Как США борются за сохранение союза с Турцией

В преддверии саммита Владимира Путина и Дональда Трампа в Хельсинки в Москве и Вашингтоне нет недостатка в спекуляциях по поводу возможной повестки. В частности, обсуждаются шансы на заключение некоего соглашения по Сирии. В Соединенных Штатах о «сделке с Путиным» говорят в контексте заявлений Трампа о выводе американских войск из этой страны​. Эти планы американский президент подтвердил во время визита в Вашингтон короля Иордании Абдаллы II.

Хотя конкретных сроков Трамп по традиции не называет, наиболее обсуждаемая формула сделки, которую лидер США якобы готов предложить российскому коллеге, заключается в подготовке вывода американских военных из Сирии в обмен на российские гарантии выхода проиранских шиитских формирований из юго-западной зоны деэскалации, прилегающей к Израилю. Вашингтон вообще настаивает на том, чтобы Иран и лояльные ему силы в среднесрочной перспективе и вовсе покинули сирийскую территорию. Подобная сделка, при кажущейся неосуществимости второго пункта, могла бы снизить градус противостояния между двумя державами в Сирии и заслуживает усилий дипломатов и военных. При этом и в Вашингтоне, и в Москве понимают, что подобные двусторонние сделки, во-первых, могут вовсе не удовлетворять других игроков, во-вторых, не избавят США и Россию от необходимости продолжать искать пути достижения собственных целей в Ближневосточном регионе. Такое положение дел понуждает Америку выстраивать конструктивные отношения с наиболее влиятельными государствами региона, партнерство с которыми, по мнению администрации Трампа, способно уменьшить груз американских обязательств. Из всех государств в этой категории, традиционно считающихся союзниками США, отношения с Турцией выглядят наиболее сложными.

«Значимый союзник»

Еще до вступления Турции в НАТО в 1952 году в американском политическом истеблишменте эту страну относили к «критически значимым союзникам». В период холодной войны военно-политическое сотрудничество с Турцией рассматривалось как важный элемент сдерживания Советского Союза. Тогда это сотрудничество также не было лишено разногласий: можно вспомнить знаменитое письмо президента Линдона Джонсона премьеру Исмету Инёню, направленное в 1964 году в связи с планами Турции вторгнуться на Кипр, затем оружейное эмбарго в 1974 году, когда вторжение все-таки состоялось, многочисленные дипломатические демарши по вопросу признания геноцида армян. Однако противостояние «советской угрозе» служило прочным основанием, на которое опиралось стратегическое взаимодействие двух стран.

Проблема США в том, что подобная логика по-прежнему продолжает формировать отношение Вашингтона к Турции. После распада СССР он отводил Турции роль вожатого для тюркоязычных народов постсоветского пространства, убеждая себя, что Анкара будет и проводником американских интересов в регионе. Аналогичной логикой Вашингтон руководствовался спустя двадцать лет — с началом «арабской весны»: Турцию видели сначала гарантом стабильности и безопасности региона, потом ролевой моделью «светского ислама». При этом недооценивалось значение трансформаций в самой Турции, стремление турецких элит к доминированию на бывших османских землях. Это вело к новым разочарованиям и дальнейшей эрозии американо-турецких отношений. Одни — прежде всего американские и турецкие «атлантисты» — стремятся этот процесс предотвратить. Они указывают на губительность для Турции «разрыва с Западом» и называют внешнюю политику Реджепа Эрдогана «стратегией обезглавленной курицы»: страна беспорядочно бегает «из одной авантюры в другую», создает много шума и нагоняет страх, но качественно усилению позиций на международной арене это не способствует.

Другие, на фоне «усталости от Турции» и своенравного турецкого лидера, полагают, что пора перестать притворяться, будто Турцию и США связывают единые ценности или даже интересы, признать невозможность возвращения к «норме» двустороннего партнерства времен холодной войны. Они предлагают просто отпустить Турцию в свободное плавание среди авторитарных восточных государств. Пожалуй, удачней всего восприятие Турции американскими элитами сформулировал президент Совета по международным делам Ричард Хаас: «Турция, может, и союзник, но не партнер».

Курдский вопрос​

Конфликт в Сирии стал серьезным испытанием для отношений двух стран. В последний год президентства Барака Обамы усилились противоречия из-за поддержки Вашингтоном курдских военных подразделений и партии «Демократический союз» — в Турции их считают связанными с «Рабочей партией Курдистана» и объявили террористами. Отношения союзников сузились до совместного использования турецкой авиабазы Инджирлик, которым Анкара, к слову, постоянно шантажирует Вашингтон. Дошло до трагикомичного курьеза: турецкие бомбардировщики вылетали с военной базы для ударов по позициям курдских формирований, в то время как американские самолеты поднимались с этой же базы для доставки этим же формированиям военных и невоенных грузов.

С приходом Трампа американская позиция насчет финансирования и поставок оружия курдским отрядам стала более гибкой и приемлемой для Турции. Вашингтон и Анкара долго работали над совместной «дорожной картой» по курдским регионам на севере Сирии. Результатом стало, например, совместное патрулирование административной границы курдского района Манбидж и территорий, находящихся под контролем Анкары. Фундаментальных противоречий, однако, снять не удалось. Турция по-прежнему крайне подозрительно относится к американской поддержке курдов, болезненно реагирует на все, что считает вмешательством во внутренние дела, требует экстрадиции видного общественного деятеля и проповедника Фетуллаха Гюлена. США, в свою очередь, категорически против вероятной покупки Турцией российских С-400: администрация грозит Анкаре жесткими санкциями, а конгресс временно ограничивает передачу Турции истребителей пятого поколения F-35, за которые Анкара внесла аванс. США и Турция никак не могут сформировать новые отношения в современном мире, когда союзники часто получают выгоду от сближения с вчерашними противниками.

Дипломатические маневры

Хотя многие в Вашингтоне это уже поняли, пока доминирует логика холодной войны: если в сирийском конфликте Россия — вызов, а Иран — угроза, то, значит, Турцию надо изолировать от отношений с ними в рамках «астанинской тройки». В оптимальном для США варианте сближение с Турцией значительно усилило бы переговорные позиции американцев, помогло бы сдерживать иранское присутствие в Сирии, ограничивало бы российское влияние «на земле» и не позволяло бы Асаду единолично определять будущее послевоенной Сирии.

Подобный расчет выглядит верным с точки зрения американских интересов, и, действительно, контроль, которым сегодня обладает Турция на севере Сирии, — это полезный актив. Проблема в том, что Анкара не намерена делиться этим активом с кем бы то ни было, включая союзника по НАТО. Хотя кому-то политика Турции и напоминает поведение «обезглавленной курицы», президент Эрдоган неплохо умеет лавировать между Москвой и Вашингтоном для продвижения турецких интересов в Сирии и на Ближнем Востоке.

Несмотря на раздражение двойной игрой Анкары, администрация Трампа не намерена «отпускать» Турцию. Работа со строптивым союзником требует терпения, последовательности и опыта. Именно поэтому новым послом США в Турции готовится стать Дэвид Саттерфилд — в настоящее время исполняющий обязанности помощника госсекретаря по делам Ближнего Востока. Назначение фактически главного куратора региона в Госдепе послом в Турцию показательно с точки зрения стремления Белого дома попробовать еще раз нащупать новое основание для двусторонних отношений.

Американцы исходят из того, что истеблишмент Турции все равно в большей мере ориентирован на сотрудничество с США, чем с Россией, а прочные гарантии безопасности для Анкары возможны только «под зонтиком» НАТО. Текущая же задача американских дипломатов состоит в том, чтобы удостоверить турецких партнеров в уважении их интересов в их собственном «ближнем зарубежье».

Для России, перефразируя Хааса, «Турция, может, и партнер, но не союзник». В связи с этим Москве, которая формирует собственные основания дальнейшего регионального присутствия, важно сохранить ориентир на первый статус, не забывая о рисках второго.