«Я отлично понимаю правила игры»: Лев Зулькарнаев — об азарте и ролях
. РБК Life поговорил с актером перед выходом сериала «Она такая классная»Звезда сериала «Она такая классная» Лев Зулькарнаев рассказал об азарте и ролях
1 августа в онлайн-кинотеатре Kion стартует сериал «Она такая классная». — роуд-муви о друзьях, которые везут через всю страну мечтателя с расстройством аутистического спектра на свидание с петербургской актрисой. Главную роль исполнил Лев Зулькарнаев из сверхпопулярного проекта «Слово пацана: Кровь на асфальте» и удостоился за нее приза фестиваля «Пилот».
Журналистка Милана Стояновска встретилась с представителем молодого поколения российских киноактеров, чтобы в неформальном ключе обсудить подготовку к сложной роли персонажа с РАС, амбиции и мечты, испытание медными трубами и преимущества капитализма.
— Получая на «Пилоте» награду за лучшую роль, ты пошутил, что «академия любит такие истории» — с social impact. А накладывает ли это на тебя дополнительную ответственность? Нет страха, что кто-то осудит, что ты играешь героя с РАС?
— С профессиональной точки зрения мне все равно, что обо мне подумают и скажут. Как завещал Пушкин, художника нужно ценить по тем критериям, которые он сам себе установил. Я сам понимаю, что плохо, что нет. И даже если у меня что-то неважно получилось, меня не смутит, если это воспримут негативно. Так что скорее был азарт, а не страх.
К этой роли нельзя было не готовиться, так что я работал с большим интересом: изучал тему по документальным и художественным фильмам, общался с людьми с РАС, был волонтером в фонде. Свой образ собирал как пазл. И хотя у меня, безусловно, был трепет, я старался с ним не перебарщивать.
Сериал — это художественное высказывание, причем жанровое. Да, были случаи, когда люди с РАС сами играли в кино, как в «Особенных» с Венсаном Касселем, но обычно к этому прибегают только в документалках. Поэтому между мной и моим героем есть дистанция, через него я передаю авторский месседж.
Самое главное, что на том же «Пилоте» ко мне подходили люди, которые на личном опыте знают, что такое аутизм, и говорили, что все передано очень точно. Например, я слышал: «У нас ребенок, как ваш Леня, и у него точно такие же проявления». Эта оценка для меня важнее, чем все остальные.
— Тебе будет интересно услышать отзывы тех, кто помогал тебе готовиться к роли, ребят из фондов, например?
— Конечно, их мнение для меня важно. Я уже несколько отзывов таких собрал, поэтому не жду больших сюрпризов.
— А рецензии критиков тебе уже неинтересны, раз ты сам о себе все знаешь?
— Я все читаю. Мне это необходимо для своего тщеславия, поскольку я никогда почти не встречаю негативные рецензии. (Смеется.) В смысле, мне интересно, но меня не заденет, если там будет что-то плохое написано. Я не буду посыпать голову пеплом и думать: «Да что же я сделал не так?»
— Такое спокойное отношение к критике у тебя было изначально или ты так прошел испытание славой?
— Медные трубы все равно коварным образом прорастают внутри. Если вообще трубы умеют прорастать… Так или иначе, период популярности дал некоторое внутреннее спокойствие. Теперь я не живу в режиме «доказать, что я актер». Сейчас я просто чувствую себя заземленным и счастлив, потому что фокус внимания сместился с доказательства на процесс. Можно позволить себе выдохнуть и сосредоточиться на конкретной задаче, конкретном образе.
— Насколько ты занят конструированием собственного образа?
— Я ему просто соответствую. Меня это раньше беспокоило, а сейчас мне не хочется специально выдумывать что-то. И в этом смысле я стал более чутким и внимательным к себе. Чаще думаю о том, что говорю. Этому сейчас учат времена. В этом отношении я просто играю по предложенным правилам игры.
— Наверное, лучше бы мы все жили без этого навыка…
— «Времена не выбирают, в них живут и умирают». Как фаталист, скажу, что невозможно родиться не вовремя. Хотя в институте я писал такие строчки: «Вы плюнули, выплюнули меня мимо места и времени. Я стал чужаком с того первого дня, как прикоснулся к вымени».
— Очевидно, что популярность приносит много плюсов. Но есть ли минусы?
— Не вижу минусов. Я будто живу в одной большой квартире, и у меня много соседей. И поскольку ко мне подходят люди и говорят «мы вас знаем», я чувствую, будто и сам знаком со всеми. Те, кто так подходит, тоже убеждены, что я их знаю. Потому что они прошли с моим персонажем длинный путь, породнились, испытали эмоции. Теперь я для них Зима с соседнего двора.
Эта приятная иллюзия поддерживает в тяжелые периоды, кризисы. Безусловная любовь, конечно, помогает. Все минусы могут быть только во мне, в том, как я на это реагирую и с этим справляюсь.
— У тебя появились критерии выбора проектов после выхода «Слова пацана»? Например, сниматься только в очень громких проектах или не возвращаться к образу, чтобы не застрять.
— Я много об этом думал, но в конечном счете пришел к выводу, что мне абсолютно все равно. Конечно, я не хочу соглашаться на всякую ерунду. Но ведь никогда не знаешь, чем обернется процесс. Я могу опираться только на исходные предлагаемые обстоятельства: режиссер, тема, сценарий, роль, которую интересно сыграть. Это главный критерий — чтобы мне было интересно играть. Даже если будет пять предложений ролей гопников подряд, с классным режиссером, командой, сценарием — я в деле. Я работаю не для кого-то, а для себя, чтобы самому получить кайф.
Все разговоры в духе «каким должен быть проект и каким должен быть я сам завтра» возникают, когда смотришь на процесс и на себя взглядом другого человека — абстрактного зрителя, которого сам себе придумал. Это вообще не работает и никогда не будет. Надо отбросить все и соглашаться на то, что разжигает азарт.
Мне интересно сняться у Ромы Михайлова, интересно сняться в сказке, в комедии для ТНТ... Для меня нет высокого жанра или низкого. Тем более в эпоху метамодерна, когда все сравнялось.
— Но ты же чувствуешь, какая разная атмосфера у огромной продюсерской сказки и у инди-кино с минимальной командой. Где-то же тебе очевидно комфортнее.
— Комфорт — вообще не ориентир. Мне со всеми комфортно. Я отлично понимаю правила игры, будь это дорогой продюсерский проект или маленький артхаус. Да, это разные атмосферы — ну и что? Я не могу всю жизнь сидеть в одной комнате, где уютно. В этом смысле приходится учиться принимать разное и получать от этого тоже разное.
— Ты помнишь, почему решил сниматься в «Она такая классная»?
— Зацепила роль. Потому что это был вызов. Такое никогда, может, потом не предложат.
— Для тебя это новый опыт или просто очередная актерская задача?
— Конечно, оба аспекта важны, потому что метод подхода к роли один. Но в этот раз нужна была особенная подготовка. Потому что, например, Пушкина и Рахманинова (Лев играл Александра Пушкина в сериале «Цербер», а Сергея Рахманинова — в сериале «Шаляпин». — РБК Life) никто не знает, лично не знаком. Может, они вообще все картавили…
— Как тебе работалось с партнерами по площадке? Не было разделения на «звездных» тебя и Дениса Прыткова и чуть менее популярных Валерия Степанова и Евгения Егорова?
— Совершенно точно не было этого ощущения. Почему я-то звездный человек? Съемки «Она такая классная» шли еще до выхода «Слова пацана». Я еще не был тогда испорчен.
Блиц
- Фильм на 10/10 — «Бердмэн».
- Фильм на 2/10 — «Матрица: Воскрешение».
- Последний трек в плейлисте — Sylvie Vartan — La Maritza.
- Последняя прочитанная книга — «Актер и мишень: как раскрыть свой талант на сцене» Деклана Доннеллана.
— Ты уже упомянул Романа Михайлова. Не могу тебя не расспросить об этом. Как ты попал в его новый проект?
— Очень многие хотят с ним поработать, и я был среди тех, кто об этом мечтал. Сам я ему признавался, что мне как зрителю не очень близко то, что он делает. Но его метод меня привлекает. В итоге он написал мне: «Я хотел бы, чтобы ты снялся у меня в фильме». Рома — волшебник. Он создает удивительную энергетическую ауру на площадке, где происходят всякие чудеса и невероятные совпадения. Он открывает какой-то портал, через который просачивается чистая киносубстанция.
С ним все время происходят магические случаи. Недавно я был на шапке проекта (празднование окончание съемок. — РБК Life), где все время ходил, напевал под нос «Милый друг, не скучай, я вернусь, ты так и знай…» Валерия Леонтьева. И вот я стою, рассказываю одной актрисе про Рому, мы обсуждаем его фильмы, и в эту секунду он сам мне пишет, в полдвенадцатого ночи: «Милый друг, не скучай». Ворвался ко мне именно в тот момент, когда я о нем вспомнил, и именно с такой фразой.
— А есть еще режиссеры или актеры, с кем ты мечтаешь сотрудничать, как с Михайловым?
— Я бы хотел поработать с Наталией Мещаниновой, у нас однажды не получилось из-за графиков. С Борисом Хлебниковым, с Бакуром Бакурадзе. Разделить площадку с Евгением Цыгановым. Причем мы с ним знакомы, что для меня очень ценно и приятно, осталось только оказаться вместе на съемках.
— Думал о том, чтобы поработать за рубежом?
— Конечно. Каждый день об этом думаю. Но ситуация как в анекдоте. Актеру из провинциального ТЮЗа, который играет одного только зайчика в новогодней сказке и спивается, поступает звонок: «Здравствуйте, мы звоним от Мартина Скорсезе. Случайно увидели в интернете ваше лицо, и Мартин сказал, что вы — точнейшая фактура, вы ему абсолютно необходимы. Любые деньги, перелеты, все устроим. — А когда? — Декабрь, январь. — Не, у меня елки».
Это происходит волнами. Иногда подступает острейшее желание, начинаешь брать уроки английского, делать документы… Потом — «елки»! И уходишь туда. Затем опять появляется время и желание что-то предпринять. Но так или иначе эти волны перекатываются, и, думаю, рано или поздно к чему-нибудь приплыву.
— Не планируешь пока выходить за рамки актерства и пробовать что-то еще?
— Планирую. Я же учился в ГИТИСе на режиссера. Мне не хватает пока внутренней уверенности, воли, жизненного опыта, чтобы работать по полученной профессии. Технически могу себе представить, как это делается. Но хочется, перефразируя Льва Николаевича, снимать уже тогда, когда нельзя не снимать.
— Ты бы стал снимать кино или ставить что-то в театре?
— Я бы начал с короткометражки по собственному сценарию. Хотя и на сцене тоже бы себя попробовал. Но не в репертуарном театре, а в свободном пространстве. В этом я точно не хочу ни от кого зависеть.
— Как в твоем графике уживаются кино и театр, учитывая постоянные съемки?
— С трудом. Приходится лишать себя каких-то интересных спектаклей. Но, видимо, кино мне сейчас интереснее, оттуда можно больше энергии зачерпнуть.
— Если придется выбирать, ты готов отказаться от театра? Или это что-то такое, что всегда должно быть в жизни актера?
— Мой мастер Олег Львович Кудряшов говорит: «Не уходи полностью в кино, оставайся в театре, иначе потеряешь профессию». Я с ним согласен. В театре нужно уметь играть в самом высоком смысле, в первоклассном. А в кино не надо уметь играть, надо лишить себя воспоминаний о том, что ты где-то учился и что-то умеешь. Потому что камера фиксирует время и реальность. И актер должен быть реальным. Не просто органичным, естественным. Обязан полностью сливаться с происходящим. Не уступать, допустим, бокалу на столе в его естественности.
Театр — это тренажерный зал для актера. Все здесь и сейчас, в абсолютном контакте со зрителем — сцену не удастся переснять. При этом параллельно надо умудряться воплощать игровые образы в действенном начале. И конечно, лишать себя этого глупо, но мне хватает той не очень большой дозы театра, которая у меня есть.
— Тебя периодически представляют как актера и поэта. Ты готов поставить эти две роли через запятую?
— Они мешают друг другу. Поэзия требует некоего вакуума, сосредоточенности и отрешенности от мира. А актерская профессия, наоборот, — постоянная реализация своего игрового начала, своего присутствия при зрителе. Это взаимоисключающие вещи, поэтому стихи в последнее время стали реже приходить.
— Питаешь литературные амбиции? Издать книгу, например.
— Конечно. Я надеюсь, что в следующем году этим займусь и издам сборник. Я знаю людей, которые мне в этом точно помогут. В планах даже есть творческое воплощение стихов — сценическое, музыкальное. Мы сейчас договариваемся с одним хорошим композитором. Я выступлю в этом проекте артистом, а может, буду и режиссером.
— А как бы ты отнесся к тому, что кто-то, кроме тебя, захочет их использовать в музыке/кино/театре?
— Это будет комплимент. Не скажу, как Роман Михайлов, что «все то, что я сделал, уже мне не принадлежит, поэтому забирайте». Нет, это мне принадлежит, я это написал.
— Не настолько ты пока проникся его мировоззрением…
— Мы с ним оппоненты в этом вопросе. Я ему говорю: «Рома, тебе надо пустить по вене капитализм!» (Смеется.) Мы постоянно дискутируем: я защищаю капиталистические ценности и дешевую нравственность, Роман пытается отстаивать свою природу и органику.
— Понятно. Ты воспитанник XXI века.
— Я жертва XXI века! Я его абсолютное дитя с мимолетной концентрацией внимания и тягой к золоту.
— Ты следишь за новинками, которые выходят? Успеваешь?
— Я смотрю бесконечно мало, но читаю телеграм-каналы, чтобы знать, что выходит. У меня свои ориентиры. Люблю Вима Вендерса, и одно из последних сильнейших впечатлений — его «Идеальные дни». Люблю Хон Сан-су, Кассаветиса.
— Как ты думаешь, у поколения 20-летних в киноиндустрии есть общие взгляды, подходы к профессии?
— Мне редко встречаются единомышленники, но они есть. Одним из последних ярких открытий стал Олег Чугунов («Майор Гром: Чумной доктор»). Мы с ним познакомились у Ромы и часами просто нон-стоп разговаривали о профессии. Он мой большой единомышленник и одаренный актер, который имеет привычку докапываться до сути, искать тайное знание.
Что касается поколения. Открылось много новых имен, влилась свежая кровь в индустрии. Это произошло благодаря «Слову пацана», «Королю и Шуту», Роме Михайлову. Молодые актеры вдруг заявили о себе — в очень сжатые сроки, в сложнейшее время. Так громко это сделали, что разговоры не утихают до сих пор.
— Есть что-то, от чего тебе пришлось отказаться и о чем ты сильно жалеешь?
— Нет. Все происходит как должно. Мне кажется, я не склонен рефлексировать о потерях. Передо мной стоял выбор дебютного проекта — «Экспресс» Руслана Братова или «Праведник» Сергея Урсуляка. Из-за графика я выбрал «Экспресс», и Сергей Владимирович очень обиделся. Но все равно дал мне эпизод в своем фильме. На премии «Ника», когда вручали приз «Праведнику», я вышел со всеми на сцену, потому что эпизодик-то у меня был. А Сергей Владимирович и говорит: «Я же тебя вырезал…».