Андрей Костин — РБК: «Нам нужна широкая приватизация»

Глава ВТБ Андрей Костин (Фото: Екатерина Кузьмина / РБК)

«Российские активы привлекают иностранных инвесторов»

— Главная тема этого года — приватизация пакета ВТБ. За сколько и когда?

— Ни по первому, ни по второму вопросу нельзя дать точного ответа. Приватизация банка ВТБ крайне затруднена в сегодняшних условиях. Главным образом из-за санкций, которые наложены в том числе и на банк. Даже при размещении российских еврооблигаций, где речь не шла о санкционных действиях, все равно было огромное давление. Вы знаете, что Euroclear (международная расчетная система. — РБК) отказалась участвовать. Сейчас мы работаем с рынком и видим, что те же самые опасения возникнут у инвесторов и при приватизации. Кроме того, постоянно выходят новые комментарии со стороны Госдепа США о том, что инвесторы могут понести не только репутационные потери, но и финансовые. Инвестор запуган. И хотя российские активы привлекают иностранных инвесторов, по моему мнению, это будет довольно непростая сделка. Хотя не мы продавцы и андеррайтеры, я вижу продажу пакета ВТБ в перспективе не только этого, но, возможно, и следующего года.

Кроме того, на мой взгляд, не стоит преувеличивать значение приватизации пакета ВТБ. Продажа 10% акций по сути ничего не меняет в банке, потому что ВТБ уже акционирован, а его акции котируются на Лондонской и Московской фондовых биржах. 40% акций банка уже находится у инвесторов, многие из которых иностранные. Есть и крупные инвесторы, как, к примеру, нефтяной фонд Азербайджана или Катара. Поэтому мы смотрим на приватизацию пакета ВТБ больше как на некую фискальную сделку: государству требуются дополнительные ресурсы, и поэтому оно продает. Но на управление, транспарентность или деятельность банка это по большому счету никак не повлияет.

— Я правильно понимаю, что снятие санкций даст шанс нормально провести приватизацию?

— Я не говорю, что нельзя продать без этого, но, конечно, при снятии санкций эта задача решалась бы легко. Группа ВТБ с 2007 года — когда начала приватизацию — абсолютно рыночными сделками привлекла $14 млрд. Мы знаем, как это делать. Но, к сожалению, сейчас другие условия и обстоятельства, которые реально создают очень серьезные проблемы.

— Вы к тому же являетесь организатором другой сделки — по продаже пакета акций «Башнефти». В этой сделке вы ощущаете давление на инвесторов? Инвесторы уже выдвигали специальные условия?

— Постановление о назначении нас агентами было подписано на днях. До этого мы фактически не могли приступить к работе, поэтому только сейчас мы начинаем изучать компанию. Я думаю, что здесь особых проблем не будет. Интерес большой, в том числе со стороны российских участников рынка и стратегических инвесторов, которые уже находятся в этом бизнесе. И эту сделку, на мой взгляд, действительно можно назвать приватизацией. Будучи сейчас полностью государственной, компания становится частной (в отличие от сделки ВТБ, где характер собственности не меняется от продажи миноритарного пакета). Поэтому, я уверен, к приватизации «Башнефти» интерес будет. Предстоит большая техническая работа: надо посмотреть, что происходит в компании, что с ней случалось, какие у нее реальные итоги деятельности. Но думаю, такая сделка может быть завершена до конца года.

А.Костин: Пакет акций ВТБ может быть приватизирован в 2016-2017 годах

(Видео: Телеканал РБК)

— Как думаете, сюрпризы будут? Сейчас говорят о ЛУКОЙЛе как потенциальном покупателе. Вы думаете, что могут быть еще инвесторы?

— Я думаю, что список участников может быть намного более широким, потому что компания перспективная и интересная. Не так много нефтяных компаний в России полностью приватизируется. Думаю, что даже при нынешнем уровне цен на нефть сделка вызовет большой интерес.

«Иностранные банки заставляют и Сбербанк и ВТБ бежать быстрее»

— Вы ранее говорили, что сейчас только начало приватизации, а в будущем она станет масштабной. Почему вы так думаете?

— Мне кажется, если мы начинаем разговор о серьезных структурных изменениях и о том, что нужно уйти от сырьевой направленности нашей экономики, то нам, конечно, нужна будет широкая приватизация. За последние годы, начиная с кризиса 2008–2009 годов, в России сильно возросла роль государства. Она возросла не из-за идеологического вектора, а просто в силу того, что частные компании слабли, а государство помогало: иногда давало капитал, гарантии и др. Сейчас, мне кажется, настала пора снизить роль государства. Конечно, есть отрасли, к примеру оборонная промышленность, ядерная энергетика, в которых, на мой взгляд, должна оставаться государственная собственность. Но огосударствление других отраслей — той же фармацевтики — неправильно. Если мы хотим реально создать хороший рынок, конкуренцию, то нам предстоит широкая приватизация. И, судя по всему, правительство в этом направлении готово двигаться.

— Вы назвали фармацевтику. Какие еще отрасли могут быть перспективными?

— Я думаю, что это машиностроение, приборостроение, потому что нам нужно ликвидировать здесь разрыв (с другими странами. — РБК). На форуме президент говорил о том, что санкции в определенной степени нам помогают. Но если вы приедете сегодня на любое передовое предприятие, производящее машиностроительную продукцию, то увидите, что практически все оборудование импортное. Если мы говорим о необходимости создания другой российской экономики, основанной на передовых технологиях, то мы должны научиться эти передовые технологии развивать и использовать. И в том числе использовать их в таких отраслях, как приборостроение, станкостроение и даже в той же нефтяной промышленности, Сейчас, к сожалению, все цифровое обеспечение тех же буров — американское.

— Как насчет «Роснефти» и банковского сектора? Сбербанк, например, может быть подвергнут масштабной приватизации?

— Я считаю, что это абсолютно не страшно и что можно это делать. Есть даже более существенный вопрос — вопрос монополии. Монополия, будь она частная или государственная, плоха и плохо влияет на экономику и бизнес. Если государственный или частный​ банк имеет долю в 50% рынка, то это плохо, на мой взгляд. Нужно каким-то образом диверсифицировать, так же как и во всех других отраслях промышленности. На мой взгляд, это даже важнее, чем приватизация.

— Вы сторонник дробления Сбербанка?

— Нет, ни в коем случае. Я никогда не замахивался на дробление Сбербанка, эту тему прошли еще в 90-е годы. Но я думаю, что конкуренция будет развиваться. Если геополитическая ситуация улучшится, то, может быть, начнут наращивать темпы иностранные банки. Сегодня они существенно снизили свою активность в России, но, наверное, руководители этих банков хотели бы вернуться. Я думаю, что когда-нибудь это произойдет. Это высокотехнологичные иностранные банки, они заставляют и Сбербанк и ВТБ бежать быстрее и стремиться к улучшению своей работы.

Глава ВТБ Андрей Костин

(Фото: Екатерина Кузьмина/РБК)

— Сбербанк очень много вкладывает в развитие IT-технологий. А что делает ВТБ на этом поприще?

— ВТБ проводит примерно аналогичные инвестиции. Мы все понимаем, что банковское дело все больше переходит в сферу высоких технологий и бесконтактных операций. Но я не совсем согласен со своими коллегами. Господин Хасис (Лев Хасис, первый зампред правления Сбербанка. — РБК) недавно заявил, что Сбербанк — это уже не банк, а высокотехнологическая компания. Я так не считаю, и я такого будущего для ВТБ не вижу. Я вижу будущее ВТБ как высокотехнологичного банка.

— В чем отличия?

— Я считаю, что банковское обслуживание стоит впереди, а технологии — это только средство решения тех или иных задач. Человек все равно будет хотеть разместить деньги и получить расчетные средства. Но он может прийти и получить рубли в окошке, а может использовать интернет или мобильный телефон для этого. Форма меняется, но по сути все равно это банковская деятельность.

В будущем банкинг будет более технологичным. Наверное, не в ближайшие два-три года, но, может быть, через десять лет эти технологии будут внедряться. И, кстати, мы на это нацелены. Допустим, наш новый проект «Почта Банк» нацелен на клиентов с невысокими доходами, но это не значит, что он будет абсолютно отсталый. Наоборот, мы планируем на базе современных технологий, которые существовали в Лето Банке, создать банк для молодых современных людей.

— Вы затронули тему евробондов. Был слух, что иностранных инвесторов как таковых и не было, что ВТБ осуществил покупку евробондов через свои зарубежные дочки.

— Нет, это совершенная неправда. Действительно, объем иностранных заявок резко сократился после того, как Euroclear отказался участвовать. Это объяснимо: многие инвестиционные фонды не могут вкладывать средства по-другому. По воле Министерства финансов мы вынуждены были отказывать по заявкам нашим клиентам и крупным российским банкам. Это были очень большие заявки, то есть продать $3–5 млрд вполне было возможно. Но Министерство финансов хотело привлечь именно средства внешних инвесторов, то есть те, которые на российский рынок иначе не попадут. Но это не значит, что российские компании не могли зайти через свои офшоры.

Это была абсолютно честная сделка, и спрос со стороны иностранных инвесторов мог бы быть еще больше, если бы не такая политика прямого давления со стороны политических структур. Получить купон 4,75% в долларах в условиях, когда в мире размещаются облигации с отрицательной доходностью, — это большое инвесторское счастье.

«Никаких беззалоговых кредитов банк не давал»

— Про зарубежные активы. Вы собираетесь продавать сербский бизнес?

— Он настолько незначительный. Там, по-моему, капитал составляет менее €10 млн, поэтому это просто такая расчистка. Мы его сразу хотели продать, но была просьба руководства Сербии. На самом деле, достаточно трудно найти бизнес для этого банка, поэтому мы, скорее всего, его продадим. Я считаю, что если бизнес не работает, не дает нужную доходность, то его нужно закрывать. Но он абсолютно не материален для бизнеса ВТБ.

— Украинские активы будете продавать?

— С украинским банком ситуация следующая. Есть две причины, по которым мы сейчас занимаем осторожную позицию. Первая — потому что не так просто найти хорошего покупателя по условиям, которые нас бы устраивали. Во-вторых, потому что ситуация в экономике Украины стала исправляться, спрос на кредиты немножко вырос. Мы видим, что и компании и население стали лучше работать с банками. Поэтому мы считаем, что больших дополнительных убытков мы, наверное, сейчас не возьмем. Наша позиция на сегодня такова: мы продолжаем работать как обычно. Своим клиентам мы хотели бы сказать, что пока никуда не уходим. Если будет надежный и интересный новый акционер, то будем это рассматривать. Сегодня никакой сделки нет. Мы, конечно, банк этот не бросим, и у нас не будет ни обманутых вкладчиков, ни обманутых клиентов — это абсолютно точно.

— Как чувствует себя ваш банк на Кипре? Особенно после всех скандалов, которые случились, не возникло ли там проблем с бизнесом?

— Мы не владеем сегодня контрольным пакетом Кипрского банка, наша доля составляет порядка 45%. Скандал абсолютно надуманный. ЦБ Кипра и Европейский ЦБ проводили необходимые проверки, они запрашивали материалы, никаких претензий быть не могло. Вот мы говорим «панамские бумаги», на самом деле никто эти бумаги не видел​ как таковые, а интерпретации, которые давались в прессе, совершенно не соответствуют действительности. И, наверное, не могут быть действительностью, потому что люди, которые комментировали их, сами не видели банковские документы. Другое дело, что банк никогда не будет на этом уровне спорить с прессой. Потому что для того, чтобы доказать свою правоту, нужно показывать банковские документы. И, конечно, мы никогда этого делать не будем, потому что есть интересы клиента. Там были перепутаны и банки, и люди, и компании, и фамилии, и так далее. Никаких беззалоговых кредитов банк не давал. Все кредиты, которые давались, вернулись. Ни одного кредита мы не давали ни человеку по фамилии Ролдугин, ни его компании. Поэтому мы считаем, что эта тема закрыта для нас.

Будут ли какие-то попытки нанести ущерб нашим банкам за рубежом? Может быть, и будут. Я не исключаю, потому что мы видим довольно жесткие подходы к нашим финансовым институтам. Вообще вся эта ситуация, санкции и прочее имеют какую-то цель. Но банк работает, соблюдая все абсолютно правила, которые существуют в рамках ЕС, а не только Кипра. И мы сегодня проблем не видим.