Замглавы Минпромторга — РБК: «Импортозамещение не будет принудительным»

Первый замглавы Минпромторга Глеб Никитин (Фото: Екатерина Кузьмина / РБК)

​«Льготы для ввоза комплектующих — антиимпортозамещение»

— Сейчас в правительстве продолжается разработка мер по поддержке импортозамещения в России. Что все-таки будет лежать в основе этого процесса — трансферт технологий, новые научно-исследовательские проекты или реанимированные разработки советских НИИ?

— Вопрос, конечно, сложный и философский. Многие по-разному понимают действительно, что такое импортозамещение. Любая из отраслей промышленности имеет свою специфику. Каждая позиция отраслевого плана импортозамещения по-своему уникальна, поэтому и подходы будут разные. В одних проектах, например, более эффективно использовать импорт технологий, в других — проведение НИОКР [научно-исследовательских и опытно-конструкторских разработок] с учетом технологического задела и опыта, полученного в СССР. Есть еще сложности из-за того, что все по-разному понимают, что такое импортозамещение. Поэтому мы к очередному заседанию Госсовета совместно с нашими коллегами из регионов готовим специальный доклад на эту тему.

— Мы знакомы с первоначальной версией этого доклада. Из нее не очень понятно, какую цель мы преследуем в импортозамещении.

— Сейчас доклад находится на более продвинутой стадии. Главное, что нужно понимать: импортозамещение — это не политика. Этот процесс может происходить на абсолютно спонтанных основаниях, в том числе экономических, в связи с ростом цен на импорт и снижением цен на отечественную продукцию.

Например, в прошлом году девальвация рубля создала экономические предпосылки для импортозамещения, поэтому этот процесс начался сам по себе, без указки сверху. Но если сейчас курс рубля достигнет, скажем, прошлогоднего уровня, это, мягко говоря, не пойдет на пользу импортозамещению. Многие компании, которые уже вошли в проекты импортозамещения, ориентировались на изменившийся курс национальной валюты.

Хочу подчеркнуть, что мы вовсе не собираемся принудительно заставлять производителей и потребителей заниматься импортозамещением. Наши задачи — стимулировать развитие национальной промышленности и расширять сбыт российской продукции.

— Какие меры господдержки тут возможны?

— Таких мер несколько, например специальный инвестиционный контракт. Мы изначально предполагали, что этот инструмент заинтересует отечественных инвесторов, которые с его помощью смогут создавать производство не с нуля, а имея определенный задел, но он будет использоваться также для локализации и трансфера технологий.

Интерес уже проявляют иностранные компании, в том числе из стран, поддерживающих экономические санкции против России, то есть это некий аналог соглашения о промсборке. Но когда появился интерес компаний к применению инвестиционного контракта, практически во всех сферах возник методологический вопрос: «Что есть российский продукт, а что — его аналог?» Для ответа на него можно было ориентироваться либо на соглашение стран СНГ о порядке определения страны происхождения того или иного изделия, либо на работу комиссий, уполномоченных принимать соответствующие решения.

Сейчас завершается работа над проектом постановления правительства, которое четко разграничивает и регламентирует оба этих термина. Этот эпохальный документ в идеале должен быть выпущен до конца июня.

— Какое решение вы предлагаете?

— Это документ с 13 отраслевыми приложениями, в каждом из которых приводится свод критериев для отнесения продукта к российскому. Критерии учитывают конкретные технологические операции и особенности соответствующих отраслей.

Важно, что документ позволит скорректировать перечень технологического оборудования, в том числе комплектующих и запчастей, аналоги которого не производятся в России и ввоз которого не облагается НДС. По сути, этот перечень — антиимпортозамещение, поскольку по целому ряду продуктов снижаются стимулы для организации их производства в стране. Но полностью отказываться от него тоже нельзя, так как ряд технологий и оборудования пока не производится в России. Поэтому мы будем лишь стараться корректировать этот перечень, чтобы те, кто инвестирует в модернизацию, имели возможность ввозить современное оборудование иностранного производства.

Мы все равно советуем российским компаниям-производителям самим внимательно следить за изменениями в перечне и оспаривать нахождение того или иного зарубежного оборудования в нем, если в России его аналог уже поставили на серийное производство и это подтверждено актом проведенной экспертизы.

— За какими отраслями в рамках импортозамещения будет закреплен приоритет?

— Первая задача, с которой мы столкнулись, — это именно приоритеты. Мы пришли к выводу, что приоритет должен отдаваться не отраслям, а проектам. Проект критичен в том случае, если имеется высокий уровень импортозависимости; монополизирован или олигополизирован на внешних рынках, особенно когда речь идет о странах, поддержавших применение экономических санкций в отношении России; если продукт достаточно капиталоемок и сложен в освоении.

Пользуясь этими критериями, мы вынуждены были констатировать, что в большинстве отраслей такие продукты есть. Исходя из приоритетности было разработано и утверждено 20 отраслевых планов по импортозамещению в промышленности. В них закреплены целевые ориентиры до 2020 года. Мы отдавали предпочтение конкретным позициям и технологическим направлениям, по которым будет оказана господдержка, — сейчас их 2255.

«Мы получили порядка 800 заявок на общую сумму 280 млрд руб.»

— В какую сумму импортозамещение в целом обойдется государству? На что в первую очередь будут расходоваться средства из бюджета?

— По предварительной оценке, предприятия готовы вложить до 1,9 трлн руб. собственных и заемных средств. Бюджетная потребность может составить до 600 млрд руб. Эти данные носят аналитический характер. Конкретные суммы будут определены по мере реализации проектов.

Госсредства будут направлены на комплекс мер поддержки — субсидирование процентных ставок по кредитам на пополнение оборотных средств, реализацию новых комплексных инвестиционных проектов и проведение НИОКР, компенсацию затрат на реализацию пилотных проектов в области инжиниринга и промышленного дизайна.

— Что Минпромторг намерен предложить компаниям, чтобы они охотнее реализовывали программы импортозамещения?

— В наших силах повлиять на спрос, в первую очередь через госзакупки. Это то, что поддается управлению в наибольшей степени. Для этого мы подготовили ряд изменений в федеральный закон о госзакупках №44. Мы уже согласовали эти изменения с Минэкономразвития, и сейчас проект будет выноситься на рассмотрение в Госдуме.

Кроме этого мы готовы внедрить практику размещения заказа у единственного поставщика, если исполнителем такого заказа является участник специнвестконтракта, о котором я уже упоминал.

— Но ведь механизм специальных инвестконтрактов так и не заработал.

— Специнвестконтракт предусмотрен федеральным законом о промполитике, который вступает в силу только с 1 июля. Чтобы такие контракты стало возможно заключать, нужно будет сначала издать подзаконный акт о порядке их заключения.

Вообще, принятие этого федерального закона потребовало корректировки ряда подзаконных нормативных актов федерального уровня и адаптации их к региональному законодательству. Сейчас его базовые положения уже внедрены в региональное законодательство в 40 регионах из 85. К тому же мы должны создавать дополнительные стимулы для заключения контрактов вроде предусмотренной сейчас «дедушкиной оговорки» [гарантии инвесторам о неизменности условий контракта на время всего периода реализации соответствующего проекта].

Например, сейчас мы с Минфином прорабатываем механизм ускоренной амортизации в отношении оборудования, которое произведено в соответствии со специальным инвестиционным контрактом. Работать это будет так: если компания покупает оборудование у стороны специнвестконтракта, она может применить к нему коэффициент 2.

Еще одна мера — предоставление субъектам РФ права снижать ставку налога на прибыль до 10% по проектам-гринфилдам. Эта льгота уже применяется в пределах капитальных затрат на бессрочный период, но мы предлагаем доработать этот механизм, чтобы была возможность снижать порог налога на прибыль до 5% на период до 2025 года. Сейчас идет завершающее обсуждение этой инициативы с Минфином.

Важно учитывать и ставки по привлекаемым средствам. Для их снижения у нас есть два инструмента: Фонд развития промышленности и субсидирование процентных ставок по комплексным инвестиционным проектам.

— Но помощь предполагалась только совсем недорогим комплексным инвестпроектам…

—Сейчас мы подняли лимит с 2 млрд до 5 млрд руб., чтобы под действие программы подпадали не только мелкие, но и средние проекты. Что касается проектного финансирования, то там уже большие проекты — до 20 млрд руб. Но этот инструмент не очень активно пользуется банками для поддержки финансирования промышленных проектов.

Банки предпочитают менее рискованные и более маржинальные секторы. В первую очередь это телекоммуникации, жилищное строительство, сельское хозяйство, даже некоторые транспортные и энергетические проекты. Хотя нам бы хотелось, чтобы инструменты доступного финансирования были более сфокусированы на базовых отраслях промышленности.

— Сколько на сегодня заявок поступило в Фонд развития промышленности?

— Сейчас нам уже поступило порядка 800 заявок на общую сумму 280 млрд руб.

— А объем фонда — всего 20 млрд рублей. Что с этим делать?

— Просто качественно анализировать проекты всех претендентов. Пока из них мы не отобрали для поддержки на имеющиеся 20 млрд руб. проекты, которые прошли бы все этапы и горнило экспертизы, так что еще рано говорить о том, что денег не хватает. Вот когда экспертный совет распределит весь объем предусмотренных средств, а у нас еще останутся приоритетные и экономически выгодные проекты, тогда можно будет вернуться к этому вопросу и искать его решение.

— Минпромторг не планирует увеличивать ресурсы фонда в 2016 году?

— У нас есть средства на 2016 год, хотя и небольшие, и пока о дополнительной потребности мы заявлять не собираемся. Сначала завершим работу с тем объемом средств, который у нас есть, оценим первые итоги проектов, которые получили господдержку, а потом уже будем думать, какой объем дополнительных средств необходимо запрашивать у правительства на следующий период.

— В основном какие проекты претендуют на поддержку?

— В основном поступающие в фонд заявки — это не пустые необоснованные «хотелки». Мы сразу четко дали понять, что проекты, поддерживаемые фондом, не должны являться экспериментом для компании-претендента. Это должно быть инвестиционно привлекательное решение, чтобы заинтересовать частных инвесторов и коммерческие банки.

Еще у нас порядка 160 заявок по комплексным инвестпроектам. А по проектному финансированию механизм немного иной: там заявки на рассмотрение комиссии предлагают банки. Поэтому если банк не заинтересовался проектом, то он до стадии рассмотрения не доходит.

Мы по собственной инициативе проанализировали, сколько у банков на рассмотрении находится промышленных проектов, которые хотели бы получить поддержку. Получилось около 150. Они пытаются пробиться сквозь банковский фильтр и попасть на рассмотрение комиссии.

«Многие иностранцы начинают переговоры о локализации»

— Вы считаете, что иностранные компании с учетом тяжелой геополитической обстановки пойдут на то, чтобы передавать сюда конструкторскую документацию и создавать здесь центры разработок?

— Как ни странно, но именно текущая конъюнктура этому способствует. Ряд компаний уже сталкивается с невозможностью получения разрешений на вывоз определенных продуктов у своих экспортных агентств, и права на технологии завязаны на головные структуры.

Когда конструкторская документация принадлежит российскому юрлицу, к примеру совместному предприятию, то соответствующее разрешение получать не надо. Лицензируемая технология находится здесь, поэтому разрешения уже не требуется. Неудивительно, что многие компании уже начинают переговоры о локализации своего производства у нас в стране.

— Кто, например?

— Schneider Electric, например. Есть потенциальные исполнители — Hyundai, Toshiba, много иностранных компаний.

— То есть они согласны передавать сюда технологии?

— Они заинтересованы в том, чтобы организовывать производство с локализацией, в том числе технологий.

— А по комплектующим какой-то барьер предусмотрен, как в автомобильном секторе?

— Безусловно. Есть этапность локализации в зависимости от готовности отдельных отраслей. В дальнейшем еще будет уточняться, насколько продукт должен состоять из российских составляющих, чтобы они могли считаться российскими. К примеру, для признания лекарства российским оно должно быть произведено из российской субстанции, а морское судно, к примеру, должно быть оснащено только российскими двигателями, и так далее.

— Каким должен быть минимальный уровень локализации, чтобы продукт был признан российским?

— Немного неверная постановка вопроса. Процентная доля — всего лишь один из критериев, который сформулировать легче всего. Сейчас это не менее 50%. И, если честно, ее легко симулировать через занижение таможенной стоимости, завышение накладных расходов и трат на закупки комплектующих в стране. В итоге у нас появился бы «российский продукт», который на самом деле таковым не является.

Поэтому мы сейчас работаем над комплексом условий и критериев, которые бы задавали нам более объективные и адекватные ориентиры для определения истинного происхождения произведенного продукта или изделия.

— По опыту автомобильной промышленности можно судить, что планы по локализации не реализовались. Вы не боитесь, что это повторится вообще со всем процессом импортозамещения?

— Я не сторонник огульных заявлений. И я считаю, что наши планы в автопроме реализовались, хотя и в меньшей степени, чем мы ожидали. Причина простая: соглашения о промсборке заключались с намерением привлечь как можно большее количество производителей, но в силу переоценки собственной доли каждого отдельного производителя общая совокупная емкость российского рынка по всем этим соглашениям, к сожалению, превысила реальную.

Если бы соглашения ориентировались не только на российский рынок, но и на модельный ряд, а количество производителей, с которыми мы заключаем соглашения, при этом было меньше, риск пересмотра планов был бы ощутимо меньше.

Мы теперь будем стараться объективно оценивать реальность, качественнее готовить новые бизнес-планы, стараясь более реалистично формулировать соответствующие условия, в частности в специальных инвестконтрактах. Но даже в этом случае нельзя гарантировать, что снова не будет отклонений от планов.

— Вы считаете, что основной приток инвестиций и технологий произойдет именно со стороны иностранных компаний?

— Я так совсем не считаю, хотя это самый актуальный вопрос на сегодня. Просто с началом процессов импортозамещения многие стали нас упрекать, что теперь Россия на трансфер технологий не ориентируется и на иностранных инвесторов не рассчитывает. Уверяю вас, что это не так. У нас есть и будут проекты, связанные с трансфером технологий. Но большую часть проектов все же составляют российские, что вполне логично.

— Товары из Белоруссии, Казахстана и Армении считаются конкурентами российским товарам?

— Мы полагаем, что надо вести речь о продукции Евразийского экономического союза, ЕАЭС. Упомянутые вами страны не рассматривают друг друга как конкуренты. Участие России в этом союзе абсолютно сочетается с нашими планами по импортозамещению.

Мы будем руководствоваться новыми правилами применения антидемпинговых процедур в рамках союза, которые вступили в силу с 1 января 2015 года.

Государства — члены ЕАЭС в отношении друг друга не применяют ввозные и вывозные таможенные пошлины, иные налоги и сборы, меры нетарифного регулирования, специальные защитные, антидемпинговые и компенсационные меры. В перспективе эта позиция позволит каждой из стран иметь свое конкурентное преимущество в определенных областях.

Чтобы быть российским продуктом, нужно, чтобы комплектующие были из стран ЕАЭС, в том числе из России.

— Что будет с импортерами? Их положение на нашем рынке ухудшится?

— Импортеры имеют возможность адаптироваться к новым реалиям. Дистрибьюторы имеют право перестроиться на поставки российской продукции постепенно. Мы с ними ничего не планируем делать. Но они вынуждены будут сами что-то предпринять, чтобы спасти свой бизнес и себя.

— Проекты, которые государство отберет для поддержки, будут оцениваться в том числе и с точки зрения экспортного потенциала?

— Мы исходим из того, что продукт должен быть конкурентоспособным. Но отсутствие планов на его поставку за границу и опыта работы на экспорт не должны становиться причиной отказа в государственной поддержке.