Какой будет новая Государственная дума
Состав новой Думы прежде всего говорит о том, что она будет предсказуемо лояльна президенту. И дело не только в том, что «Единая Россия» получила беспрецедентно мощное большинство, но и в особенностях позиционирования парламентской оппозиции. В ходе выборов все прошедшие в Думу партии, альтернативные «Единой России», не только строго придерживались принципа «хороший царь — плохие бояре», но и особо подчеркивали, что именно их присутствие в Думе может быть особенно полезно Владимиру Путину. Что именно они донесут до главы государства боль народную, которую утаивают от государя лукавые столоначальники.
Допустимые неожиданности
Все это не означает, что неожиданностей не будет вообще. Первая уже состоялась. В предварительных раскладах международный комитет оставался у «Единой России», только вместо неудачно выступившего на праймериз и отправленного в Совет Федерации Алексея Пушкова профилирующим кандидатом считался Вячеслав Никонов, который как раз в нынешнем году выпустил в свет двухтомную биографию своего деда. Однако Владимир Жириновский лично воззвал к президенту, и комитет достался Леониду Слуцкому. Сути проводимой политики это никак не изменило — если взять цитаты Пушкова, Никонова и Слуцкого об Обаме или Порошенко, то вряд ли даже самые знающие парламентские эксперты определят, кому именно из троих они принадлежат.
Попутно на встрече с президентом Жириновский открыл тайну: оказывается, именно Слуцкий обеспечил принятие обращения депутатов французского парламента о выходе из режима санкций. Для современной России необычно, что вслед за этой сенсацией во Франции не начали ловить иностранных агентов, проникших в Национальное собрание и получающих указания из Москвы. Видимо, французы просто решили не обращать внимания на высказывание Жириновского. Тем более что мотивации тамошних депутатов, выступивших за примирение с Россией, носили различный, но вполне понятный характер — от антиамериканизма, свойственного части политических наследников Шарля де Голля, до лоббирования интересов французского бизнеса, давно и тесно работающего с Россией.
Патриотическая солидарность
Для Франции же была бы необычной солидарность российских депутатов, проявляющаяся иногда в неожиданных обстоятельствах. Например, только что избранный депутат от КПРФ, бывший деятель протестного движения Сергей Шаргунов выступил против лишения докторской диссертации министра-единоросса Владимира Мединского. Впрочем, для российских реалий ничего удивительного здесь нет. Разлом сейчас проходит не между властью и парламентской оппозицией, а между политическими силами, входящими в «крымский консенсус» и находящимися за его пределами. Для Шаргунова Мединский — патриот-союзник, а критикующие министра либералы — враги.
В период протестов 2011–2012 годов все было иначе, но уже тогда ощущался немалый напряг в отношениях между различными оппонентами власти — даже теми, кого помещали в один автозак после несанкционированного митинга. Претензий к Кремлю было много, но основные ценности были разные — для одних это была свобода, для других — державность. Присоединение Крыма и конфликт с Западом примирили или хотя бы сблизили многих, еще недавно фрондировавших «державников» с властью.
Что же касается парламентской оппозиции, то она показала свою договороспособность еще до Крыма, когда получила председательство в думских комитетах предыдущего созыва. Сейчас эта практика стала уже традиционной. Небольшое отличие нынешней Думы от прошлой заключается, впрочем, в том, что раньше реакционные законы не принимались единогласно — среди депутатов были, например, Дмитрий Гудков или Сергей Петров. Сейчас их в парламенте нет. Поэтому есть вероятность того, что очередные запретительные законы могут быть приняты в советском стиле — без единого выступившего против или воздержавшегося.
Фактор Володина
Председательство в Думе Вячеслава Володина выглядит необычно — никогда ранее нижнюю палату парламента не возглавлял главный технолог не только конкретной избирательной кампании, но и всей российской партийно-политической системы в ее нынешнем виде. Вряд ли приходится сомневаться в том, что при нем роль поста спикера вырастет, но насколько, покажет только практика.
При этом уже в ближайшее время новому спикеру придется, видимо, заняться двумя вопросами, актуальными даже для столь лояльной Думы.
Первый — фактор одномандатников. После «володинской» реформы половина думцев вновь избирается по мажоритарным округам. Многие из таких депутатов будут стремиться найти оптимальный баланс между критикой в адрес политики правительственных структур и стремлением договориться с ними о преференциях для своего округа. С одной стороны, депутатам важно будет показать своим избирателям, что они являются народными заступниками, с другой же — они не заинтересованы в лобовом столкновении с распределителями бюджетных средств. Во многом от руководства палаты будет зависеть, как будет упорядочен региональный лоббизм, чтобы ни правительство, ни депутаты не чувствовали себя обиженными. Причем в условиях сокращения «пирога», который предстоит делить, «тучные» нефтяные годы прошли, и их возвращение в обозримом будущем не ожидается.
Второй вопрос заключается в том, что Дума может оказаться слишком консервативной не только для либерально-протестной части общества (мнение которой власть не интересует, иначе не были бы признаны иностранными агентами Левада-центр и «Мемориал»), но и для лояльного большинства россиян. Например, когда депутаты ругают все тех же Обаму и Порошенко или выступают в защиту морали и нравственности в СМИ, то избиратели им аплодируют. Но когда говорят о запрете абортов, то здесь уже «лоялисты» начинают проявлять недовольство — право на аборт укоренилось с советских времен и воспринимается большинством россиян (даже захаживающих время от времени в церковь, чтобы поставить свечку) как привычное дело. Да и православное лобби в России намного слабее католического в Польше, где антиабортное законодательство куда жестче и может быть еще более ужесточено в ближайшее время.
Поэтому речь может идти о том, чтобы ввести консервативные инициативы думцев в рамки, позволяющие не раздражать провластную часть общества, готовую на ограничения свободы частной жизни, но не во всех сферах и не полностью.