Умер Александр Ширвиндт: вспоминаем цитаты из его интервью

. О театре, коллегах, молодых артистах и отношении к себе и миру

В Москве в Театре сатиры прошло прощание с Александром Ширвиндтом

Обновлено 13 ноября 2024, 16:55
Александр Ширвиндт
Фото: Вячеслав Прокофьев / ТАСС

Александр Ширвиндт

В полдень 18 марта в Театре сатиры состоялась церемония прощания с Александром Ширвиндтом, умершим 15 марта на 90-м году жизни. Присутствовали телеведущий Иван Ургант, актриса Вера Алентова и ее дочь Юлия Меньшова, актеры Юрий Назаров и Леонид Ярмольник, певец Валерий Сюткин и другие. Похоронят Ширвиндта на Новодевичьем кладбище.

РБК Life вспоминает артиста, педагога, воспитавшего Андрея Миронова и Леонида Ярмольника, театрального режиссера, обладателя именного астероида, который «летает где-то между Раневской и Хармсом», прославленного острослова через его высказывания.

Использованы фрагменты материалов: «Аргументы и факты» (2014), «Афиша Daily» (2018), цитаты из книги «Отрывки из обрывков» в «Комсомольской правде» (2022), «Московский комсомолец» (2014), интервью на радио «Маяк» (2014), «Российская газета» (2013).

О театре и коллегах

«Вот эти разговоры о том, что театр — это кафедра, второй университет, — это же какая-то такая хрестоматийная лабуда. Какой там университет! Это все-таки, если говорить совсем цинично, это, так или иначе, это какая-то сфера обслуживания. Ну в меру она должна быть интеллигентна, культурна, завлекательна, хотелось бы, чтобы была талантливая, ну вот и все».

«Не может быть умных актеров, а актрис — тем более. Если подключен мозг, ничего не получится. Почему нельзя переиграть на сцене детей и животных? Главное — не думать, как сыграть. Актер — абсолютно профессия животная».

«С ужасом, завистью и состраданием смотрю на многих моих любимых коллег и учеников, круглосуточно мелькающих во всех сериалах, конкурсах, тусовках и рекламах. Откуда берутся силы, время и потенция? И нет боязни окончательно примелькаться, чтоб не сказать осточертеть».

«Я же не идиот, понимаю, что сегодня без съемок в сериале жить невозможно. Есть у нас актеры, которые сутками крутятся, но при этом работают в театре. У нас в труппе тридцать моих разновозрастных учеников, и, что интересно, та шпана, которая выпустилась вчера, приходит в кабинет со стенаниями: отец родной, жена ушла, квартиры нет, ребенок маленький, и в этом году я никак не могу репетировать и играть в театре. Надо работать на стороне, надо сниматься в рекламе. Что я могу сказать, когда артист за тридцатисекундную рекламу каких-нибудь прокладок получает гонорар, равный двухмесячной зарплате в театре?»

«Замечательным педагогом ВГИКа был Владимир Меньшов. Он всегда звал меня на свои дипломные спектакли. Особенно на водевили, поскольку считал меня основным спецом в этом жанре. Володя любил меня и иногда даже слушался. Меньшов был человеком персонально мыслящим. Его поступки всегда были мощнейшие и не пижонские, а смысловые. На одной из церемоний вручения чего-то он вышел на сцену и сказал, что не будет вручать приз создателям этого пошлого говна. Бросил на пол конверт с именем победителя и ушел. Это красота. <…> Когда уходят такие фигуры, поле становится выжженным».

«Какая-то мистическая история со Жванецким. Огромность его мощи и сила оригинальности — во всем. Он сумел так подстроить, чтобы уйти во время карантина, поскольку не мог себе позволить на сцене лежать. Он мог только стоять и слышать смех, а не лежать и слышать плач».

«Андрюша (Миронов. — РБК Life) вечно болел. Фурункулез — это ужасно, может возникнуть где угодно. С головой у него впервые что-то случилось лет за 15 до смерти, в Ташкенте. Местные врачи сказали, что у него в голове какое-то образование. А до того все медицинские светила уверяли, что его плохое самочувствие — от переутомления. На гастролях в Риге у него в голове фактически разорвалась бомба. Андрей был стоической личностью. Его трудоголизм всегда шел через «превозмогая боль».

«Ваня Ургант, Максим Галкин (признан Минюстом иноагентом) — это абсолютные феномены. Юра Гальцев тоже потрясающий актер. Или, скажем, «Уральские пельмени», они же непрофессиональные актеры, но сколько трудоспособности и энергии, все время премьеры этих шоу».

«[Евгений] Миронов, [Кирилл] Серебренников — серьезные люди, занимающиеся театром. Но мне кажется, этот рынок совсем невелик. А абы как — не хочется. Столько пота, крови и так называемой биографии… Но надо быть идиотом, чтобы в 80 лет держаться за кресло».

Об отношении к жизни

«Как только начинаю раздражаться по какому-то поводу, тут же одергиваю себя: «Наверное, я старый дурак и ничего уже не понимаю». Поэтому в ситуациях, когда я с кем-то не согласен, когда я возмущен, затыкаю себе рот курительной трубкой и глубокомысленно и иронично киваю, киваю, киваю… Со стороны и не поймешь, что я там действительно думаю».

«Это не старческое брюзжание, так это было на самом деле: общение между людьми было значительно плотнее, искреннее. Люди уделяли друг другу больше времени, а сегодня мы говорим: «Созвонимся» — и бегаем мимо друг друга. Общение нос в нос подменено перепиской, эсэмэсками и бесконечными ток-шоу, где изображают заинтересованность и искренность».

«Моя супруга — очень образованный человек. Она десятилетиями решает кроссворды без помощи Гугла, разгадывая их почти стопроцентно. Иногда она в панике обращается ко мне, зная, что я ничего не знаю, — для выхода эмоций, и спрашивает что-то вроде: «Толщина льдов в Гренландии в период усиления Гольфстрима, четыре буквы по горизонтали». Тут важно, что по горизонтали, а не по вертикали — легче признаться, что не знаю».

«Я все время таксистом быть мечтал: интересно же — новые люди, разговоры, а здесь один и тот же текст 400 раз».

«Когда-то я мечтал быть хирургом — порушилось, потом юристом, сдавал экзамен в юридический институт — не вышло. Став театральным актером, постоянно хотел попробовать что-то еще: педагогика, кино, капустники, эстрада, радио, телевидение».

«Себя я поставлю в многовековые профессионалы. Довольно умелые, да. Но чтобы сказать, что где-то было такое откровение, прозрение, снизошедшее оттуда — никогда не было».

«Я никогда не был начальником. Всю жизнь лебезил перед худруками. Актер не может не лебезить — это профессиональная функция, даже если она завуалирована хамством и вседозволенностью. У меня худруков было много — помимо одного гениального, двух-трех нормальных, было штук пять кошмарных. Вот я и подумал: почему бы и мне не попробовать возглавить театр?»

«Скромный, тихий, интеллигентный и ранимый человек априори не может быть руководителем. Чтобы руководить, необходима жесткость, безапелляционность, непримиримость, уверенность в неуязвимости своих суждений. Если это не врожденное, а вынужден играть, то не получается. Поймают и раскусят. Успокаивать себя: «Я руководитель совсем другого формата и другой стилистики», — тоже не получается, потому что это уже не руководитель. Выход простой, к сожалению, редко применяемый: не лезть туда, где тебе не надо быть, где тебе неуютно и не место. Идеальное совпадение характера и должности случается крайне редко».

«В фильме Михалкова Андрей Попов играл слугу Обломова Захара. Так я — вот он. Я тоже люблю, чтоб было тихо, мирно, а своим чтоб было сытно и уютно. Так что я слуга, и более никто».

Об устройстве мира

«Молодежи вообще сегодня не очень просто. Сейчас судорожно возвращают нормы ГТО, создают движения «Наши», «Ваши». Но все это не более чем попытки создать если не подобие комсомола, то хоть какие-то оазисы смысла. Именно оазисы! И в то же время смотрю я на умные, приятные, спокойные молодые лица на всех этих селигерообразных сборищах — и все равно не верю. Не верю в бескорыстие этих движений. Сегодня они «наши», завтра «ваши», послезавтра, не дай бог, «ихние». Думаю, наверху это тоже видят и вынуждены закручивать гайки, как бы того ни хотелось. Это не злой умысел, не жажда узурпаторства и диктатуры, а именно необходимость. Может, я и ошибаюсь…»

«Я не помню случая ни в сатирической литературе, великой даже, ни в театральных постановках, чтобы человек, сидящий в зале, видящий какую-нибудь постановку, направленную против него лично, против его существования или его поведения, — чтобы он, с одной стороны, это принял и понял, что это про него, а с другой стороны, чтобы что-нибудь изменилось. Он правда мог либо обидеться, либо рассердиться, либо сделать вид, что он не понял. Но никаких сдвигов — вот это ужас. Поэтому, так сказать, сатирическая направленность всякого искусства очень эфемерна с точки зрения результата».

«Наша беда еще и в том, что мы утратили мощный идеологический стержень, который торчал, как штырь, на глобусе мира. А без идеологии, без веры, без точки зрения никак нельзя. Сегодня мы наблюдаем кашу в обществе из бессмысленной бессмыслицы. Всё размыто, перемешано. Мы надеемся, что как-нибудь всё само собой образуется, а этого не бывает по определению. Отсюда и возникает наша вечная потребность в сильной руке, в мессии».

«Когда все дозволено, когда антицензура аморальна, тянешься обратно к цензуре. Потом ловишь себя на мысли, что это старческое брюзжание. Переосмысливаешь и приходишь к выводу: нет, я прав».

«Всякая информация и мысль, вбрасываемая через экран телевизора, со страниц газет или через интернет, должна заставлять человека думать, а не узурпировать какую-то одну точку зрения. Если ежеминутно, ежесекундно долбить что-то одно, человек сходит с ума. Была такая китайская пытка водой. Капля за каплей, капля за каплей, капля за каплей… Так вот, любая пропаганда — вроде этой пытки. И сейчас бывает сложно увернуться от этих капель».

«Жить надо по совести, индивидуально. И по возможности стараться не колебаться вместе с «линией партии». Я ни разу в жизни не состоял ни в одной политической партии. Но это не потому, что я такой весь из себя правильный. Просто мне элементарно неинтересно коллективное мышление. Мне больше нравится жить своим умом».

«Намечается хорошая перспектива: разные слои общества потихоньку начинают понимать, что безумие достигло апогея. И есть какие-то мелкие сигналы о том, что надо остановиться, одуматься, назад к природе, в гробу карманов нет. Вот эти тезисы начинают возникать. Я не знаю, победят ли они. Но я знаю, что если нет, то люди сожрут эту несчастную планету и не останется живого места. Останется только огромный айфон, который улетит в космос и будет летать там рядом с моим астероидом».

«Нельзя существовать в круглосуточном, непроходящем чувстве ненависти, раздражения, неприятия, ощущения беды и горя. Должны быть оазисы, просветы. Жизнь-то одна… Так что внутри любого кошмара надо пытаться искать позитивные эмоции».

Поделиться