Остров невезения

Фото: МАРИЯ МИТРОФАНОВА

Корреспонденты журнала «РБК» отправились в Байкальск – посмотреть, на что там потратили 1,5 млрд рублей государственной помощи.

Между двумя микрорайонами Байкальска – Гагарина и Южным – проходит федеральная трасса М55, а на одном из ее участков расположен пешеходный переход. Мартовским днем 2008 года по этому переходу стали прогуливаться взад-вперед сотрудники Байкальского целлюлозно-бумажного комбината (БЦБК). Формально они не нарушали закон, однако трассу успешно перекрыли. Таким образом жители моногорода, лишившиеся работы, протестовали против закрытия БЦБК. Флешмоб был недолгим: «гаишники» все же разогнали толпу. Но благодаря разгневанным пешеходам Байкальск внесли в список «взрывоопасных» моногородов, претендующих на первоочередную государственную помощь. Уже в 2010-м сюда пришли федеральные деньги на развитие предпринимательства, создание инфраструктуры, модернизацию жилья. Комбинат снова запустили и пообещали не закрывать, пока в городе не появятся новые рабочие места для всех. «Тогда нам показывали программу развития. Говорили, что в городе построят много предприятий и все будет красиво», – вспоминает председатель профсоюза работников БЦБК Александр Нестеренко. Но в конце 2013-го БЦБК окончательно закрылся. Уволенные заводчане до сих пор не вышли на пешеходный переход – но только потому, что еще не проели пять окладов «отступных». Ведь обещанных рабочих мест по-прежнему нет.

То ли прибыль, то ли убыток

Байкальск возник в 1961 году как поселок строителей целлюлозно-бумажного комбината. В 1966-м ему дали статус города и задумали превратить в мощный индустриальный центр, в котором будут жить 300 тыс. человек. Планы не сбылись: численность населения никогда не поднималась выше 18 тыс. Кроме БЦБК и тепловой электростанции, крупных промышленных предприятий тут так и не появилось. К 2008-му 45% трудоспособных байкальчан были заняты на комбинате. В кризис они оказались без работы.

На предприятии уверены, что власти – а 49% акций БЦБК принадлежит государству – «сдали» завод под давлением экологов. «Зеленые» настаивали, что комбинат с устаревшим оборудованием, не рассчитанным на замкнутый водооборот, сбрасывал 95% от общего количества всех попадающих в озеро сточных вод и загрязнял тайгу в радиусе до 70 км. «Вон в Финляндии 20 таких комбинатов – и ничего, страна считается чистой, – рассуждает конкурсный управляющий БЦБК Александр Иванов. – Никуда, правда, не деться от того, что Байкала в Финляндии нет, а он крупнейший источник пресной воды в мире. Это сыграло роль в решении о закрытии».

Чиновники и бывший собственник комбината – «Базовый элемент» Олега Дерипаски – твердят, что экология, конечно, имела значение, но ключевым стал экономический фактор. «Производство было нерентабельным. До кризиса убыток БЦБК составлял от 50 млн рублей в 2004 году до 700 млн в 2008-м. В 2009-м, когда комбинат перешел на замкнутый водооборот и выпуск наиболее выгодного продукта, беленой целлюлозы, оказался невозможным по технологическим причинам, предприятие стало глубоко убыточным», – говорит представитель «Базового элемента».

В первой половине 2009-го безработица в городе подскочила до 15,6%. Чтобы погасить социальную напряженность и получить отсрочку на разработку программы развития Байкальска, в 2010-м БЦБК запустили вновь. Но три года спустя комбинат закрыли окончательно. «С точки зрения экономики работа предприятия была нецелесообразной, – объясняет Елена Крупкина, представитель Внешэкономбанка, который стал оператором программы господдержки моногородов. – С 2011 года цена за тонну целлюлозы составляла около 850 долларов, а себестоимость ее производства на БЦБК – 1150–1200 долларов. Фактически комбинат генерировал убытки: за три года с момента запуска – более 1,5 млрд рублей».

В БЦБК такие оценки считают лукавством. «Деньги у завода были всегда, – парирует профсоюзный лидер Александр Нестеренко. – Вот вам простой пример. Когда мы заключали коллективный договор на 2008 год, то требовали выделить дополнительно 100 млн рублей на льготы, компенсации и социальные гарантии. Нам тоже доказывали, что денег нет. А потом приехал гендиректор компании «Континентальинвест» [один из акционеров комбината. – Прим. «РБК»] г-н Волошин [Александр. – Прим. «РБК»], услышал наши требования и сказал директору завода Виктору Вороновичу: «А вы говорите – они много просят. Да у нас прибыль миллиард рублей, а вы 100 миллионов не хотите им дать!» И подписал наши документы практически не глядя».

Александр Иванов тоже скептически относится к словам об отсутствии рентабельности. «Когда я сюда пришел, ЦБК только открывали после простоя. За два года обе производственные линии вышли из строя, запустить удалось одну – всего 40% от общей мощности. И эти 40% позволили получить какую-никакую прибыль в 2011-м. Тогда мы выплатили практически всю налоговую задолженность, которая накопилась за предыдущие три года, – около 300 млн рублей. А до 2008-го комбинат работал на полную мощность. Финансовых показателей тех времен у меня нет, но я думаю, что ЦБК должен был приносить прибыль», – рассуждает г-н Иванов.

Ему не нравится хоронить комбинат. Он убежден, что, вложившись в новое оборудование, производительность можно было бы серьезно повысить. «Но вот закрываем», – вздыхает управляющий и подсчитывает количество уволенных сотрудников. В прошлом году на заводе числились 1600 человек, 870 из них сократили в декабре. Часть оставшихся работников будут обслуживать ТЭЦ: весной ее, вероятно, передадут муниципалитету. Остальных попросят уйти. Сколько человек задержатся? «Сейчас узнаю цифры у нашего финансового директора, – г-н Иванов набирает телефонный номер. – Может быть, успеем их получить. Он сегодня последний день работает, потом уходит по сокращению».

Бумажная реальность

На фасаде проходной комбината на доске объявлений с советскими картинками в духе «Мир! Труд! Май!» висит список вакансий местного Центра занятости. Он начинается барменами, а заканчивается слесарями-сантехниками. Так что устроиться по прежней специальности, скажем, сокращенному прессовщику пластмассы явно не удастся. Мэр города Василий Темгеневский утверждает, что уволенные рабочие встали на учет на бирже труда и получают пособие – 6 тыс. рублей в месяц. «Тем, кто пойдет на переобучение, будут выплачивать по 3 тыс. рублей стипендии дополнительно», – добавляет глава Байкальска. В профсоюзе говорят, что на самом деле пока все сокращенные получили в виде отступных по пять зарплат – это в среднем около 100 тыс. рублей – и сидят дома.

Власти обещали, что до закрытия БЦБК в городе появятся другие производства. Но серьезных подвижек в этом направлении нет. Проблема не в деньгах: на кое-какие проекты средства уже выделены, но они по большей части ушли в песок. Например, в ВЭБе корреспонденту журнала «РБК» рассказали, что в 2010 году направили 347,4 млн рублей на строительство дороги и обустройство площадки под предприятие, которое должно было заняться выпуском бутилированной питьевой воды. Завод на 290 рабочих мест планировалось открыть в 2012-м. За дело взялось ООО «БайкалСан», которое принадлежит корейцу Пак Чжи Хвану и жительницам Бурятии Дугвэме Дондитовой и Розе Цыреновой. Это не новички в предпринимательстве: у них еще несколько небольших разнопрофильных предприятий в Улан-Удэ. Но вот в Байкальске они ничего так и не сделали. «Не выполнили обязательства», – комментируют в ВЭБе. Теперь на территории, выделенной под завод (а дорогу и коммуникации уже проложили), думают построить промышленный парк.

Кроме того, по утвержденному правительством страны комплексному плану развития в Байкальске до 2012 года должны были появиться завод по производству лекарств из древесины лиственницы и препарата «Кедровое молочко» (345 млн рублей инвестиций, 50 рабочих мест), а также туристический комплекс, включающий музей «Казачий острог», три гостиницы, международный бизнес-центр «У озера» (112 млн рублей, 178 рабочих мест), завод по производству питьевой воды «Кю Вотер оф Байкал» и много мелких предприятий. Однако ничего этого пока нет. Точнее, есть, но только на бумаге.

В ВЭБе уверяют, что к концу 2013 года создали 2 тыс. новых рабочих мест. В действительности же обнаружить их никому из опрошенных журналом «РБК» не удалось. ВЭБ привел в пример два все-таки заработавших завода по производству питьевой воды. Но на одном – ЗАО «Новые промышленные технологии» – пока работают 50 человек. На втором – ООО «Байкал-Инком» – 200 человек. Мэр Василий Темгеневский говорил еще про ООО «Аквасиб», которое – сюрприз! – тоже разливает питьевую воду в соседнем с Байкальском городе Култук. Но это незавершенный проект. Первую очередь производства запустят в конце года и трудоустроят 150 человек. В общем, 2 тыс. новых рабочих мест никак не набирается.

Чем же заняты байкальчане? «Вот у подножья гор люди клубнику все лето выращивают, за сезон 60–100 тыс. зарабатывают», – объясняет местный таксист Андрей Кулаков. Сам он мечтает купить участок земли рядом с трассой М55 и построить кафе. «Летом, когда все едут в горы в отпуск, кафешка по 200–300 тыс. рублей в день приносит, зимой – по 150», – рассказывает он. Он перечисляет ключевые источники дохода для многих горожан: клубника, торговля на трассе и контрабандный японский виски, который продают туристам. По данным соцопроса, проведенного в Байкальске после остановки БЦБК, лишь 12% жителей планируют в ближайшее время переехать в другой город в поисках лучшей доли.

Национальные особенности

Проблемы Байкальска не уникальны. Впрочем, как и большинства других российских моногородов. Каждый из них – миниатюрная копия экономики страны с соответствующими болезнями: неэффективным расходованием государственных денег, необязательностью, медленным принятием решений, низким уровнем активности. Поэтому способы спасения моногородов, успешно применяемые за границей, у нас оказываются бесполезными.

Байкальск пытаются оживить, развивая малый и средний бизнес согласно так называемой теории малых дел. Подобным образом в Канаде спасали от ликвидации город Тамблер-Ридж в Британской Колумбии. Он был построен в начале 1980-х вокруг угольных шахт компании Teck Corporation. Уже через 10 лет экономическая целесообразность добычи стала вызывать сомнения. А ценовой конфликт с основным потребителем угля, Japan Steel Mills, и ухудшение конъюнктуры рынка привели к остановке крупнейшей шахты округа Quintettе в 2000 году. Региональные власти предложили закрыть город и расселить людей. Жители, а их было немногим более 4 тыс. человек, уезжать отказались. Спустя шесть дней после объявления о закрытии шахты местная администрация подготовила план по деиндустриализации. Он был простым: собрать ненужные активы под контроль муниципалитета и продать по дешевке всем желающим. При финансовой поддержке регионального правительства в рамках программы «Диверсификация экономики Западной Канады» администрация стала выкупать жилье уезжающих угольщиков – в ее собственности оказалось около 60% жилого фонда, примерно 700 домов и 250 квартир. Затем их предлагали со значительной скидкой всем, кто хотел бы переехать в Тамблер-Ридж. За два года все жилье было раскуплено, и лишь 14% использовалось как сезонное, то есть в качестве дач.

Новичкам предоставляли гранты на создание своего бизнеса – получить их в Тамблер-Ридже можно до сих пор. В городе быстро появилось приблизительно 40 новых компаний – от лесоперерабатывающих заводов до ресторанов. Главным драйвером развития стала туристическая отрасль. Тамблер-Риджу, как и Байкальску, повезло с природой: городок расположен среди гор, рядом водопад Кинусео и озера Бирхол и Гвиллим. На территории природных парков проводят музыкальные фестивали и спортивные марафоны. А в 2000-м здесь обнаружили кости динозавров, и находкой, разумеется, воспользовались для привлечения туристов. В рамках программы диверсификации выделили деньги на строительство музея и палеонтологического исследовательского центра. Они открылись уже в 2003 году. Спасло ли это ситуацию? По итогам 2012-го доходы бюджета Тамблер-Риджа достигли 12,9 млн долларов, расходы – 9,3 млн. Да, правительство Канады продолжает финансово поддерживать город, хотя он мог бы без этого обойтись. В 2012-м, например, перечисления из госказны составили лишь 1,9 млн долларов, а профицит бюджета Тамблер-Риджа – 3,6 млн.

Туристическое направление, судя по всему, станет основным и для Байкальска. Кроме «природных данных», такой выбор связан еще и с тем, что правительство защищает Байкал и прибрежные территории практически от всех масштабных строек. Список разрешенной производственной деятельности в этой экологической зоне крайне мал. По словам Елены Крупкиной, пока возможны лишь возведение рекреационных объектов и модернизация уже существующих предприятий. Все надежды на «Гору Соболиную» – горнолыжный комплекс, построенный еще БЦБК в прошлом веке. В 2009-м комбинат продал курорт туркомпании «Гранд Байкал» за смехотворные 584 тыс. рублей.

Теперь «Гора Соболиная» включена в особую экономическую зону «Ворота Байкала» и на ее обустройство ожидают денег из госбюджета, который покрывает до 40% общей стоимости таких проектов. Пока здесь освоили всего 110 млн рублей – построили подвесную пассажирскую канатную дорогу. Еще 1,2 млрд планируют потратить на новые трассы, детский центр отдыха и смотровую площадку. Главное, чтобы все «дворцы» снова не остались только на бумаге. А такой риск есть. Ведь государство выделяет моногородам деньги на коммерческие проекты при условии, что местные власти привлекут частного инвестора. Бизнесмены же, по словам руководителя группы проектов Центра стратегических разработок Сергея Ламанова, идут в такие места без особой охоты. Как ни крути, из сибирского поселения не получится Мекки для инвесторов: слишком далеко от центров притяжения, а собственный рынок сбыта катастрофически мал.

Моногорода не нужно спасать

Наталья Зубаревич, директор региональной программы Независимого института социальной политики

«Как можно диверсифицировать экономику города с одним градообразующим предприятием? Можно диверсифицировать само предприятие, но это крайне сложно. В России инвестиции и так никуда толком не идут. Почему же бизнес должен вкладывать в маленький и удаленный город с наихудшими условиями? И о каком развитии малого предпринимательства может идти речь, если у большинства жителей низкие зарплаты? Моногорода не нужно спасать, их нужно оживлять и переформатировать. А для этого требуются индивидуальный подход к каждому населенному пункту и слаженная работа государства, бизнеса и местного сообщества. Мы уже видим положительные результаты деятельности в этом направлении. В Соколе, например, смогли привлечь инвесторов и оживить производство. В Нижнем Тагиле была создана промзона – там собирались возводить химический завод, поэтому федеральные деньги пошли на строительство дороги и проведение канализации. В Тольятти инвестиции позволили перевести часть людей с АвтоВАЗа на комбинат, никак не связанный с основным производством».

До лучших времен

После того как в кризис жители моногородов Пикалево и Байкальск вышли перекрывать трассы, правительство кинулось на поиски способов погашения «взрывоопасной» ситуации. Для начала моногорода посчитали – их оказалось более трех сотен, – а потом выделили деньги на инфраструктуру, инвестиционные проекты, выплату долгов по зарплате. По словам зампреда правления Внешэкономбанка Ирины Макиевой, государство поддержало 48 моногородов, около 20% средств осталось невостребованными. Куда ушли деньги? В одних населенных пунктах – Семилуках, Сатке, Северодвинске, Каменске-Уральском – средства предоставили градообразующим предприятиям, то есть уйти от монопрофильности не удалось. В других – Пикалево, Набережных Челнах, Камских Полянах – выделили деньги для развития аграрного сектора. В ряде городов – Асбесте, Байкальске, Нижнем Тагиле, Новочебоксарске – с государственной помощью построили дороги и прочую инфраструктуру. Вне госпрограммы поддержки, по результатам исследования Центра стратегических разработок, проведенного по заказу «Базового элемента», остались старопромышленные территории и депрессивные поселки, у которых не нашлось никаких конкурентных преимуществ вроде близости к мегаполисам, туристических объектов, олигархического лобби и пр. Фактически, констатируют авторы исследования, решение проблем моногородов отложили до лучших времен.