Завещательная кампания

Фото: Артем Житенев / ТАСС

Последствия пандемии и другие неблагоприятные события подтолкнули бизнесменов задуматься о судьбе своего капитала и его преемственности: опрошенные РБК консультанты отмечают рост запросов на оформление наследства.

Количество обращений действительно возросло, рассказала РБК управляющий партнер FTL Advisers Наталья Пацева. Неблагоприятные события стали триггером, чтобы задуматься о планировании наследства. «В этот год перед лицом экзистенциальных проблем многие задумались о вечных вопросах, что также подстегивает интерес к инструментам наследования», — подтвердил партнер адвокатского бюро «Егоров, Пугинский, Афанасьев и партнеры» Денис Архипов.

По словам управляющего партнера Bryan Cave Leighton Paisner в России Андрея Гольцблата, востребованность планирования наследства растет последние три—пять лет. Первое поколение российских бизнесменов, сделавших состояние в 1990-е и 2000-е, приближается к возрасту, когда пора думать о передаче активов следующему поколению.

За последнее время ушли из жизни несколько крупных бизнесменов, что вылилось в конфликты между наследниками. «Еще больше споров было за пределами публичной сферы», — отмечает Гольцблат. «Если раньше бизнесмены рассматривали подобные ситуации гипотетически, то за последнее время увидели наглядные примеры конфликтов в собственной среде», — добавляет Пацева. «Все это, безусловно, подталкивает при жизни задуматься о судьбе состояния, сохранении бизнеса, преемственности. Никто не хочет, чтобы его близкие испытывали неудобства и переругались между собой», — заключает Гольцблат.

Так, после смерти миллиардера Дмитрия Босова, покончившего с собой в мае этого года, разгорелся спор между матерью, четырьмя сыновьями бизнесмена от первых двух браков и его вдовой Катериной за права на долю бизнесмена (86,57%) в группе «Аллтек» (контролирует угольную компанию «Сибантрацит»).

Пример недавнего бесконфликтного наследования — передача банка «Уралсиб» после смерти бизнесмена Владимира Когана, скончавшегося в 2019 году. Семья выбрала единственным наследником его вдову Людмилу Коган, которая и получила 81,81% акций банка, став санатором кредитной организации после умершего мужа.

По сравнению с Западной Европой, США и другими развитыми странами институт наследования в России несовершенен. «Там вековые традиции бизнеса, больше предпринимателей, а преемственность и планирование наследования — часть культуры. В России же гораздо меньше людей, планирующих наследство», — поясняет Гольцблат.

Главная проблема, если собственник компании не спланировал наследство, — дробление бизнеса между наследниками, чем могут воспользоваться рейдеры или конкуренты, предупреждает Архипов. «Выкупив долю у одних наследников, они могут захватить доли других», — описывает он типичный сценарий.

Согласно российскому законодательству, нетрудоспособные дети, супруги и родители получают обязательную долю, даже если не упомянуты в завещании. Такие правила с ярко выраженной социальной направленностью призваны поддержать наиболее слабых членов общества, но в случае смерти предпринимателей могут приводить к обогащению лиц, которых те намеренно не включили в завещание, предупреждает Архипов. Даже если обязательный наследник не указан в завещании, ему все равно перейдет половина доли, которую он имел бы по закону. Иногда речь идет о больших состояниях, отмечает консультант.

Когда наследство получают несовершеннолетние дети, до 18 лет право распоряжаться их имуществом будет у опекуна. Закон обязывает согласовывать сделки с такими активами с органами опеки и попечительства. На практике соблюдение этого требования не всегда контролируется, например в случае операций со счетами в зарубежном банке. Но все же необходимость получать согласие опеки на любую сделку сильно затрудняет управление унаследованными активами, предупреждает Пацева.

Имущество может не достаться никому, когда о нем никто не знает. Недобросовестный менеджмент может скрыть их от наследников, говорит Архипов. «В практике достаточно много примеров, когда имущество приходилось разыскивать буквально по крупицам», — добавляет Пацева.

Отдельная проблема — налогообложение наследства. Если в России наследство не облагается налогом, за рубежом, как правило, взимается налог. В США, Великобритании действует ставка порядка 45%, есть налог на наследство и во Франции. Поэтому прямое наследование активов, акций или ценных бумаг эмитентов юрисдикций, где есть налог на наследство, чревато тем, что прямые наследники будут обязаны заплатить налог. «Даже если наследник — налоговый резидент России и никогда не был, например, в США, у него появляется обязательство по уплате налога в другой стране. 45% — это очень много и очень обидно», — отмечает Гольцблат.

Причем заплатить налог часто требуют до вступления в наследство. «Это может нанести достаточно серьезный финансовый удар по наследникам. Или же они вовсе будут не в состоянии заплатить налог и вступить в наследство без необходимости продажи части активов», — рассказывает Пацева.

Первое, что необходимо сделать, — провести инвентаризацию активов и обязательств. «Могут открыться совершенно невероятные вещи: забытые счета, акции компаний», — перечисляет Пацева. Увидев структуру и географию расположения активов, легче оценить потенциальные риски. Можно провести стресс-тест: если оставить все как есть, будет ли развитие событий отвечать воле наследодателя. «В моей практике почти не было 100-процентных попаданий. Единственный случай — собственника активов в ОАЭ устроило, что наследство распределится по законам шариата, потому что он мусульманин», — подчеркнула Пацева.

«Если структура активов проста, а наследников — близких родственников немного, не нужно городить траст или фонд, а можно просто составить подробное завещание и заверить у нотариуса», — отмечает Гольцблат. Но встречаются очень сложные структуры с несколькими компаниями в России, сетью офшоров.

Российские бизнесмены, как правило, создают трасты и наследственные фонды за рубежом из-за отсутствия доверия к российской практике. В развитых странах трастовые договоры имеют долгую историю, а трасти, управляющие миллиардными состояниями в интересах бенефициаров, — хорошую репутацию. Основное преимущество трастов за рубежом перед завещанием — возможность распределить наследство на свое усмотрение, а не как предписывает закон. «В англосаксонском праве воля превалирует над правом — как напишешь в договоре, так и будет», — поясняет Гольцблат.

Трасты и фонды за рубежом позволяют выразить волю наследодателя и поставить условия для наследников. Например, что дети получат доступ к основным средствам только после достижения определенного возраста или выполнения требований — например, о получении образования. До этого они будут получать регулярный доход, их обучение и медобслуживание будут оплачиваться, но доступа к бизнесу и большим деньгам у них не будет. Простым завещанием такие условия не установить, подчеркивает Пацева.

Как правило, по трастовому договору имущество передают в доверительное управление компаниям на Британских Виргинских островах (БВО), Джерси, Кайманах и других низконалоговых юрисдикциях. «Переданное в траст имущество продолжит зарабатывать деньги и приносить доходы наследникам», — добавляет Гольцблат.

Другой способ — сразу переписать на наследников активы, которые нежелательно разделять. «Как правило, это устраивает старшее поколение, особенно если взрослые дети уже активно участвуют в управлении бизнесом», — говорит Пацева.

Более двух лет, с 1 сентября 2018 года, в России появилась возможность создавать наследственные фонды — юрлицо, «правила игры» которого определяются при жизни наследодателя и не меняются, а наследники становятся его бенефициарами. До настоящего времени не создан ни один фонд, говорит Пацева.

Новый инструмент не работает из-за неудобных норм, поясняет Гольцблат: «Российское законодательство не позволяет создать наследственный фонд при жизни — можно написать устав и создать правление, но учредит фонд уже нотариус после смерти наследодателя». «Даже самые продвинутые нотариусы в Москве отказываются принимать на себя ответственность», — добавляет Пацева. Правоприменительная практика на этот счет полностью отсутствует. Институт заработает в полную силу, если законодатель разрешит создавать наследственные фонды при жизни, чтобы удостовериться, что он может работать, считает Архипов.

Не урегулирован и вопрос налогообложения активов в наследственном фонде. Кроме того, такой инструмент может ущемлять права несовершеннолетних детей и нетрудоспособных родителей, которые по закону имеют право на обязательную долю, — все это чревато спорами, рассуждает Гольцблат.

Другой новый институт — душеприказчик, или распределитель наследства. По мнению Гольцблата, он скорее прогрессивный. «При жизни человек может назначить администратора, который после его смерти будет распределять имущество. Если администратор не назначен, имущество распределяет нотариус», — заключает Гольцблат.