Николай Буров — РБК: «Исаакий перестанет существовать в нынешнем виде»
— Каково ваше отношение к решению властей о передаче Исаакиевского собора РПЦ?
— Как дисциплинированный служащий, я должен относиться к этому хорошо, но я не могу этого делать, потому что продолжаю считать, что совершается ошибка.
— В администрации города нам сказали, что собор сохранит свои музейные функции. Как это может быть реализовано? И как будут разделены с РПЦ расходы и доходы?
— Не знаю. Я все понимал, когда музей сохранял богослужебные функции, меня не интересовали доходы прихода по одной простой причине — это не мое дело, и я закрывал глаза на все дополнительные расходы, связанные с богослужебной практикой.
Трудно сказать, как теперь будет осуществляться музейная работа и на каком уровне. Есть движение туристов, но оно точно не будет таким массовым, как ранее, ведь для того чтобы организовать эти потоки, нужны усилия многих людей.
Я не знаю, как будет устроена работа с инвалидами, уж назову своим именем, а это и слепые, и слабослышащие, и колясочники. Я не знаю, кто будет обслуживать тот итальянский лифт, который мы поставили, чтобы инвалид в коляске мог свободно подняться наверх, чтобы дети могли увидеть перед носом летающих птиц и Петербург с высоты птичьего полета. Да, какое-то время это будет работать, если найдутся хорошие грамотные специалисты, но ведь все это надо еще и оплачивать.
У музея почти за девять десятилетий его существования сложилась очень сложная система хозяйства. Такое непрофессиональное отношение к нему настораживает и пугает.
— Сколько примерно заработал музей в прошлом году и как распределялись эти средства?
— Заработали мы около 800 млн руб., потратили более 660 млн. На этот год мы заложили «в кубышку» почти 150 млн. Мы вынуждены это делать, потому что у нас есть здания по двум адресам: Думская, 2, и Большая Морская, 40, которые находятся в ненадлежащем состоянии, и на их ремонт музей собирался тратить собственные средства.
Реставрационные работы в прошлом году только в Исаакиевском соборе обошлись в 93 млн руб. Неотложные инженерные работы, в ходе которых были полностью заменены системы вентиляции, кондиционирования воздуха и соблюдения температурного режима, обошлись в сумму около 50 млн руб.
2016 год стал первым за последнее время, за который мы не повесили ни одного нового колокола в соборе. Это произошло по одной простой причине: там уже полностью заполнена колокольная линейка, в ней есть колокола, которые мы делали в кооперации с РЖД, есть там и вклад Сбербанка, но в основном это делалось на музейные средства.
— Собор практически никогда не принадлежал РПЦ.
— Он с момента постройки был государственной собственностью, ей он останется и завтра, и послезавтра, и в будущем году. Что бы ни случилось, он останется в государственной собственности, а это значит, что ответственность за сохранение, поддержание и реставрацию этого памятника будет лежать на государстве. Раньше эту работу мы выполняли музейными силами, сейчас, наверное, придется подыскивать какого-то другого ответственного.
Может, это будет городской комитет по охране памятников, тогда я их поздравлю с такой дополнительной нагрузкой. Может быть, это будет какой-то другой петербургский музей, хотя вряд ли кто-то такое осилит, потому что это будет очень тяжелая ноша. Возможно, это будет особая структура, которая будет организована уже новыми эксплуататорами здания.
Но здесь будет небольшая сложность, потому что неотъемлемой частью интерьеров и экстерьера Исаакиевского собора являются тысячи предметов, причисленных к Государственной музейной коллекции, Государственному музейному фонду, содержать и охранять которые могут только официальные государственные структуры.
— Музей остается в светском ведении. Как будет проходить работа по выполнению уже заключенных вами договоров в случае передачи собора РПЦ? Будет создано новое юрлицо, к которому перейдет вся документация?
— Это очень сложный вопрос. Дело в том, что наш музей фактически подлежит ликвидации. Как вы думаете его назвать? Государственный музей-памятник «Исаакиевский собор» при уходе Исаакиевского собора? Б. Исаакиевский собор? Такое уже было после революции: Б. Императорский Александрийский театр, Б. Императорский Мариинский театр. Слово «Б.» мне не нравится с некоторых пор, поэтому «Б.» мы не будем.
А вот переформатирование музея, перекладка бюджетных расходов на бюджет города — это неминуемо. Мы могли решать эти вопросы, но на любой другой площадке будет нужда в дотациях. Хотя это уже другой вопрос, который мало волнует новых пользователей, и правильно, что мало волнует. Мы же будем испытывать в основном романтические переживания за то, что происходит с нашим домом, которому многие сотрудники отдали многие десятилетия своей жизни.
— Я правильно понимаю, что как только собор передадут РПЦ, то вся команда, которая сейчас в нем работает, уйдет, и главные решения там будет принимать церковь?
— Не могу сказать с уверенностью, что произойдет. Точно знаю, что процесс передачи будет очень длительным. Озвученная дата, а назывался декабрь 2017 года — просто нереальная, потому что даже движение бумажек, которые определяют нахождение и ответственность за предметы Государственного музейного фонда России, определяется прежде всего в Москве, в Минкультуры. А с ним работать довольно сложно, потому что они очень въедливо, пристально работают, как и нужно работать с Государственным музейным фондом. Это кропотливая, долговременная работа, и здесь одним годом не обойтись.
До решения всех этих проблем музей точно должен работать в прежнем режиме. Так что мы будем здесь до последнего дня. Это неприлично — бросать и плеваться, мы не так воспитаны, поэтому будем работать до последнего дня. И когда он наступит, мы передадим ключ, и кому-то другому придется взять на себя ответственность за все, что внутри украшает этот музей.
Музей прекратит свое существование в нынешнем виде с передачей ключа РПЦ. Станет ли он тремя музейными площадками, останется ли один хромой музей, в любом случае, здесь понадобятся средства городского бюджета. Вполне возможно и дальнейшее дробление музея. Это уничтожение музея в том виде, в котором он развивался до нынешних времен.
— При принятии решения о передаче собора РПЦ власти города как-то с вами советовались?
— А кто я такой, чтобы со мной советоваться? У крестьян спрашивали, продавать их с деревенькой или нет? Я не слышал.
— Представители РПЦ с вами контактируют?
— У нас всегда были прекрасные отношения, но после смены руководства Санкт-Петербургской епархии они осложнились. Наверное, с той стороны считают, что я тому виной, но я так не думаю.
У меня очень хорошие отношения с большинством представителей нашего городского духовенства, я люблю этих людей, очень многих уважаю запредельно, но с кем-то из новой команды отношения не сложились. И не могут сложиться по определению.
— Зачем все-таки церковь требует передать ей собор? Ведь богослужения в нем и так ведутся.
— Откуда же я знаю? Этот вопрос надо адресовать церкви. Задайте ее представителям такой вопрос, они вам ответят. И я даже знаю, что ответят, но не буду за них говорить.
— Может ли музей лишиться статуса объекта Всемирного наследия ЮНЕСКО?
— Нет. Дело в том, что собор является неотъемлемой частью исторического центра Санкт-Петербурга, который весь является всемирным достоянием и находится в списке ЮНЕСКО. ЮНЕСКО на самом деле, я думаю, наплевать, какая здесь форма ведения хозяйства. Им важно, чтобы объект существовал в общепринятых канонах, а в том, что это произойдет, я не сомневаюсь.
— Депутаты заксобрания Петербурга говорили, что после такого решения губернатора Полтавченко необходимо добиваться его отставки. Если появится соответствующая петиция, будете ли вы ее подписывать?
— Нет. Я советник Полтавченко, я был его доверенным лицом и присягам не изменяю даже в случае таких сложных поступков.
Тематический проект о российской винодельческой культуре, вине и спиртных напитках
