Почему следователи смогут чаще закрывать уголовные дела
Выступая на коллегии МВД, Владимир Путин в числе прочего предложил обсудить «предложение экспертов» считать успешно оконченными следователями и дознавателями не только те дела, что переданы в суд, но и те, которые прекращены на стадии следствия по нереабилитирующим основаниям. Будучи одним из «экспертов», которые много лет говорят о необходимости этой меры, не могу не радоваться. На первый взгляд может показаться, что перед нами обычная история: первое лицо демонстрирует глубокое знание отраслевых проблем и предлагает что-то узкое и техническое, чтобы все оценили глубину его заботы о нуждах очередных сталелитейщиков или доярок. Но в данном случае это не так. Обсуждаемое предложение (а для его реализации достаточно внести поправки в ведомственные инструкции) далеко не такая мелочь, как кажется. Для начала следует разобраться, в чем его суть.
Лукавая цифра
Главным показателем для всех правоохранительных органов является раскрываемость. О ней говорил в том же выступлении и президент, перепутав по ходу долю раскрытых (57%) и долю нераскрытых (43%) преступлений. Эта путаница, кстати, отдельно говорит о том, что показатель этот давно стал скорее фетишем, чем содержательной характеристикой. За минувшую четверть века отказ от этого показателя декларировался более десяти раз, но во всех ведомственных актах он по-прежнему жив, меняются только названия. В целом это не самый ужасный показатель в системах оценки отечественной полиции, просто самый известный. На первый взгляд главное его преимущество — простота. Доля раскрытых — это доля тех дел, где был найден злодей. Но на самом деле все сложно. Считать эту долю можно десятками разных способов, и в зависимости от того, какие правила вычисления доли этих самых раскрытых мы установим, будет существенно меняться поведение всей правоохранительной системы. Вот об изменении этих правил и шла речь в выступлении президента.
Количество нераскрытых дел — это вещь более или менее понятная: это дела, по которым не был установлен подозреваемый и которые были приостановлены (есть такая юридическая процедура) в связи с этим. Казалось бы, все просто: считаем долю приостановленных от всех возбужденных дел, получаем долю нераскрытых и дальше живем счастливо. Когда-то такая модель расчета использовалась, но у нее был существенный минус. Следователи и дознаватели годами держали дела в производстве, не приостанавливая и не завершая, чтобы не ухудшать своих показателей. Значительная часть их сил уходила на имитацию следственной работы по этим делам, которая обозначала бы, что приостанавливать дело рано. Поэтому от такой практики ушли, перейдя к оценке по доле дел, завершившихся установлением виновного. Дела, в которых не появился подозреваемый, так и оставались нераскрытыми, но теперь следователь не боялся официально объявлять их таковыми и приостанавливать.
Но уголовное дело, даже если в нем появился подозреваемый, может иметь несколько исходов. Самый частый — оно может быть направлено в суд. И по нынешней системе отчетности именно такие и только такие дела и пойдут «в зачет» следователю или дознавателю. Однако, кроме того, следователь может прекратить дело по реабилитирующим основаниям, по сути, оправдав подозреваемого. Такие дела рассматриваются ведомством как однозначный провал и ошибка следователя: ведь он сначала предъявил обвинение, а потом реабилитировал подозреваемого, по сути, необоснованно обвинил человека. О том, насколько это правильно, разговор отдельный, но в результате таких «оправдательных» исходов доли процента. Однако кроме передачи в суд и реабилитации следователь имеет возможность прекратить дело по нереабилитирующим основаниям.
Примирение и раскаяние
В российском уголовно-процессуальном законе, как почти и во всех современных юрисдикциях, предусмотрена возможность прекращения уголовного дела по нереабилитирующим основаниям — за примирением с потерпевшим или деятельным раскаянием (есть и другие опции, но эти главные). Грубо говоря, предполагается, что если преступник возместил ущерб и сделал так, что у потерпевшего нет к нему претензий, то дело можно прекратить не доводя до суда, хотя у подозреваемого и останется запись «привлекался к уголовной ответственности». Это вполне разумный механизм, который создает для преступника стимулы к тому, чтобы компенсировать причиненный вред, что по большому счету важнее, чем наказание от имени государства. Конечно, в делах об убийстве «примириться» с родственниками убитого и уйти от наказания не получится: закон устанавливает ограничения на примирение для тяжких и особо тяжких преступлений, но для большинства провинностей такая опция есть.
Однако, как мы разобрались выше, следователю такой исход не нужен: он не улучшает его показатели. В результате следователь передает дело в суд. И дело уже в суде завершается примирением без собственно рассмотрения. В первом полугодии 2017 года таких дел было 19,8% от всех рассмотренных судами. Понятно, что какая-то доля потерпевших/подозреваемых приходит к решению примириться уже в суде. Но эта доля невелика. Обычно все уже понятно на стадии следствия, и следователь прямо говорит: в суде примиритесь и разойдетесь (и тут он в своем праве, прекращать или не прекращать дело, это его решение). На стадии следствия же было прекращено лишь около 15%, причем в эти проценты входят и дела, которые нельзя было не прекратить в связи с истечением срока давности, в силу амнистий и изменений уголовного закона и т.д., то есть ситуации, когда у следователя не было выбора.
Получается, что суды рассматривают дела, разбирательство по которым не нужно никому. Возникает дополнительная нагрузка на суды: ведь дело все равно нужно зарегистрировать, уведомить стороны о времени и месте рассмотрения, провести хотя бы одно заседание, оформить решение. Избыточно работает и прокуратура: ведь нужно получить обвинительное заключение или обвинительный акт, проверить дело, утвердить и направить в суд. Следователь тоже готовит дело (может быть, и не так тщательно, понимая, что содержательно никто разбираться в нем не будет), соблюдая все основные формальности. Наконец, ни потерпевшему, ни подозреваемому нет никакого дополнительного удовольствия от того, что они знакомятся с обвинительным заключением, а потом идут в суд. В общем, проблемы для всех, и только потому, что в ведомственном акте МВД неудачно сформулирован показатель, который определяет успешность работы следствия.
Таким образом, небольшой, незаметной мерой можно облегчить жизнь сотням тысяч людей ежегодно. Понятно, что в этой ситуации могут возникнуть и негативные эффекты: у следователя появляются стимулы для того, чтобы давить на потерпевшего, склоняя его к примирению, ведь это облегчает его работу, давая такие же показатели, как и направление дела в суд. Однако учитывая, что отечественная прокуратура склонна любую ситуацию, отличную от передачи дела в суд, изучать под микроскопом (одних только отказов в возбуждении уголовного дела отменяется почти четверть), этот риск не очень велик.