Борисов — РБК: «Я не дипломат, я должен готовиться к худшему»

Юрий Борисов (Фото: Владислав Шатило / РБК)

— В начале ноября Владимир Путин подписал указ об увеличении числа вице-премьеров. Новым вице-премьером, курирующим ТЭК, стал Александр Новак. Было ли это неожиданностью для вас? Ведь буквально десятью месяцами ранее это направление отдали вам.

— Человек, выбравший путь чиновника, должен быть готов ко всему: изменению функционала, отставке, перемещению. В начале года, после формирования нового состава правительства, мне серьезно добавили функционала, объем работ катастрофически вырос. Промышленность в широком понимании — это большой кусок работы, где очень много проблем. А ТЭК для меня стал совсем новым направлением.

Три-четыре месяца я потратил на погружение в отрасль: энергетика, уголь, нефть, газ, нефтегазохимия. Рад, что мне была дана такая возможность, но назначение Новака стало для меня в какой-то степени облегчением, скрывать не буду. Даже скажу: я с удовлетворением эту новость воспринял.

Считаю, это правильный шаг. У нас с Александром Валентиновичем сложились очень хорошие отношения. Надеюсь, они сохранятся.

Это не означает, что я передал эстафетную палочку и забыл. Тематика ТЭКа и промышленности, особенно в период санкций и пандемии, тесно переплетена: это и импортозамещение, и квотирование закупок отечественной продукции... Мы будем вместе над этим работать.

— Вы уже обсуждали с Александром Новаком передачу дел?

— Буквально в первые дни. Он позвонил. Мы обговорили основные моменты будущего взаимодействия. У меня с ним прямая связь, работаем.

— Когда вам передавали ТЭК, вы понимали, что это временно?

— Честно скажу, даже не задумывался об этом. Да это и не принято. Ну что, я буду обсуждать решения президента? Надолго ли, Владимир Владимирович, вы меня сюда поставили? На месяц, на два? Сколько мне терпеть? Я просто получил функционал и постарался включить все резервы, чтобы его закрыть. Вот и все.

— Какие основные проблемы в ТЭКе вы выделили для себя за эти десять-одиннадцать месяцев?

— Основная проблема в том, что жить просто на экспорте сырья — а это серьезная доля наполнения нашего бюджета и валового продукта — нерационально в нынешнюю эпоху. Это показала и пандемия: упал спрос, упали цены на нефть. Пришлось прикладывать громадные усилия — тому же Александру Валентиновичу в рамках сделки ОПЕК, — чтобы сохранить наши интересы. И я для себя выстраивал работу так, чтобы сдвинуть структуру этой отрасли в переработку, увеличить добавочную стоимость. Это объективно выгоднее, чем просто торговать сырьем.

Сегодня доля нефтехимии в ВВП нашей страны — порядка 2%, в ведущих странах — значительно выше. У арабов, к примеру, около 4%.

— Какие итоги можете подвести относительно промышленности, которую вы по-прежнему курируете наравне с ОПК?

— Мы сделали все, чтобы открыть внутренний рынок отечественному производителю. Благодаря поддержке правительства (преференции по цене, второй и третий лишний и т.д.) доля российской продукции в государственных и корпоративных закупках выросла с 13,3% в 2019 году до 24,2% в 2020 году. За два года это порядка 10 трлн руб., которые остались в России.

Это данные автоматизированного контроля за государственными и корпоративными закупками через единую информационную систему Минфина. Она уже отлично работает и со следующего года станет основой мониторинга квотирования. Напомню, с 2021 года в государственных и корпоративных закупках будут установлены обязательные минимальные доли закупок товаров и услуг российского производства. Мы рассчитываем, что доля отечественной продукции в закупках вырастет еще более существенно.

Борисов — РБК: «Предписания по закупке отечественного оборудования будут»

Политика

Теперь о том, что касается оборонной промышленности. Три года назад Владимир Владимирович поставил вопрос о диверсификации ОПК: к 2025 году в гражданский сегмент должно уйти 30% оборонки, к 2030 году — 50%. Анализ стартовых позиций показал, что картина по отраслям очень пестрая. В авиации одна доля присутствия ОПК на гражданском рынке, в космосе — другая, в радиоэлектронном комплексе — третья. Попробуйте-ка перестроить экономику и технологическую цепочку, которые десятилетиями складывались и были заточены на обеспечение обороны и безопасности, и выйти с конкурентной продукцией на гражданский рынок. Там совершенно другие правила игры: вам не оплачивают НИОКР полным рублем, как при гособоронзаказе, не гарантируют рынки, то есть выкуп продукции в полном объеме. Сплошные риски. Конечно, это был серьезный вызов для ОПК. В 2019 году достигнут показатель 24,1% (при плановых 17% в 2020 году). По итогам 2020 года планируем довести выпуск гражданской продукции до 25,1%.

Нам удалось в целом улучшить финансовое положение оборонных предприятий, освободив их от безнадежных долгов. Напомню, ОПК был обременен старыми долгами, природа которых совершенно различна, они накопились еще с девяностых годов.

Юрий Борисов

(Фото: Владислав Шатило / РБК)

— Можете привести конкретные примеры?

В авиации был заключен контракт, а потом по каким-то причинам не состоялся. Что с этим делать? Деньги уже взяты и потрачены, а сбыта нет. Или другой пример: «Алмаз-Антей» уже на стадии реализации контракта по комплексам ПВО для Ирана, а тут против страны вводят санкции. Потом срываются поставки МиГов для Алжира.

Предприятия, обслуживая банковские кредиты, все равно должны выполнять поставленные президентом задачи. Поэтому они бегут сюда, в правительство: увеличивайте нам объемы на НИОКРы, давайте субсидии. Потому что собственные заработанные деньги уходят на обслуживание невозвратных банковских кредитов.

В процессе серьезного диалога с финансистами и банкирами мы пришли к пониманию, что нет другого пути, кроме как списание безнадежных долгов и реструктуризация проблемных — по льготной ставке на длительный срок. Решение, безусловно, революционное. На моей памяти это единственный случай, когда государство осознанно пошло на такие меры. Списано через докапитализацию предприятий 350 млрд руб. токсичных кредитов. Реструктурировано уже примерно на 260 млрд руб., и есть резерв еще на 150 млрд руб.

По предварительным оценкам, у предприятий ОПК ежегодно высвободится не менее 50 млрд руб., которые ранее они направляли на уплату процентов в банки. Теперь смогут инвестировать их в развитие.

— Пару лет назад вы говорили, что общий долг оборонных предприятий — 2 трлн руб. Он изменился?

— Сейчас я говорил о токсичных активах, которые никогда не будут возвращены. Это гораздо меньшая сумма. А объем привлекаемых предприятиями ОПК кредитных средств — около 3 трлн руб., эти деньги постоянно крутятся в предприятиях, и это нормально.

— По каким критериям определялось, кому списывать долги, а кому нет?

— Среди основных должников — ОАК, ОСК, Уралвагонзавод (УВЗ), ГК «НПЦ им. М.В. Хруничева» и РКК «Энергия». Критерии чисто экономические. Если долг к EBITDA у предприятия больше шести — докапитализация, если в диапазоне от трех до шести — реструктуризация. Комиссия под моим руководством начала работать в январе. В июле я доложил президенту, что основные цели достигнуты. По крайней мере, вопрос со списанием 350 млрд был решен. Причем не волюнтаристски, а по итогу серьезных обсуждений.

Главная задача была не просто погасить долги, а понять, что будет дальше. Каждое предприятие, претендовавшее на списание или реструктуризацию, представило программу финансового оздоровления, которая детально обсуждалась. Наша задача заключалась в том, чтобы не просто оздоровить, а увидеть будущее, чтобы предприятие через два-три года снова не пришло просить денег. Это была разовая акция. Повторения не будет.

— А как банки на это согласились? Президента пришлось подключать?

— Не скрою, конечно, пришлось. Все это рождалось очень тяжело. Пророком быть не надо: банкир заинтересован в получении гарантированного дохода. Но они ведь тоже люди здравомыслящие. Оздоровление предприятий формирует и их будущую экономику. Компании встают на ноги, расширяют возможности присутствия на рынке. У них появляются свободные средства, они создают новую продукцию, увеличивают свой товарооборот, получают прибыль, привлекают больше средств с рынка, чтобы реализовывать свои планы.

— По поводу тех предприятий, которые вы перечислили, — ОАК, УВЗ, НПЦ им. Хруничева — какой сейчас у них долг?

— Задача была в том, чтобы долг к EBITDA был меньше трех. Где-то мы этого достигли, где-то мы понимаем, когда и на каком периоде достигнем, — все сразу сделать невозможно. По отдельным предприятиям показатель «долг к EBITDA» был просто неприличным, исчислялся двузначными цифрами. А сегодня это в пределах разумного — от трех до шести и ниже трех.

— Какие компании были самыми неприличными?

— ОАК, ей больше всего досталось. И у нее самая плохая экономика была. Но это комплексная проблема авиации как таковой, особенно гражданской части. Давайте вспомним судьбу знакового проекта МС-21, который начинали делать до санкций в широкой кооперации с зарубежными партнерами. Но потом нам отказали в поставках композитных материалов для крыла. При уже заключенных контрактах и взятых на себя обязательствах. Президент России недавно назвал это хамством. И это действительно хамство. Мы вроде и в ВТО, и играем вроде по всем правилам. А нам говорят: слушайте, мы вам не будем композиты поставлять. Как это понимать? Конечно, это серьезно усугубляет ситуацию. Нам пришлось серьезные ресурсы тратить на импортозамещение, потому что другого пути нет. Мы же не можем жить постоянно под указкой — то продадим, то не продадим… Так нельзя.

Юрий Борисов

(Фото: Владислав Шатило / РБК)

— К слову, об МС-21. Специалисты критикуют двигатель ПД-14 для этого самолета — якобы он на полтонны тяжелее двигателя Pratt & Whitney. Получается, что на самолет дополнительно по тонне — это ведь убьет всю экономику. Или у вас другое мнение на этот счет?

— Откуда у вас эти странные данные? Они не соответствуют действительности. Для двигателей иностранного производства и российского ПД-14 было сформулировано одинаковое техническое задание с большим набором параметров, не только по массе. По данным ОДК, двигатель ПД-14 соответствует всем заявленным характеристикам. А 15 декабря МС-21 успешно совершил первый полет с отечественным ПД-14.

— Правда ли, что после того, как запчасти «Сухого» американского производства уходят на замену, они не возвращаются из-за санкций? Как будет решаться эта проблема?

— С момента введения санкций против России мы не сидели сложа руки и, разумеется, понимали, что нужно уходить от импортозависимости в проекте SSJ100. Что бы ни делали наши «партнеры», мы справимся и SSJ100 не только продолжит летать, но и станет локомотивом внутренней региональной авиации, которую мы намерены возрождать и развивать. Сегодня SSJ100 эксплуатируют 11 российских и четыре зарубежных перевозчика. Самолеты SSJ100 обслуживаются, постепенно выходят на хороший уровень эксплуатационной надежности и эффективности. Основные усилия производителя самолетов сосредоточены на совершенствовании системы ППО — это очень важный фактор успеха всего проекта. За последнее время в этом направлении достигнут определенный прогресс. Исправность парка постепенно растет. Между российскими производителями самолета и зарубежными компаниями-партнерами противоречий нет, но политика отдельных правительств затрудняет работу, не скрою.

— На совещании 2 ноября Владимир Путин говорил, что приоритеты страны — совершенствование собственной космической инфраструктуры, создание перспективной линейки ракетных комплексов и так далее. Увязывается ли такая постановка задач с рекомендациями Минфина по сокращению расходов «Роскосмоса»?

— Проще всего перевести стрелки на Антона Германовича [Силуанова] и сказать, что вот ты не даешь нам работать, денег не даешь. Все гораздо сложнее.

— Дмитрий Рогозин жалуется, что Федеральная космическая программа урезана на 150 млрд. При этом «Роскосмос» не успевает осваивать уже выделенные бюджетные средства. Минфин все время рекомендует урезать расходы. А президент дает поручения строить ракеты…

— Истина всегда где-то посередине. С одной стороны, по паспорту программы предусмотрены бóльшие цифры, и Минфин действительно недодает. Но это связано скорее с финансово-экономическим положением в стране. С другой стороны — что такое Федеральная космическая программа? Это набор различных мероприятий. Кто их формировал? Правильно — «Роскосмос». Но в процессе реализации автор постоянно предлагает эту программу серьезно менять. И всякий раз это влечет за собой серьезные бюрократические согласования. Вчера вы приходили с одной скрижалью, теперь — с другой.

Все это вопросы качественного планирования. И если каждый год после принятия программы приходить в правительство и пытаться серьезно менять финансовые параметры, это обязательно вызовет недоумение. Сами подумайте: вот начался год, девять месяцев корректируется программа — осталось три месяца на реализацию мероприятий. Конечно, выполнить уже практически ничего невозможно.

Потому имеет место такой парадокс: при теоретической нехватке денег на запланированные мероприятия у «Роскосмоса» низкое освоение уже выделенных бюджетных средств. Особенно яркое подтверждение этому — космодром Восточный, когда заявлены одни суммы, а по факту осваиваются другие. Как следствие — просьбы перенести финансирование на следующий год. И Минфин прав, требуя тщательного планирования и эффективного расходования тех средств, которые доводятся.

На днях в правительстве были подведены предварительные итоги за девять месяцев бюджета этого года. И «Роскосмос», мягко говоря, не в передовиках. У него, к сожалению для меня, — я ведь курирую это направление — один из самых худших показателей по раскассации бюджета этого года. Налицо предпосылки к тому, что наступит 1 января и Минфин снова спросит: как же вы просите денег, когда не смогли потратить то, что есть?

— Как решить эту проблему?

— «Роскосмос» работает над совершенствованием механизма раскассации. Ничего хитрого в этом нет: вовремя провести торги, заключить контракты и затем контролировать ход выполнения обязательств. У коллег есть все шансы наладить работу в этом направлении.

«Роскосмос» еще в 2019 году, до доведения до них бюджетных средств, начал торги с отлагательными условиями, чтобы сэкономить время и в начале года уже приступить к реальному выполнению контрактов. Очень большой процент из этих контрактов был заключен именно таким образом. Это ускорило процедуру. Но «хвосты» из прошлого очень мешают. Возьмем, к примеру, тот же Восточный. Есть серьезные опасения, что по итогам года нам придется снова уговаривать Минфин — мол, так получилось, и надо деньги перевести, приплюсовать к уже выделенным бюджетам следующего года. И говорить, что Минфин специально обижает «Роскосмос» и не дает денег, неправильно. Потому что даже при доведенном сокращенном бюджете — а мы пошли на сокращение на 10% в условиях пандемии на ближайшую трехлетку — «Роскосмос» мы отстояли примерно на уровне объема прошлых лет — 203,9 млрд.

2 ноября на совещании действительно было зафиксировано, что программы «Сфера» и СТК не приняты, а финансирование научного космоса урезано. Но у Минфина есть аргументы, которые тоже нужно слышать. Например, по «Сфере». Обсуждение идет с мая 2018 года. А есть ли программа «Сферы» с четкой «дорожной картой» и описанием результата, зафиксированными сроками? Как набор мероприятий не на месяц, не на два, не на год и не на три, а на весь программный период. Федеральные органы, выделяющие деньги, тот же Минфин и Минэкономики, должны понимать, что за результат будет получен за эти деньги.

— В каком состоянии этот проект сейчас? Сможет ли «Сфера» стать российским ответом американской спутниковой системе Starlink от Илона Маска и британо-индийской OneWeb?

— У меня было поручение от президента до 10 декабря в ручном режиме подтянуть эти направления. Два с половиной года мы говорим, что такое «Сфера». То ли одно, то ли другое. Кто должен сформировать это все? Минфин, Минэк или «Роскосмос»? Я уже принимаю серьезные меры. 4 декабря мы говорили об этом с Дмитрием Олеговичем [Рогозиным], и я пообещал, что на наблюдательном совете поставлю вопрос о принятии мер к тем людям — это конкретные фамилии, — которые отвечали за разработку программы. Пусть объяснят, почему мы два с половиной года обсуждаем — что же мы в итоге будем запускать. Это вопрос качества планирования.

Еще пример — ГЛОНАСС. Программа идет с советских времен. Слава богу, мы восстановили группировку. Сегодня речь просто об улучшении навигационных характеристик и поддержании работоспособности группировки. Первый вариант продолжения ГЛОНАСС на следующий программный период, с которым пришел «Роскосмос», был свыше 1 трлн руб. Сегодня мы наконец пришли к консенсусу — это 484 млрд руб.

— «Роскосмос» просил на проект «Сфера» 1,5 трлн руб., какая позиция у правительства на этот счет?

— Сначала «Роскосмос» оценил «Сферу» в 3,3 трлн руб., из которых 2,8 трлн руб. — бюджетные. Следующая итерация была — 1,8 трлн руб., из них 1,46 трлн — бюджетные. Видимо, об этом варианте вы говорите. Но есть и третья цифра — 800 млрд руб., которую «Роскосмос» заявил перед президентским совещанием. Надо понимать, под что конкретно просить деньги: цели, задачи и KPI.

— Как раз у вас хотелось уточнить.

— Вменяемой программы пока нет, соответственно, однозначного ответа на ваш вопрос тоже нет. Но даже в условиях полной неопределенности Минфин пошел на беспрецедентные меры, заложив на первоочередные мероприятия программы средства: 7 млрд руб. на 2021 год и по 14 или 15 млрд руб. на 2022 и 2023 годы.

То же самое по научному космосу. Считаю, мы уже на финише и обязательно примем ГЛОНАСС на следующий программный период в декабре.

— Александр Иванов из подведомственной вам ВПК говорил, что в перспективе «Роскосмос» планирует привлечь в «Сферу» частных инвестиций на 350 млрд.

— Да. Порядок цифр правильный.

— Чьи это инвестиции?

— Сейчас многие уже коммерческие структуры и корпорации, в частности «Росатом», заинтересованы в создании космических группировок в своих интересах. «МегаФон» заявил о работах по созданию широкополосного доступа, по сути дела, низкоорбитальной группировки.

Юрий Борисов

(Фото: Владислав Шатило / РБК)

— В этот проект дважды просился Китай. Почему мы его не пустили?

— У меня нет информации, что Китай сюда просился, а мы его не пустили.

— В прошлом году США ввели санкции, согласно которым с 1 января 2023 года Пентагон не может заключать контракты на коммерческие спутниковые услуги с иностранным юрлицом, если это «создаст неприемлемый риск кибербезопасности» страны. Как «Роскосмос» намерен зарабатывать с 2023 года на рынке пусковых услуг?

— У нас нет и никогда не было контрактов с Пентагоном. Что касается санкций в целом, будем себя вести с достоинством и честью. Мы практически всю жизнь живем в условиях тех или иных санкционных воздействий. То больше, то меньше. Советский Союз жил, современная Россия в них живет. У нас богатый опыт организации своей деятельности в таких условиях.

— А что мы будем делать, когда наши иностранные партнеры, которые с помощью наших ракет выводили свои спутники, скажут: теперь мы боимся потерять более выгодные контракты с Пентагоном, поэтому не будем с вами сотрудничать?

— Война план покажет. Поживем — увидим, что мы будем делать. У нас своих внутренних проблем достаточно. Нам надо свою отечественную группировку формировать. По-хорошему все пусковые услуги могут быть востребованы внутри России. Это один из выходов. Кроме того, мы никогда не отказывались от международного сотрудничества. И на самом деле оно продолжается — с теми же американцами. Самый яркий пример — МКС. Нужно активнее с Китаем работать над масштабными проектами освоения дальнего космоса или Луны.

— В сентябре «Роскосмос» объявил о намерении снять художественный фильм в космосе под названием «Вызов». Вы, как курирующий вице-премьер, как на такие инициативы смотрите?

— Пропагандировать достижения российской космонавтики, наверное, надо. Но важный вопрос — за какие деньги. Абсолютно точно — не за бюджетные. Если найдут спонсоров, которые оплатят пребывание актеров на орбите, и это не помешает основной научной программе МКС — ради бога, пускай снимают. Расценки на космический туризм очень высокие. Иначе у контролирующих органов возникнут вопросы еще на старте: вы что делаете? На что вы собираетесь потратить деньги налогоплательщиков?

— Анонс фильма уже не раз показали на «Первом канале».

— Я вам гарантированно могу сказать, что, пока я на этом посту, я не пропущу мероприятия по финансированию художественного фильма за государственный счет. Точно не пропущу.

— Еще одна непростая тема — «Морской старт».

— Я специально летал на Дальний Восток, чтобы своими глазами его увидеть. Походил, посмотрел. Оставлять платформу бесхозной или разрезать на металлолом было бы глупо. Я абсолютно убежден, что «Морской старт» нужно восстанавливать. Я и президента в этом убедил.

Вопрос, как коммерциализировать проект? В этом вся соль. Сейчас идет поиск бизнес-модели. Возможно, здесь уместно частно-государственное партнерство. Не зря же [Владислав] Филев купил «Морской старт». Это экономическая ситуация заставила его сегодня сесть с нами за стол переговоров. Потому что ну не хватает у него финансовых мощностей. А то бы он и без нас обошелся.

По экспертной оценке, суда в удовлетворительном техническом состоянии, после ремонта могут эксплуатироваться.

— Но ведь с тех пор, как Филев приобрел «Морской старт», не было ни одного пуска с этой платформы.

— Он покупал «Морской старт» в одной политической конструкции, потом произошла Украина, санкции, разрыв отношений с «Южмашем». Филев же ориентирован был запускать ракеты «Зенит». А «Зенита» нет. Зато сегодня абсолютно ясно, что «Союз-5», разработку которого ведет ГРЦ «Прогресс», без каких-либо серьезных переделок может встать на эту платформу.

Что касается оборудования платформы — его реально восстановить в разумные сроки за разумные деньги. Американцы демонтировали в основном устаревшее оборудование. Самое главное — пусковой стол и оборудование для запуска ракет-носителей (стартовое, заправочное и др.). Там же все делается практически в автоматическом режиме. За три часа до старта на платформе уже никого нет, корабль за три километра, и все управляется по радиоканалу. Там ведь были и неудачные пуски, но они не привели к катастрофическим последствиям, как это бывает на космодромах, когда, извините, все вокруг разносит. Всем этим надо пользоваться.

— Если решено «Морской старт» сохранить, порт Славянка будет переоборудован под него? Cколько это будет стоить?

— Есть четыре возможных варианта для порта постоянного базирования: бухта Улисс (Владивосток), бухта Большой Камень, бухта Нерпа и перспективный порт, который планируется создать на Дальнем Востоке. В любом из них потребуется строительство или модернизация гидротехнических сооружений (пирса, дебаркадера, волнорезов) и, при необходимости, углубление дна. Оценку стоимости работ должен будет провести специализированный оператор проекта «Морской старт».

— О создании специализированного оператора, который займется пусковыми услугами с «Морского старта», вы говорили в августе. Предполагалось, что у этой компании будет несколько учредителей: «Роскосмос», «Росатом» и S7…

— Сегодня «Росатом» находится в переговорном процессе с Филевым. Госкорпорация — основной игрок в Арктическом регионе и задумывается о необходимости создания космических группировок, которые будут давать всю информацию. Можно правильно планировать необходимость производства нужного количества ледоколов, а также какого класса они должны быть.

Юрий Борисов

(Фото: Владислав Шатило / РБК)

— Давайте вернемся к теме Восточного…

— Будут ли посадки? Будут.

— Назовете фамилии?

— Они уже начались. Вы же сами об этом писали. Задержаны директор филиала ЦЭНКИ, заместитель генерального директора по строительству. Принято кадровое решение по генеральному директору ЦЭНКИ, на заверениях и обещаниях которого много что строилось. Он снят с должности.

— Назовите новые сроки сдачи объектов Восточного.

— Не было пока пересмотров сроков. Пока в силе тот, что определен указом президента.

— Еще летом было объявлено, что Минстрой привлечен для переоценки 39-миллиардного контракта с ПСО «Казань» на вторую очередь Восточного. Какая итоговая сумма?

— Объективности ради, стартовый стол под «Ангару-А5» с ПСО «Казань» законтрактован. Планируется еще «Ангара-В» с водородным двигателем. И, возможно, первоначальные требования будут изменены. Но это нужно доказать на этапе корректировки рабочей конструкторской документации, по которой он должен строиться. Эта работа еще не завершена. И сегодня говорить о сроках или привлечении этой суммы пока преждевременно. Еще никто не пришел и ничего не сказал аргументированно.

— Повлияла ли пандемия на выполнение гособоронзаказа?

— Не могла не повлиять. Я имею в виду процесс. На результаты не повлияла. Считаю, мы оперативно приняли исчерпывающие меры для поддержки предприятий ОПК. Я не предвижу никаких катастрофических ситуаций на выходе. Показатели по контрактации сейчас лучше прошлогодних на 1–2%. Показатели по кассовому исполнению тоже улучшились. Мы вовремя обеспечили предприятия авансами, и я не вижу предпосылок к срывам. Там больше 3 тыс. контрактов. Есть определенного рода сдвиги по срокам, но процент исполнения будет не хуже, чем раньше. И главное — если даже не достигнем, то уж точно вплотную приблизимся к магической цифре 70% укомплектованности современным и перспективным вооружением всех родов войск.

— Сколько ОПК потерял из-за пандемии в денежном выражении?

— Деньги на контракты по гособоронзаказу были перечислены в полном объеме. А сколько ушло на соблюдение всех карантинных мер — маски, средства индивидуальной защиты, новая логистика, тестирование, организация многосменной работы — еще предстоит подсчитать. Эти затраты шли из прибыли предприятий, а не из средств на гособоронзаказ.

— Какие оборонные контракты пришлось отложить из-за пандемии?

— Все контрактные обязательства выполняются в срок. У меня нет данных по срывам экспортных контрактов. И пакет наших заказов не уменьшился. И цифры, которые президент озвучивает по итогам комиссии по ВТС, все те же. Ничего не уменьшилось в этом плане. Наше присутствие на мировом рынке вооружения стабильно.

— При подготовке бюджета на 2021–2023 годы Минобороны и оборонному комплексу пришлось пойти на меры бюджетной экономии: в частности, финансирование ГПВ было сокращено на 5%. Сколько это в деньгах и как это решение скажется на обороноспособности страны?

— Уж так и говорите — срезали бюджет. Как мы это компенсировали? По кредитной схеме, за счет разумной ставки Промсвязьбанка. Это опорный для оборонки банк, который за счет сконцентрированных там больших ресурсов, в первую очередь гособоронзаказа, может кредитовать предприятия по ставке, близкой к ставке Центробанка. Когда все давали кредиты под 8–9%, [Петр] Фрадков давал кредиты под 6,5%. Это экономит огромные деньги. Кроме того, часть субсидий пойдет из Минпромторга.

Конечно, самим предприятиям тоже придется ужаться: снизить себестоимость, потерять часть прибыли как следствие. Но в этой ситуации объемы и загрузка важнее. Это компромиссные и взвешенные решения, которые уже приняты. И гособоронзаказ не пострадает, даже при объявленном сокращении финансирования на 5%. Это не может не радовать.

— В 2023 году будет принята госпрограмма вооружений до 2033 года. Какие новые тенденции в ней будут отражены, чем она принципиально будет отличаться от старой ГПВ? Учитываются ли новые конфликты, в том числе в Нагорном Карабахе?

— Планирование такой важной для страны программы, как государственная программа вооружений, начинается практически за три года до ее принятия. Потому что нужно учитывать очень много факторов и осознать все тенденции научно-технического развития в этой отрасли. Что касается тенденций, посмотрите, насколько изменился характер военных конфликтов с применением беспилотных средств. Это уже устойчивый тренд. Сначала это средства разведки, сегодня это еще и ударные средства.

Карабах показал, как они работают. Сирия многому научила. А высокоточное оружие, которое мы в Сирии применяли, я имею в виду «Калибры», Х-101 и прочее? Вот вам устойчивые тенденции. Даже скажу так: оружие направленной энергии уже не фантастика, а реальность.

Юрий Борисов

(Фото: Владислав Шатило / РБК)

— Раз мы перешли к теме перспективной военной техники, расскажите, каким будет истребитель шестого поколения?

— Скорее всего, мы будем двигаться больше в направлении беспилотных технологий. По крайней мере, на каком-то этапе будут совмещены работы пилотируемых и беспилотных средств.

— То есть истребитель шестого поколения будет беспилотным?

— Как вариант. Хотя тот факт, что внутри физически не будет человека, не исключает возможности управлять им с земли или из соседнего летательного аппарата. Это уже не фантастика. Министерство обороны в прошлом году продемонстрировало совместную работу «Охотника» и Су-57 — они в паре летали. Сначала, извините, лучше железкой рискнуть, чем человеческой жизнью.

— А каким будет облик нового истребителя?

— Главное — он абсолютно точно будет, нельзя же остановить прогресс. Если только мы не договоримся со всем земным шаром зарыть пистолеты и пушки и скажем: «Все! Мир, дружба». Каким будет истребитель шестого поколения? Есть определенные критерии, что такое переход из поколения в поколение. Скажем, пятое поколение — это полет на сверхзвуке в бесфорсажном режиме, незаметность. Я сейчас все даже не вспомню… Скорее всего, это будет не просто истребитель, а авиационный комплекс шестого поколения. В том числе в комбинации беспилотных и пилотируемых средств. Сейчас больше идет тренд на эффективные авиационные комплексы, нежели просто боевые единицы с крыльями.

— Это инициативная разработка или по заказу Минобороны?

— НИР ведутся по заказу Министерства обороны. Рассматриваются различные варианты и оцениваются еще на уровне инженерных записок. Просчитывается будущая эффективность. На это потом огромные деньги тратятся. Надо же с самого начала понимать, что будет в итоге.

— А когда примерно должен появиться этот истребитель или, как вы сказали, авиационный комплекс шестого поколения?

— Работа над таким проектом от старта ОКР идет около пяти—семи лет. А у двигателя цикл еще больше, над ним работу придется раньше начинать.

И потом, что касается боевой авиации, считаю, у нас неплохие позиции. Есть хорошо зарекомендовавший себя в реальных конфликтах и имеющий реальный спрос Су-30. Прекрасно показал себя Су-35. И у нас отличные летно-технические характеристики, подтвержденные многочисленными испытаниями, Су-57. И хорошие экспортные перспективы по ним. А эффективность истребителя шестого поколения будет определяться не просто летно-техническими характеристиками, а в большей степени комплексом бортового оборудования и авиационными средствами поражения. То есть насколько далеко точно он может видеть, обнаруживать цель. Он же ведь не на таран берет противника, он стреляет.

— Вы сказали про хороший экспортный потенциал Су-57. Уже с кем-то есть конкретные договоренности?

— Идет работа. Мы не будем выдавать коммерческую тайну «Рособоронэкспорта». Но приоритетом всегда была и останется наша армия — за границу ничего не продаем, пока не удовлетворим все потребности наших войск. Могу сказать, что есть контракт, подписанный с Минобороны, на 76 машин — так что молотки стучат.

— Индия хотела локализовать производство истребителей пятого поколения. В этом вопросе есть продвижение?

— Продвигаемся.

— И на каком этапе?

— А какой ты хочешь от меня услышать ответ?

— Финальный.

— Финальный — это подписание контракта. Интерес они постоянно проявляют, они же не имеют своей развитой авиационной промышленности. Это суверенная страна с миллиардом населения, которая проводит свою независимую политику. Навязывать ей ничего нельзя. За ними еще походить надо, чтобы купили. Здесь серьезная борьба за рынок, и в любой момент они могут сказать: да, мы друзья, но вот там есть товар лучше, дешевле и качественнее. А мы должны доказать обратное. К тому же американцы очень заинтересованы в изменении структуры своего экспорта и постоянно делают индийским коллегам различные предложения.

— Сохраняются ли планы делить «Уралвагонзавод» на гражданский и военный дивизионы?

— Это полная глупость. Как вы себе это представляете? Полчаса станок работает на гусеницу для танка, а остальное время — на колесо для трамвая, что ли? Технологические процессы слишком пересекаются: и станочные партии, и вся технологическая линейка. А продуктовая линейка и продвижение ее на рынок — это совершенно другой вопрос.

— Вы следили за выборами в США?

— Скрывать не буду, следил.

— Байден или Трамп?

— Да мне что тот, что другой, если честно…

— Принято считать, что для России предпочтительнее Трамп.

— Это чисто на бытовом уровне, на вкусовом. Этот лучше говорит, а этот симпатичней. Не Байден и не Трамп определяют повестку на самом деле. А серьезный бизнес, интересы которого они и отражают.

— Если говорить по факту, победа за Байденом. Чего ожидаете от нового президента?

— Думаю, он будет в какой-то степени гибче. Я не дипломат и не политик, я должен готовиться к худшему. Но практика всех предыдущих лет игры в международное разделение труда, мировой рынок, ВТО показала, что все это — говорильня. Вот им захотелось ввести санкции против гражданского проекта — они взяли и ввели. Они наплевали на все международные требования, на критерии ВТО. Ну и как с ними работать? Они ввели санкции против «Северного потока-2». Это неприкрытое лоббирование собственных интересов, чтобы обеспечить себе будущие рынки СПГ, нефти. Это торговая война. И Байден будет отражать интересы своего бизнеса. Вопрос, насколько активно, гибко и какие сферы. Где он будет агрессивнее, не знаю, это уже практика покажет.

Юрий Борисов

(Фото: Владислав Шатило / РБК)

— Вы поработали в правительстве уже при двух премьерах — Медведеве и Мишустине. Ощутили разницу после смены главы правительства?

— И Дмитрий Анатольевич, и Михаил Владимирович очень квалифицированные и системные люди, способные организовать командную работу. Но обстоятельства и периоды, в которых они работали, как говорят в Одессе, это две большие разницы. Если бы не пандемия, сегодня можно было бы серьезно говорить о преемственности или, например, развитии динамики национальных проектов и прочих планах из доковидного мира. Но жизнь внесла серьезные коррективы. Нам в оперативном порядке нужно было принимать меры по стабилизации ситуации. Таких задач и условий в правительстве Медведева не было. Сегодня кризис спроса. Это стало насущной проблемой, и ее придется решать. Кому? Нынешнему премьеру и его команде, всем нам.

— Недавно зампред коллегии ВПК Сергей Куликов стал главой «Роснано», которую до этого возглавлял Анатолий Чубайс. Означает ли это, что подходы к управлению нанотехнологиями станут другими — менее рискованными и более регламентированными? Как трактовать это назначение с точки зрения государства?

— Я не курирую «Роснано», хотя с некоторыми результатами работы госкорпорации знаком. И если говорить о назначении Сергея Александровича на должность руководителя, считаю, он для этого готов. Не зря он так эффективно отработал в «Ростехе». Считаю, что Сергей обладает всеми необходимыми менеджерскими качествами и серьезным опытом, который серьезно пополнился и работой здесь, в коллегии ВПК. Он много полезного сделал в области переподготовки высококвалифицированных кадров для ОПК. Работал над реализацией программы диверсификации оборонных предприятий, на системном уровне помогая сводить интересы потенциальных заказчиков и исполнителей. Внес большой вклад в принятие законов о квотировании закупок отечественных товаров и услуг — те самые поправки в 44 и 223 ФЗ, активно участвовал в процессе реструктуризации долгов оборонных предприятий. Для него «Роснано» — это новый вызов, новая ступенька и возможность самореализации. При этом у него прекрасные стартовые позиции и есть все условия для успеха. Возраст, в частности. Ему сорок четыре.

— А кем вы себя видите через пять лет?

— Не знаю… Отвечаю совершенно искренне. Надеюсь отработать эффективно в силу своих возможностей с главой государства его текущий президентский срок, если он не решит раньше меня отсюда убрать за какие-нибудь выкрутасы. Дальше — вы сами знаете: смена правительства, и вновь избранный глава государства примет предложение по новому составу кабинета. Я вам в самом начале разговора сказал, что готов ко всему.