Венчурные фонды уходят из России? Замена найдется
Венчурные фонды уходят из России? Замена найдется
Технологическим инвесторам все менее интересно работать на российском рынке. На какие деньги тогда сокращать технологическое отставание от Запада? Крупным корпорациям сегодня стоит задуматься о собственных венчурных инвестициях. И задуматься не без помощи государства.
Причины бегства
География интересов многих венчурных фондов, работающих в России, начала меняться довольно давно – еще до начала кризиса, санкций, контрсанкций и прочих проблем уходящего года. Адресами сделок теперь все чаще значатся США, Израиль, Великобритания, Франция, Германия, даже экзотические Латинская Америка и Юго-Восточная Азия. Причин ухода отечественных инвесторов на международные рынки немало. Остановлюсь на двух самых важных.
Первая проблема – отсутствие спроса на инновации в России. Еще лет пять назад была предпринята попытка обязать госкорпорации и компании с государственным участием тратить часть прибыли на инновационные проекты. Неудача такого государственного стимулирования привела инвесторов к пониманию, что их деньги работать не будут. Даже если и будет создан качественный инновационный продукт, его востребованность на местном рынке, скорее всего, окажется сомнительной.
Инновационный продукт – это не еще один интернет-магазин или сайт продажи театральных билетов. Я говорю о технологически уникальных проектах, связанных, например, с телекоммуникационной инфраструктурой, большими данными, облачными технологиями, мобильностью, internet of things. Это главным образом b2b-разработки, и здесь гиперцентрализация российской экономики ощущается особенно остро: даже лучшим проектам попасть в такие ниши, как здравоохранение или образование, без благословения «сверху» практически невозможно.
Сегодня есть крупные компании, которые умеют пользоваться внутренними разработками, у кого-то из них сохранились отраслевые НИИ. Но эти игроки зачастую не знают, как внедрять инновационные продукты со стороны. Сотрудничать с высокотехнологичными малыми предприятиями они не умеют.
Вторая проблема: мы часто забываем о том, что цель венчурного бизнеса – получение максимальной прибыли на вложения инвесторов фонда, а вовсе не построение прибыльной портфельной компании. Более того, все чаще встречаются примеры, когда компания, увеличивая собственную стоимость, увеличивает убытки. В нынешней же ситуации, когда лидеры западного технологического бизнеса либо сокращают присутствие в России, либо уходят совсем, либо находятся под давлением изнутри и снаружи, точек выхода почти нет. Если раньше компании могли надеяться на продажу Google, IBM, Cisco и т.д., то сегодня шансы на это весьма невысоки.
Как убедить корпорации
Что делать в такой ситуации? Нужно стимулировать создание в России собственных точек выхода. Наиболее логичный путь – поддержка корпоративного венчура: при крупных корпорациях создается подразделение, организованное по принципу венчурного фонда, которое инвестирует в сторонние проекты. Руководствуется оно двумя соображениями: проект должен соответствовать стратегической линии развития корпорации и должен зарабатывать деньги – это не экспериментальная лаборатория, а финансовая структура. Корпоративные венчурные структуры Google, Cisco, Intel, Samsung и им подобные заключают по всему миру сотни сделок в год. Больше трети новых продуктов корпораций-гигантов – не внутренняя разработка, а купленные на стороне компании.
Но в России едва ли не единственный известный мне пример такого подхода – Сбербанк, собственное венчурное подразделение которого весьма активно взаимодействует с венчурным рынком. Пока у них не очень много сделок, но они инвестируют в то, что теоретически может дополнить их основной бизнес и ускорить рост компании. У большинства других крупных компаний такие инициативы если и есть, то в начальной стадии. «Ростелеком» медленно, но последовательно формирует свое венчурное крыло, подобные проекты зреют в недрах «Росатома» и «Ростехнологий».
Как убедить корпорации посмотреть в сторону венчурных инвестиций? Для многих их менеджеров, особенно в закаленных советскими временами компаниях, смена привычного темпа развития почти невыносима. Поэтому изменение стратегии в сторону поддержки венчура не может произойти без стимулирующего давления со стороны государства.
Ничего страшного я в этом не вижу. В любой стране, которая задумывается о повороте экономики в новую сторону, государство активно создает стимулы для подобного движения. Израильская hi-tech революция начала 90-х была во многом оплачена, стимулирована и организована государством. В США это делается сплошь и рядом, в том числе на уровне отдельных городов и штатов. В Англии, Германии, Сингапуре, Китае, Чили именно государство стимулирует развитие высокотехнологичного предпринимательства и венчурной индустрии.
В России пока поддержка венчурного рынка со стороны государства в основном сводится к тому, чтобы дать первые деньги – дальше пусть куда-то двигается само. Но первичное финансирование стартапа – только начало цикла. А закончиться этот цикл должен выходом продукта на рынок.
Время для скачка
Корпоративный венчур может помочь и с импортозамещением. Да, многое можно делать самим, с нуля. А можно покупать и развивать компании с готовым продуктом, и необязательно российские. Есть в мире страны, запускающие высококачественные продукты, не являясь при этом потенциальным противником: Израиль, Сингапур, Финляндия, Латинская Америка. В этих странах – масса интересных инновационных разработок ранних стадий, которые российские корпорации могут использовать, чтобы сэкономить время, необходимое для технологического скачка.
Ситуацию стремительно надвигающегося кризиса можно ведь рассматривать по-разному. Полгода назад, когда только началась крымская кампания, я проводил в Нью-Йорке road-show своего фонда. На встрече с людьми, которые управляют гигантскими деньгами старых американских семей, я рассказывал про Россию, про венчур, про hi-tech... Меня слушали, кивали головами и смотрели с жалостью. Чувствовал я себя, мягко говоря, дураком. Перед прощанием ко мне подошел самый старый из управляющих – лысый, в очках с толстенными линзами, в засаленном пиджаке – и дружелюбно похлопал по плечу: «Ты вроде не идиот. И мы тоже не идиоты – умеем читать и смотрим новости». Я начал что-то мямлить, но он меня прервал: «Не объясняй. Мы давно живем и много понимаем. Все крупные состояния делаются на кризисах. Скажи нам точно, в какой точке кризис будет самым острым, и мы будем туда вкладываться».
Это довольно циничная точка зрения, совсем не привязанная к геополитике. Тем не менее стоит помнить: кризис – это всегда ломка старого и всегда появление новых возможностей.
