся в ближайшее время. А что касается терминов – мобилизационной или либеральной она должна быть… Я считаю, что мобилизационная повестка неработающая. Сработают только стандартные меры, о которых мы, к сожалению, больше говорим, чем реализуем, по созданию комфортных условий для бизнеса, по обеспечению баланса на валютном и финансовом рынках.
– Можно ли достичь темпов роста экономики в 3%, о которых говорил президент в Послании?
– Президент говорил, что на этот уровень нужно выйти через два года. У нас в базовом прогнозе был заложен рост в 2,3% в 2016 году и 3% в 2017 году. Сейчас эти цифры придется, конечно, скорректировать, но я продолжаю считать, что это вполне реально. Наш потенциальный выпуск составляет порядка 2,5–3%. Он возможен без каких-либо прорывов по законодательной базе или либеральной революции.
– Раньше, когда говорили о мерах либерализации экономики, говорили о приватизации госсобственности...
– Весь план приватизации на 2015 год – порядка 160 млрд руб., которые запланированы в бюджете. Риск, что эта сумма не будет получена, конечно, есть, но, согласитесь, это небольшая величина.
– Будете приватизировать «Башнефть»?
– Пока рано говорить о сроках плана, но принципиально мы считаем, что этот актив должен быть включен в план приватизации. Когда это произойдет, сейчас сказать сложно, государство еще толком не вошло в свои права собственника с точки зрения участия в совете директоров, проработки баланса компании, бизнес-плана и т.д.
– Вы поедете на форум в Давос?
– Да.
– С чем?
– Буду говорить о необходимости восстановления торговых и инвестиционных отношений. Но для меня важно не только выступление с трибун. Акцент я сделаю на двусторонних встречах. У меня их будет много – с представителями правительств и бизнеса. Доверие нужно возвращать – это самое важное.
