Посол Франции — РБК: «Мы считаем, что Россия находится в Европе»
— Как вы оцениваете ситуацию на юго-востоке Украины, есть ли опасность возобновления активных боевых действий с обеих сторон?
— Мы надеемся, что нет, разумеется. Именно поэтому Франция и проявила такую активность после того, как мы создали «нормандский формат» при участии канцлера Германии. Франция находится в центре дипломатического процесса вместе с президентом Владимиром Путиным и президентом Петром Порошенко для того, чтобы война прекратилась и чтобы обязательства, взятые на себя всеми сторонами согласно минским договоренностям, были выполнены в полной мере и без задержек, то есть до конца 2015 года.
Сейчас ведутся переговоры под эгидой ОБСЕ в Минске, в которых участвуют представители киевских властей и сепаратистов. Прогресс наблюдается, прогресс медленный, но реальный.
— На Украине в последнее время появляются публикации, в которых утверждается, что судьбу страны пытаются решить за ее спиной. Так ли это?
— Я не знаю, где вы это услышали, но это совершенно ошибочно. Мы постоянно общаемся с украинцами. И представители украинского правительства в ежедневном режиме участвуют в деятельности рабочих групп, так что я совершенно не знаю, кто вам это сказал, но это точно не соответствует реальности.
— Во время состоявшегося 17 июля телефонного разговора в «нормандском формате» президент Путин опять говорил о необходимости налаживания прямого диалога Киева с представителями Донецка и Луганска. Поддерживает ли Франция эту позицию?
— Эти прямые переговоры ведутся в рамках четырех рабочих групп (в Минске, под эгидой ОБСЕ), которые работают еженедельно по вопросам безопасности, политики, гуманитарным и экономическим вопросам. И даже в Трехсторонней контактной группе, которая теоретически включает только Россию, Украину и ОБСЕ, украинцы согласились, чтобы представители Донецка и Луганска участвовали в ее работе. Так что то, что иногда слышно на российском телевидении, не соответствует действительности. Те, кто сегодня критикует формат переговоров, это те, кто не желает приступить к серьезным переговорам.
Я вам приведу конкретный пример: вчера [28 июля] в Минске собиралась группа по политическим вопросам. Украинцы представили проекты, касающиеся будущего децентрализации на юго-востоке Украины и подготовки проведения местных выборов. Все это было представлено на рассмотрение представителей Донецка и Луганска. Еще раз — переговоры имели место.
— Как вы думаете, получится у сторон договориться за оставшиеся шесть месяцев?
— Я дипломат, по определению и по выбору своему я оптимист. Думаю, было бы ошибочно верить, что можно продолжать затягивать процесс. Экономическое и гуманитарное положение в Донбассе плохое, экономическое и финансовое положение в Киеве плохое. Никто не заинтересован в том, чтобы конфликт затягивался.
— И какая из сторон сейчас затягивает конфликт?
— Проблема не в этом. Есть в России — стране, которую я люблю, — тенденция всегда выискивать виновных. Не в этом проблема. Ведутся переговоры, и необходимо, чтобы обе стороны договорились. Быть правым и проиграть — это не решение.
— Вторая распространенная претензия — что Донецк и Луганск не были приглашены к обсуждению поправок по изменению украинской Конституции. Справедлива ли она?
— Я только что сказал вам точно обратное. Украинский парламент одобрил первый вариант закона, мы поддержали этот факт, как шаг в нужном направлении. И мы считаем, что украинское правительство самостоятельно в своем выборе направления, в котором оно желает двигаться, но сейчас минские договоренности обязывают правительство в Киеве обсуждать текст закона. Теперь [Киев] должен вести переговоры с представителями Донбасса, чтобы найти компромисс, а не решать, кто из них прав, а кто — нет. Так что представители Донбасса не получат того, что они хотят. А представители Киева — того, чего хотят они. Им необходимо найти такое определение децентрализации, которое будет приемлемо для всех. Мы считаем, что это возможно.
— То есть проект Конституции, который Рада поддержала 16 июля, еще может быть изменен?
— Так я понял. И особенно в том, что касается особого положения Донбасса. В этом и есть вся цель переговоров. И в этом у нас нет разногласий с Россией. Почему мы и считаем положительным тот факт, что 28 июля украинское правительство представило первый вариант текста представителям Донбасса.
— Каких вопросов касается этот представленный Киевом документ?
— Того, как будет осуществляться конституционная реформа, и об особых полномочиях, которые должны будут быть предоставлены Донбассу в будущей Конституции. Иными словами, насколько я понимаю, у Украины есть общий проект конституционной реформы, который охватывает всю украинскую территорию, но предстоит особым образом обговорить те части реформы, которые касаются Донбасса. Это кажется логичным. Остается еще один важный момент — создание соответствующих правил и условий для проведения местных выборов по всей территории Украины и в частности в Донбассе. Эти выборы должны пройти в один единый день, мы считаем это необходимым, и обязательно под эгидой и контролем ОБСЕ. И это, между прочим, также находится в минских договоренностях.
— Также в минских договоренностях говорится о необходимости восстановления экономических связей между Киевом и регионом Донбасса. Есть ли здесь конкретные подвижки?
— Подвижки есть. Под председательством немецкого посла некоторая работа была уже сделана. Конкретно Киев и Донбасс прорабатывают три проекта. Первый — по восстановлению водоснабжения по всей восточной области, по восстановлению мостов и труб. Второй касается возобновления нормальных поставок угля из Донбасса на запад и электроэнергии с запада в Донбасс. Как вы знаете, уголь находится в Донбассе, а электростанции по большей части на западе. Наконец, мы работаем над проектом по организации передвижных банковских точек, что даст возможность украинским банкам восстановить финансовые потоки на востоке, в особенности для выплачивания зарплат и пенсий. Но в связи с этим есть некоторые проблемы безопасности. Они должны быть решены. Так что дело медленно, но продвигается. Это доказательство того, что представители Киева и Донбасса общаются.
— Уже известно, какие банки готовы на эту работу?
— Есть такие банки. В подробности давайте не вдаваться, я не посол на Украине, я посол в России.
«У нас особые отношения с Россией»
— В период украинского кризиса отношения России и Франции избежали радикального ухудшения. Как Парижу удается поддерживать дружеские отношения с Москвой?
— Во-первых, мир вообще очень разнообразен. Почему у России должны быть с Францией те же отношения, что и с Малайзией или Бразилией? Отношения России и Франции уже многовековые. Иногда они были непростыми. Были и случаи войн, но мы часто боролись вместе за свободу Европы, и Франция не забыла и не забывает тот вклад России в освобождение Европы и Франции в ходе двух мировых войн. Именно поэтому президент Республики пригласил президента Путина участвовать в памятных мероприятиях 6 июня 2014 года в Нормандии. И эта верность дружбе остается. Порой в России бывает такое представление, что из-за разногласий по одному вопросу мы должны быть врагами. В реальной жизни это не так. У нас очень близкие отношения в сфере экономики, политики, культуры. Например, в этом году мы отпраздновали наш национальный праздник 14 июля, открыв его для всех россиян, — на нашем мероприятии на «Флаконе» собралось 10 тыс. человек. Так что вы правы, у нас особые отношения с Россией, которые строятся на уважении, и когда мы согласны, и когда у нас бывают разногласия. Мы гордимся этим и очень этому рады.
— В России в последнее время наметилась тенденция к сворачиванию сотрудничества с западными странами в сфере науки и образования. Чувствуете ли вы давление со стороны российских властей?
— Я борюсь с этим. Мы считаем, что Россия находится в Европе, мы нуждаемся в России — для безопасности, для мира и для процветания Европы. И мы считаем, что Россия нуждается в Европе. Мы живем в эпоху глобализации, и если кто-то хочет навязать россиянам мысль о том, что весь мир прекрасен, за исключением Европы, это не имеет смысла. Европа дает 75% прямых иностранных инвестиций в Россию, Германия — первый коммерческий партнер, Франция — четвертый, Италия — пятый, Великобритания — шестой. Вас, несомненно, это заинтересует на фоне трудностей в Нижнем Новгороде (проректор ННГУ американец Кедрик Уайт был уволен после критического сюжета на телеканале «Россия 1»), так вот один россиянин занимает пост заместителя ректора французского университета в Гренобле. Он заместитель ректора университета Фурье, одного из самых крупных научных университетов Франции. И мы этому очень рады и надеемся, что он останется еще очень надолго, так как он многому нас учит. Страна, которая замыкается на себе, — это страна, которая обедняет себя.
— На сколько, по вашим данным, сократился торговый оборот между Россией и Францией?
— Приблизительно на 7%. Это много, но меньше, чем мы опасались в прошлом году. Но в то же время Франция стала четвертым инвестором в Россию. Вполне возможно, что наш товарооборот изменится по составу и содержанию. Это, несомненно, имеет отношение к санкциям и контрсанкциям. Но это также связано с экономической ситуацией в России: снижением стоимости нефти и существенным падением курса рубля, это делает импорт более дорогим. Наши инвесторы заинтересованы в локализации своей продукции в соответствии с планами российского правительства. Есть важные инвесторы, крупные французские компании, которые заинтересованы в том, чтобы инвестировать в Россию. Так что, на мой взгляд, это тенденция долгосрочного характера. Наши компании продолжают быть чрезвычайно заинтересованы в России, мы это видели недавно на экономическом форуме в Санкт-Петербурге, где присутствовало много французских бизнесменов. Были подписаны соглашения, другие соглашения будут подписаны. Danonе, Sanofi, Ipsen, Louis Dreyfus — все эти крупные международные компании в настоящий момент инвестируют в России.
— То есть даже в эпоху санкций можно расширять экономическое сотрудничество?
— Санкции направлены на те секторы и тех лиц, которые, на наш взгляд, связаны с политикой относительно Донбасса и Крыма, с которой мы не согласны. Речь не идет о санкциях в отношении россиян и России. И мы считаем, что кризис на Украине будет урегулирован, а Россия, разумеется, останется стратегическим партнером Франции.
— Российские политики часто утверждают, что впервые в истории бизнес был вынужден подчиниться политикам. И что со стороны политиков ЕС идет давление на бизнес.
— Я не знаю, что это означает. Мы являемся правовым государством. Никакого давления не оказывается на компании, кроме тех секторов, которые находятся под санкциями. В прошлом году я половину своего рабочего времени посвятил встречам с бизнесменами, компаниями и русскими менеджерами. Это доказательство того, что мы не оказываем давления на компании. Многие люди многое говорят, но многих просто не следует слушать.
— В последнее время часто говорится об уходе иностранных топ-менеджеров из России. Коснулось ли это французских бизнесменов в России?
— Со спадом экономики и в некоторых отраслях в связи с санкциями многие французские компании пытаются сократить свои затраты. Есть случаи, когда дорогостоящие сотрудники-экспаты были заменены российскими специалистами. Но не более того. Мы не зафиксировали закрытия французских компаний. Это доказательство того, что мы верим, что российская экономика выйдет из кризиса.
— Но все-таки сфера военных отношений пострадала от санкций.
— Да, она под санкциями.
— Действительно ли Россия и Франция уже согласовали документ по выходу из контракта по «Мистралям»?
— Как и все страны ЕС, мы приостановили военно-техническое сотрудничество с Россией по всем пунктам. И это будет продолжаться, пока идет кризис на Украине. В том, что касается «Мистралей», президент французской республики в начале недели сказал, что мы ведем переговоры с Россией об условиях расторжения контракта. Я подтверждаю вам, что мы очень близки к соглашению.
— Какие-то временные рамки можете очертить?
— Мы очень близки к соглашению.
— Вы упомянули санкции, которые были направлены против конкретных людей. Обращался ли кто-то из людей из этого списка к вам с тем, чтобы с них сняли санкции?
— Мы применяем санкции, и лица, которые подпадают под них, будь то россияне или украинцы, не получают виз, за исключением тех, кто отправляется на мероприятия международных организаций, имеющих штаб-квартиры во Франции, как ЮНЕСКО или Совет Европы. Отмены санкций пока не было, так что мы их применяем.
— Влияет ли на получение французской национальной или шенгенской визы факт работы в органах российской власти?
— Это российские власти пытаются мешать россиянам отправляться за границу. В 2014 году Франция выдала 300 тыс. виз россиянам. Всего 1% из тех, кто подал заявки, было отказано, почти всегда по процедурным причинам. Визы выдавались в среднем за три дня, 48% виз были сроком на год и более. Так что мы делаем все, чтобы продолжать привлекать российских туристов, путешественников и студентов.
— А в этом году какая динамика, учитывая экономический кризис в России? Меньше обращаться стали?
— Есть значительное снижение в сфере туризма, что связано с ограничениями, которые накладываются российским правительством на некоторые категории граждан, и падением курса рубля к евро. Вместе с французским агентством по туризму Atout France мы проведем кампании по привлечению российских туристов, которым будут предложены туры экономкласса. Спад, который можно связать с какими-то политическими причинами, составляет бесконечно малый процент.
— 14 сентября заработает новая биометрическая система выдачи шенгенских виз. Значит ли это, что те, кто сейчас подает заявление на визу, получат право въехать только на период своей поездки?
— До вступления в силу этой новой системы мы будем продолжать выдавать многократные долгосрочные визы так, как мы это делаем сейчас. Биометрия — на самом деле прогресс для туристов. Потому что информация, которая будет собрана при подаче заявки на биометрическую визу, будет действительна в течение 59 месяцев, то есть пяти лет. В первый раз нужно будет оставить свои отпечатки пальцев. К 14 сентября мы увеличим число визовых центров по России до 18, это прогресс. Во всех других странах мира, в том числе США, мы ввели сбор биометрических данных. Россия сейчас тоже вводит биометрию для своих виз. Так что это глобальная тенденция.
— Увеличилось ли за последний год число россиян, которые просят политического убежища или просто убежища?
— Насколько мне известно, нет. К тому же вам известно, что в соответствии с международными конвенциями по защите просителей убежища правительства обязуются не давать никаких официальных заявлений по этому поводу.
— В СМИ появляются сообщения о том, что Россия пытается оказать влияние на европейских политиков, сформировать некие «группы влияния», как пример приводят выделение кредита партии Марин Ле Пен.
— Да, €9 млн. Я не знаю, разрешено ли это в России, кстати. Если бы она была русской, она была бы воспринята как иностранный или нежелательный агент? Не знаю. Видимо, для некоторых нет единых критериев, когда речь идет о России и о других странах. Мы такого не практикуем. Единственное ограничение по финансированию политических партий — это пожертвования со стороны иностранных правительств. Здесь речь идет о ссуде и о банке. Даже если у нас есть свое мнение относительно независимости этого банка. Некоторые члены парламента были обеспокоены этой ситуацией и решили учредить парламентскую расследовательскую комиссию по этому вопросу. Но это внутреннее дело парламента.
— Видите ли вы угрозу европейскому единству в связи с активностью России?
— Нынешняя Европа сформировалась на базе общих ценностей: демократии, правового государства, защиты прав человека и борьбы со всеми формами дискриминации. Мы думаем, что демократия и свобода всегда сильнее всего остального. К сожалению, некоторые воспринимают это как слабость, но мы думаем, что это наша сила. Мы уверены в своей политической и культурной модели, и она нас объединяет. На этом пространстве каждый волен говорить, что хочет, при условии, что он будет уважать общие правила демократии, свободы слова и недискриминации. Мы не контролируем СМИ, мы не сажаем журналистов в тюрьмы. Есть границы, установленные парламентом и правосудием, но правительства в них не вмешиваются.
— На прошлой неделе несколько французских депутатов, вопреки позиции правительства, посетили Крым.
— Это демократия. Французское правительство высказало сожаление по поводу такого решения, которое мы считаем неуместным. Эти депутаты, как и российские комментаторы и мои российские друзья из Государственной думы, умолчали об одном важном факте. Вопрос не в том, чтобы знать, принадлежит ли Крым Украине или России. Вопрос в том, можно ли согласиться с тем, что Россия взяла Крым. Вы мне скажете, что был референдум. Да, после того, как везде были дислоцированы военные. Если нужно организовать референдум в Крыму, нужно, чтобы этим занялись сами крымчане, чтобы Россия и Украина между собой договорились. Что для европейцев является неприемлемым, так это аннексия и присоединение полуострова к России, и мы считаем, что это противоречит международному праву. Это наше мнение, в этом у нас разногласия с Россией, и мы свое мнение не поменяем. Я вам задам следующий вопрос: 600 тыс. крымских татар — они украинцы или россияне?
— Известно ли вам, будут ли визиты других парламентских делегаций в Москву?
— Речь шла о том, что в июне в Москве пройдет большая встреча парламентской комиссии, и председатель Госдумы Сергей Нарышкин говорил об этом со своим французским коллегой председателем Клодом Бартолоном. Но оказалось, что некоторые члены французской делегации включены в российский стоп-лист, так что совещание не состоялось. Если будет найдено решение этой проблемы, вполне возможно, осенью состоятся новые встречи. В первом полугодии 2015-го я принимал, кажется, четыре официальных делегации французских парламентариев из Сената и Национального собрания. То есть общение идет очень активно. Среди них был и президент Сената, который во Франции по протоколу является третьим лицом государства.
Жан-Морис Рипер родился 22 июня 1953 года. Окончил Парижский Институт политических исследований в 1973 году и Национальную школу администрации в 1980 году.
На дипломатической службе состоит с 1980 года. В разные годы работал генеральным консулом Франции в Лос-Анджелесе и послом в Греции.
С 2005 по 2007 год был постоянным представителем Франции при штаб-квартире ООН в Женеве, а с 2007-го в течение двух лет служил постоянным представителем Франции в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке. После чего состоял специальным посланником генерального секретаря ООН по делам помощи Пакистану.
Пост посла в России занимает с октября 2013 года. До этого с января 2012 по октябрь 2013 года был главой делегации Европейского союза в Турции.