Виктория Абрамченко — РБК:
О новых путях доставки и партнерах для российского продовольствия
О перспективах официальной и неофициальной «дружбы»
Сколько продовольствия Россия экспортирует в текущем году
Снимут ли власти экспортные ограничения на зерно
Куда пойдут деньги от экспортных пошлин на зерно
Какие продукты могут исчезнуть из России из-за санкций
Почему Россия и Белоруссия стали более надежными партнерами друг другу
Про обновление рыболовных судов
Ждет ли АПК новая волна интереса инвесторов
Как на российский рынок продовольствия влияет уход иностранцев
Когда появится «российский TetraPak»
Сколько времени России потребуется на полное замещение в сфере продовольствия
Что будет с ценами на продукты
Куда делись ESG-повестка и вопросы экологии
Как российские регионы будут бороться с изменением климата
Насколько подорожали стройки в мусорной сфере из-за санкций
Сколько денег принесет экосбор в 2022 году
«Мы не препятствуем вывозу зерна с территории Украины»
— В мае генсек ООН Антониу Гутерриш заявил, что мировой продовольственный кризис не предотвратить без удобрений и продуктов из России, Белоруссии, с Украины. Это реальная угроза или использование текущей политической повестки?
— Давайте разделим озабоченность ООН и обвинения в адрес России. Генсек ООН все-таки не обвиняет Россию в том, что может случиться кризис на рынке продовольствия и голод. Он понимает, что такие последствия возможны в том числе из-за введенных в отношении России санкций. Те, кто говорит, что кризис на рынке продовольствия случится по вине России, перегибают палку.
Кризис на рынке продовольствия случился не в этом году. Это затяжная история, которая началась еще в пандемию, в 2020-м. Тогда мы в первый раз столкнулись с тем, что количество продовольствия на мировом рынке сократилось, а логистические цепочки существенно изменились. Например, китайские порты из-за связанных с борьбой с коронавирусом ограничений перестали принимать российскую рыбу, и мы вынуждены были направить ее другим потребителям, это было сложно. В Европе большинство мелких фермеров перестали производить то продовольствие, которое производили обычно. В этом тоже нужно обвинять Россию? Очевидный ответ — нет.
Из-за пандемии сокращалось не только предложение на рынке продовольствия, но и продовольствие существенно выросло в цене. Цифры Продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН (ФАО), которая была создана в 1945 году для борьбы с голодом, говорят, что продовольствие дорожает начиная с 2020 года. Потому что западные страны накачали деньгами мировую экономику, чтобы поддержать население в рамках борьбы с коронавирусной инфекцией, и запустили инфляционную спираль.
Санкции, которые были введены в отношении России в 2022 году, накладываются на проблемы, которые остались после пандемии, в том числе с логистикой. Фактически против России введена морская и авиационная блокада. Сегодня наши корабли не могут зайти в европейские порты и испольазовать услуги по бункеровке. Все наши экспортеры вынуждены искать новые логистические маршруты. Это Российская Федерация придумала? Ответ — нет.
США и Евросоюз, заявляя, что они не будут чинить никаких препятствий мировому рынку продовольствия, ввели санкции в отношении России и нарушили таким бездумным образом привычный ход вещей в мировой экономике. А Россия остается ответственным партнером для стран, которые потребляют наше зерно, подсолнечное масло, рыбу и другие продовольственные товары. Мы открыты для наших партнеров и преодолеваем сложности с транспортировкой всей линейки нашего продовольствия, с оплатой за эту продукцию, со страхованием грузов. Но тут нам нужна помощь. И поэтому господин Гутерриш принимает активное участие в выработке международных правовых инструментов, чтобы нивелировать риски для мирового продовольственного рынка из-за санкций против России и избежать той самой угрозы голода, которая действительно существует для беднейших стран. В мире около 300 млн человек находятся в зоне риска из-за голода.
— Если удастся вывезти 20 млн т зерна, которые заблокированы на Украине, это поможет решить проблему голода?
— Мировой зерновой рынок — это около 800 млн т, и 20 млн т украинского зерна в этом объеме это несущественный показатель. Мы не препятствуем вывозу зерна с территории Украины, из любых ее частей, в том числе с территории, где работают временные администрации. Мы не вмешиваемся в этот процесс. Сегодня это зерно вывозится автомобильным транспортом и железной дорогой — мы видим эти коридоры зерновозов и фур, которые идут в Европу. Украинское зерно можно вывезти, было бы желание.
Что касается порта Одессы, акватория которого заминирована украинскими властями и где затоплено несколько кораблей, которые мешают свободному судоходству, Россия к этому не имеет никакого отношения. Украина может разминировать порт Одессы и свободно вывозить оттуда продовольствие, в том числе зерно. Что касается направления Мелитополя и Бердянска, президент сказал, что из этих городов тоже можно экспортировать зерно, с нашей стороны будет оказана необходимая помощь и содействие. Из крымских портов — Керчь, Севастополь — совершенно спокойно идет отгрузка продовольствия.
А желание во всем обвинять Россию очень похоже на безответственное поведение школьников. Нашкодили, и нужно найти кого-то виноватого, повесить ярлык. Россия была аграрной сверхдержавой и продолжает ею оставаться. И мы ответственный партнер, мы найдем способ, как обеспечить странам в Северной Африке, и на Ближнем Востоке, и в Азии доставку продовольствия.
«Такое неизящное вранье, топорное...»
— После начала военной спецоперации России на Украине фиксировали ли вы случаи, когда страны, не вовлеченные в конфликт, отказывались принимать продовольствие из России? CNN сообщил, что Египет якобы отклонил российское судно из-за информации, что на его борту могло перевозиться зерно с Украины.
— Это фейк. Официально заявляю, что таких фактов нет, мы их не фиксировали. Но фиксировали факты рассылки сообщений из Вашингтона о том, что нужно отказаться от российского продовольствия.
— Какие страны сейчас в первую очередь заинтересованы в покупке российского продовольствия? Удастся ли найти новых покупателей с учетом того, что в 2021 году основными покупателями российской сельхозпродукции в денежном выражении были страны ЕС, главным образом за счет роста цен на зерно и крабов?
— Нашими основными торговыми партнерами, которые покупают российское продовольствие, являются Турция, Казахстан, Египет. По поводу Европы, наших крабов и другой валютоемкой рыбной продукции вернусь опять к истории с китайскими портами, которые отказались принимать российскую рыбу. Мы эту продукцию направили в Европу, и это дало всплеск продаж в денежном выражении, но это было из-за ограничений, связанных с коронавирусом. С точки зрения торговых партнеров, которые получают российское продовольствие, Европа совсем не ключевой игрок.
Но Нидерланды, к примеру, были крупным хабом для реэкспорта российской рыбной продукции в другие страны. Это проблема действительно. Логистических проблем наши теперь уже недружественные торговые партнеры наделали всей мировой экономике огромное количество. И мир, наверное, будет разбирать эти кейсы еще очень долго.
— Как изменилась логистика поставок?
— Русские люди творческие, нас невозможно зажать в рамки, и мы обязательно найдем решение проблемы. Есть множество стран, которые не одобряют антироссийские санкции, хотят продолжать с нами торговлю и взаимодействие.
— Какие это страны?
— В первую очередь могу назвать Турцию — сейчас это глобальный торговый партнер России.
— А какие-то новые неожиданные партнеры у нас появляются, например, среди африканских стран?
— Африканский континент — очень перспективный рынок с быстрорастущим населением. С учетом изменений климата и угрозы резкого сокращения водных ресурсов — источников питьевого водоснабжения я вижу большой потенциал нашего взаимодействия со странами Африки в сферах продовольствия и недропользования.
— Взаимодействовать будем официально или неофициально?
— Очень сложно судить, как все это будет дальше, но очевидно, что все больше стран не согласны мириться с таким однополярным миром и принятием ключевых для планеты решений из одной точки. И то, о чем вы говорите, — что какие-то страны боятся введенных санкций в отношении одного из партнеров и не хотят «в открытую» с ней дружить, это, наверное, скоро пройдет. Сейчас это похоже на шок, но пройдет немного времени, и все изменится.
— Как изменятся объемы поставок нашего продовольствия за рубеж в этом году и чего ждать в следующем?
— У нашего агроэкспорта хорошие перспективы. В этом сельскохозяйственном году (начался с 1 июля 2021 года и завершится 30 июня 2022 года. — РБК) мы прогнозируем один из рекордных урожаев — около 130 млн т. При таком урожае мы можем говорить об экспорте около 37 млн т. А в следующем сельхозгоду прогнозируем увеличение экспорта даже до 50 млн т.
Кроме того, меры по защите внутреннего продовольственного рынка, которые принимали во время пандемии, — например, квоты и плавающая пошлина на экспорт зерна, запрет на вывоз отдельной сельхозпродукции из России (например, сахара. — РБК), привели к тому, что у нас в четыре раза вырос экспорт муки. То есть не сырья, а продукции глубокой переработки зерна.
Еще одно очень интересное направление — высокобелковые корма для животноводства. Из-за того что меняется климат, многие страны-производители столкнулись со снижением производства кормов на фоне засухи. И здесь есть большой задел для экспорта из России.
— Планируется ли ослабление экспортных ограничений на вывоз зерна и сахара из России?
— В правительстве нет практики принятия импульсивных решений, решения принимаются взвешенно. Мы анализируем ситуацию каждый день. Мониторинг происходит по многим факторам, и с точки зрения макроэкономических, и с точки зрения отраслевых показателей.
Мы принимаем решение исходя из той картины, которую видим в целом по продовольственному рынку внутри страны и в мире. Решение запретить вывоз сахара мы приняли потому, что видели, что в мире существенно выросли цены. А в этом году, как и в первую волну пандемии, мы столкнулись с ажиотажным спросом внутри страны. Мы же анализируем баланс производства и потребления. Баланс нужно сохранить, и мы приняли решение, что сохраняем объем сахара в стране и запрещаем его вывозить, а дополнительно снимаем импортную пошлину на ввоз 300 тыс. т сахара. Импортный сахар, который мы завезли, был чуть дороже, но кондитерская промышленность смогла его взять, и это помогло рынку. Мы не делаем ставку на то, чтобы сделать из сахара наш основной экспортный товар. Наша задача — выращивать достаточное количество сахарной свеклы, чтобы загрузить наши заводы и производить необходимое количество сахара для того, чтобы обеспечить потребности населения.
— Эти балансы внутреннего рынка вы рассчитываете исходя из исторических границ России или с учетом появившихся за последние три месяца гуманитарных задач? Много ли потребуется дополнительных ресурсов, хватит ли продовольствия?
— Для нас первоочередная задача — это внутренний рынок. Доктрина продовольственной безопасности и обеспечение населения России всем необходимым продовольствием с точки зрения объема, качества и необходимого ассортимента.
Вторая задача — экспортный потенциал. Например, наши животноводы и мясопереработчики уже переросли планку доктрины по обеспечению страны мясом птицы и свинины. И мы уже можем безболезненно для нашего внутреннего потребителя поставлять продукцию животноводства на зарубежные рынки. Также мы уже превысили показатели доктрины продовольственной безопасности по рыбе, рыбной продукции и растительному маслу. Хороший потенциал для экспорта показывают уже много лет наши кондитеры.
— Для зарубежных покупателей российского продовольствия в этом и следующем году будет остро стоять не только вопрос количества, но и цены. Будут ли покупатели этой продукции в состоянии потреблять ее, учитывая, что цены на продовольствие растут? Готова ли будет Россия идти на уступки?
— Это вопрос уже к правительствам соответствующих государств, как они будут обеспечивать доступность продовольствия для своих граждан. И вопрос мировой инфляции — той спирали, которую раскрутили наши коллеги, бездумно напечатавшие $6 трлн в пандемию.
— Депутаты и аграрии обращались в правительство с просьбой отменить экспортную пошлину на зерно, так как она, по их словам, критически сказывается на рентабельности сельхозпроизводителей. Обсуждается ли в правительстве этот вопрос? Считаете ли отмену пошлины целесообразной?
— У нас сформирована единая позиция, что пошлина должна быть предсказуемой для рынка. Поэтому мы установили демпферный механизм с плавающей экспортной пошлиной, который включается, когда стоимость тонны пшеницы превышает определенное пороговое значение. Устанавливая плавающую пошлину, мы сразу договорились с аграриями, что средства будут возвращаться в отрасль.
Полученные от экспортных пошлин средства в 2021 году и за первые месяцы 2022 года позволили обеспечить дополнительные доходы федерального бюджета в объеме около 175 млрд руб. Но цель была не собрать дополнительные доходы с аграриев. Цель была — сохранить рынок продовольствия стабильным. Что такое зерновые внутри страны? Это объем, необходимый для всех этапов переработки и зависимых отраслей: комбикормовая промышленность, мукомольная и хлебопекарная промышленности и животноводы в первую очередь. Если бы не удержали стоимость на зерновые внутри страны, они стоили бы столько же, сколько они стоят на мировом рынке, и стоимость птицы и свинины внутри страны была бы другой. А это белок, который сегодня доступен для всех россиян. Поэтому решение было осознанное.
Что касается вопросов об отмене пошлины, пока мы с вами не видим, что мировой продовольственный рынок успокоился и чувствует себя хорошо. Наоборот, мы прогнозируем, что мировой продовольственный рынок будет лихорадить от непродуманных действий ряда зарубежных стран, которые не заканчиваются. Россия должна остаться стабильным, надежным с точки зрения самочувствия продовольственного рынка государством. Мы продолжим кормить россиян привычными качественными продуктами. И это наша базовая задача.
— На какие цели будут направлены средства, полученные от экспортной пошлины?
— Председатель правительства по поручению президента уже принял несколько важнейших решений по поддержке отрасли за счет в том числе дополнительных доходов от экспортных пошлин. Общий объем таких дополнительных средств превышает 233 млрд руб. Какие меры поддержки? Это и льготное кредитование, в том числе на инвестиционные цели, и сельская ипотека, льготное кредитование системообразующих предприятий, докапитализация «Росагролизинга» — а это обеспечение аграриев необходимой техникой, поддержка строительства селекционно-семеноводческих и генетических центров.
— Аграрии жаловались, что не видят возврата в АПК средств, полученных от экспортной пошлины. Почему так? Эти деньги просто еще не доведены?
— Мы мониторим ситуацию и следим, например, сколько средств выделено на льготное кредитование АПК. И когда случаются истории, что какой-то фермер не может получить льготный кредит или не может дойти до других мер поддержки, мы разбираем их в ручном режиме. Поэтому, если у вас есть обратная связь по практическим проблемам, с удовольствием ее возьмем, отработаем.
— Режима ручной работы больше сейчас или в пандемию?
— В пандемию, наверно, потренировались. Тогда был первый этап. Но сейчас немного по-другому. В пандемию не было злости, а сейчас появилась злость. Очень много вранья от зарубежных партнеров. И оно такое неизящное вранье, топорное... Вызовы, наверно, те же, просто маски сброшены.
«Вы заметили, что нет испанских апельсинов?»
— На сколько, по вашим оценкам, в 2022 году сократится прямой импорт продовольствия в Россию из-за санкций и нарушений логистических цепочек? Есть ли риск, что исчезнут какие-то продукты, от импорта которых Россия зависит полностью, например зеленый кофе, экзотические фрукты, оливковое масло?
— С кофе вы в точку попали. Действительно, у нас из-за логистики есть небольшое снижение по ввозу. По оливковому маслу тоже. Традиционные импортеры — это Испания, Греция, Италия — не перестали продавать. Продают. Но из-за логистики и сложности во взаимных расчетах есть проблемы, но мы их решаем.
Есть Турция, которая тоже производит оливковое масло. Есть Чили, которое производит оливковое масло, доставить только дороговато будет.
— Есть ли какие-то продукты, которые мы потеряем совсем?
— Нет. В 2014 году Испания присоединилась к антироссийским санкциям. Мы перестали завозить испанские апельсины. Вы заметили это? Вы заметили, что нет испанских апельсинов? Вообще это такая нарицательная история про отсутствие польских яблок. Никто от этого не страдает. И слава богу, потому что наши северокавказские аграрии научились выращивать российские яблоки. Или, например, мы наконец всерьез занимаемся виноградарством и виноделием.
— Сколько нужно новых рыболовных судов для обновления флота? О каких суммах может идти речь? И вообще, способны ли российские верфи в текущих условиях построить эти суда?
— У нас на верфях сейчас строится 70 судов, из них 64 судна заложены под инвестквоты. 64 судна — это новый промысловый флот — те самые фабрики, которые прямо в море на рейде перерабатывают рыбную продукцию. Геополитическая ситуация и растущее санкционное давление, безусловно, затронули верфи. Поэтому мы приняли решение в условиях санкций сдвинуть на два года нормы, связанные с ответственностью в отношении рыбопромышленников, которые не могут исполнить свои обязательства по инвестиционным квотам по причине того, что верфи не могут сдать им эти корабли. Есть определенное количество узлов и агрегатов — навигационное оборудование, рулевые колонки, дизельгенераторы, которые верфи пока не заменили. Сейчас с дружественными странами ведутся переговоры.
У судов, которые находятся на стадии сдачи, проблема не такая большая. Но есть суда, которые еще только собираются закладывать, вот их придется перепроектировать.
«Китай это проходил, и никто не умер»
— У России всегда были непростые взаимоотношения с Белоруссией в части продовольствия — проблемы реэкспорта и знаменитые «белорусские креветки». Текущая ситуация что-то изменила?
— Россия и Белоруссия теперь под одинаковыми санкциями, одинаково чувствуем все проблемы — от финансовой сферы до импортозамещения. Мы теперь более надежные партнеры друг другу. Есть понимание, какие проблемы, связанные с отсутствием партнеров из недружественных стран, мы можем быстрее решить совместно: в сферах селекции, семеноводства, сельскохозяйственной техники.
— Кроме сокращения прямого импорта продуктов проблемы же есть и в неочевидных для потребителя, но важных для производства товаров компонентах, например закваски для йогурта. Есть ли риск снижения производства из-за того, что мы пока не можем сами заместить те же семена и генетику?
— На нас обрушились санкции, когда мы уже были подготовлены к посевной кампании текущего года. Российский АПК был к этому моменту обеспечен всем в необходимом объеме: средствами защиты растений, семенами, ГСМ, вовремя выделили допфинансирование. Поэтому проходили посевную кампанию штатно. Что же касается следующего сельскохозяйственного года, то есть несколько вызовов: средства защиты растений, семена по некоторым культурам, саженцы, запчасти к импортной сельхозтехнике. И с этими вызовами в штабном режиме наши федеральные органы работают. Что делает, например, Россельхознадзор. Он открывает большее количество стран и поставщиков. Например, за пять месяцев этого года в Россельхознадзор поступило 5220 электронных обращений на ввоз семенного и посадочного материала, это на тысячу больше, чем за тот же период прошлого года.
Мир же большой. Мир не ограничивается Евросоюзом. И это, кстати, плохо для ЕС — из-за прямого бездумного политического запрета, из-за нарушенной логистики, из-за невозможности оплатить или застраховать сейчас поставщики в Европе не смогут получать выгоду от торговых отношений с Россией. Что касается запчастей: есть другие страны, которые подставляют плечо и помогают нам справляться с этим вызовом на следующий сельхозгод. И тут, наверно, и нашим аграриям тоже, и Минпромторгу есть о чем подумать: нужно более активно развивать отечественное сельхозмашиностроение и делать его более доступным. И для этого есть несколько инструментов: льготный агролизинг и программа субсидирования «1432» (механизм предоставления производителям сельхозтехники субсидий из бюджета на возмещение недополученных доходов в связи с продажей техники. — РБК). А по таким направлениям, где до сих пор успеха не было, как, например, свеклоуборочные или картофелеуборочные комбайны, в ускоренном режиме сейчас коллеги занимаются НИОКРами и работают с научными институтами, которые имеют штучные экземпляры таких машин, но теперь нужно сделать из этой штуки серию.
— Нет ли рисков в этом ускоренном режиме и открытости? Не приведет ли это, например, к снижению качества?
— Нет. Китай это проходил, и никто не умер.
— Какие иностранные деньги, инвестиции могут сейчас к нам зайти и есть ли в них необходимость?
— Я думаю, у нас сейчас не вопрос денег острый. У нас острый вопрос поставки оборудования и трансфера технологий. У нас в этом проблема. Деньги есть у наших, в хорошем смысле, патриотичных бизнесменов, которые остались в стране.
— В 2014 году волна импортозамещения вызвала приход в сельское хозяйство крупных непрофильных инвесторов. Наши олигархи сейчас готовы стать, например, семеноводами?
— Я не могу сказать, что у нас есть бурные инвестиции в семеноводство. Но есть ниши, где мы зависим от импорта, и они перспективны — это свекла, это картофель, это подсолнечник, это кукуруза, соя. Эти ниши уже видят своего инвестора, готового работать с государством по производству семян отечественной селекции.
— А куда идут агроинвесторы сейчас?
На перспективу традиционно в растениеводство, где высокая маржинальность. И программа по вовлечению земель в оборот — это большое подспорье. Мы здесь даем дополнительный эффект для аграриев, для растениеводов в рамках программы мелиорации, которая для государства будет ключевой на перспективу. Она даст достаточно хороший эффект и для рыбохозяйственного комплекса, и для растениеводческого направления. И вообще Россия, конечно, с точки зрения запасов воды для хозяйственно-бытового назначения, для полива имеет уникальные конкурентные преимущества перед всеми остальными государствами.
«В бидоны алюминиевые мы не вернемся»
— Что вам говорит иностранный бизнес о своих планах уйти, прекратить или сократить работу в России?
— Не хотят уходить. Поверьте, никто не хочет уходить. Те, кто делает резкие заявления, они находятся под большим политическим давлением. Это, как правило, транснациональные корпорации. Но это же выбор самой компании: сохранить производство, получать прибыль. Можно найти способ, как остаться в России. У нас нет особых каких-то таких драматических событий. Происходит замещение. Ниши эти долго пустовать не будут.
— С учетом ухода иностранных компаний и технологий что будет с внутренним производством продуктов?
— Не прогнозируем мы здесь каких-то нерешаемых проблем. Есть вопросы с запасными частями, с оборудованием для пищевой и перерабатывающей промышленности. Сейчас насущный вопрос упаковки — асептическая упаковка, TetraPak, PurePak.
— Когда появится российский аналог?
— Мы сейчас проводим эксперимент, он в активной фазе — как нашу целлюлозно-бумажную промышленность поженить с производителями продуктов питания, для того чтобы импортную упаковку можно было заместить. Надеемся, что эксперимент будет успешным. Может быть, не будет той красивой белой упаковки, привычной глазу, — она будет серой, как мы ее называем, «экологичной», но она будет наша, отечественная.
— Где и с кем проходит эксперимент?
— С «Монди», это Республика Коми, производителями молочной продукции, например заводом им. Верещагина (АО «Учебно-опытный молочный завод» ВГМХА им. Н.В. Верещагина». — РБК).
Сейчас наращиваем производство свое и параллельно тестируем наши краски на предмет применения на импортной технологии. Плюс включили полиграфические краски в параллельный импорт. Наши компании-производители — «Гангут», «АБВ Флексо», «Принт Колор» и т.д.
Важно, что на качестве и безопасности того, что расфасовано в эту упаковку, такая замена никак не отразится. И в бидоны алюминиевые мы не вернемся.
— А стоимость такой упаковки — насколько она сопоставима с иностранной?
— Сейчас очень сложно пока об этом говорить. Мы находимся в эксперименте: как заместить импортную упаковку отечественной и как сделать синергетический эффект между лесопромышленниками, целлюлозно-бумажной промышленностью, в частности, и пищевой промышленностью.
— Когда из эксперимента это перейдет в серийное производство?
— В этом году. Уже первые партии отечественного картона для PurePak закуплены для молочной отрасли. Насколько я знаю, в такой упаковке уже можно приобрести вологодское молоко.
— Насколько вероятна ситуация, что условный «Макдоналдс» при нормализации ситуации вернется в Россию?
— С «условным «Макдоналдсом», по-моему, все решено уже. Тут вопрос, будут ли его ждать спустя это время и не привыкнут ли к другому бренду. Как сказала Маргарита Симоньян: «Жарить котлеты на Руси умели давным-давно». И собственно, эта ниша не будет пустовать. Если это востребовано, потребитель ногами будет голосовать. Вкусовые привычки меняются достаточно быстро.
— Каких иностранных сервисов или продуктов вам лично будет не хватать?
— Наверное, что-то из разряда культуры качественного визуального ряда, например кино.
— Сколько времени России потребуется на полное замещение в сфере продовольствия или такой задачи нет?
— У нас нет проблем на рынке продовольствия внутри страны из-за санкций. Рынок продовольствия с 2014-го научился жить под санкциями. Мы еще тогда ввели ответное решение в отношении недружественных стран по поставкам продуктов. И сегодня это фактически те же самые страны.
— Но в 2014-м не было фактора пандемии, последствия которого, очевидно, не до конца завершились. Не было проблем с сырьевой базой — семена, компоненты...
— В семенах мы пока не достигли пороговых значений доктрины продбезопасности, хотя зерновые, пшеница — 100% наши отечественные семена. Но в рамках нашей ФНТП (Федеральная научно-техническая программа развития сельского хозяйства на 2017–2025 годы. — РБК) работаем по другим культурам — семена картофеля, свеклы, кукурузы. У нас уже в этом году достаточное количество посевного материала картофеля отечественного. Вот «суперэлиту» еще закупаем. Еще важный фактор — поверить, что свои семена не хуже импортных. Почему аграрии делали выбор в пользу иностранных семян? Там решения пакетные: семена, агротехнологии, средства защиты растений. Ты не думаешь о рисках, у тебя нет никакой серой зоны, ты защищен, и урожайность гарантирована. Мы пока не научились делать пакетные решения. Но в этом году правительство такую задачу ведомствам поставило.
— К следующей посевной это уже будет?
— По всем культурам не успеем. Как бы ни старались, есть объективные причины. Свекла, например, это двухлетняя культура.
— Главное последствие всех происходящих событий, которое видит потребитель, — это цены. Обсуждаются ли сейчас в правительстве какие-то новые, дополнительные варианты регулирования цен?
— Есть номенклатура видов социально значимых товаров, которые мы мониторим еженедельно и в случае необходимости реагируем на какие-то критические изменения. Например, в марте текущего года обнулили ввозные пошлины на овощи. Причина — у нас же есть традиционная сезонная проблема с «борщевым набором»: в сезон, когда отечественное закончилось, а импортное стало очень дорогим, начинается скачкообразный рост то на капусту, то на морковь, то на картофель. В этом сезоне «чемпион» — это картофель. Поэтому нам нужна отдельная программа по овощам с точки зрения системных мер правительства.
Мы договорились, что, во-первых, увеличиваем посевные, а также упаковываем меры поддержки адресные по овощам в отдельный федеральный проект «по развитию отраслей картофелеводства и овощеводства» — он сейчас уже заканчивает свое межведомственное согласование, будет внесен в правительство и утвержден в виде правительственной программы. Правила предоставления субсидий по этому проекту уже в апреле утвердил Михаил Мишустин.
Второе, что мы делаем, — действуем в рамках мер таможенно-тарифного регулирования. Как, например, была история с сахаром. Приняли решение, что из-за ажиотажного спроса нам нужно сохранить запас сахара, который был произведен в предыдущий сезон в стране, до нового урожая.
И вот эти системные решения правительства позволили продовольственную инфляцию обуздать. Сейчас у нас тенденция снижения цен у производителей. Например, птица, свинина, яйца — отрицательная динамика. Что касается торговых сетей, мы коллегам дали четкий и ясный сигнал, что не нужно устанавливать высокие торговые наценки на социально значимые товары. В результате Министерство сельского хозяйства, ФАС, Минпромторг и торговые сети договорились об этом. Договоренности в основном соблюдают федеральные торговые сети, до несетевых и магазинов «у дома», конечно, мы дотянуться не можем. Безусловно, есть зашкаливающие истории, когда какая-нибудь крупа вдруг с торговой надбавкой 150% продается, но, по данным Минпромторга, все-таки сети выдерживают договоренности в отношении набора социально значимых товаров.
— Обсуждаются ли варианты адресной продовольственной помощи? Например, Минпромторг когда-то выходил с инициативой продуктовых карточек.
— Мы действительно обсуждали этот вопрос с Минпромторгом в 2020-м. Остановило то, что он был связан с трудным и дорогим администрированием, а также высокой стоимостью самого проекта для федерального бюджета. Речь шла примерно о 400 млрд руб. в год. В итоге было принято решение в пандемию поддерживать население прямыми денежными выплатами, и до сих пор это решение работает. Что касается продовольственной адресной помощи, здесь пошли по пути, когда субъекты сами принимают такое решение, если это востребовано. Порядка 30 субъектов такие программы у себя запустили.
Семь фактов о Виктории Абрамченко
22 мая 1975 года — родилась в Черногорске (Хакасия).
В 1998 году окончила Красноярский государственный аграрный университет, в 2004-м — Российскую академию государственной службы при президенте.
В 1998–2000 годах работала в Комитете РФ по земельным ресурсам и землеустройству (Роскомзем), в 2000–2001 годах — в ФГУ «Земельная кадастровая палата»; до 2005 года занимала разные должности, в том числе заместителя начальника управления в Росземкадастре и Роснедвижимости.
В 2005–2011 годах работала в Минэкономразвития России, в том числе заместителем директора департамента недвижимости.
В 2011–2012 годах заняла пост заместителя руководителя Росреестра; в 2012–2015 годах — директор департамента земельной политики, имущественных отношений и госсобственности Минсельхоза.
В 2015–2016 годах — статс-секретарь, заместитель министра сельского хозяйства; в 2016–2020 годах — заместитель министра экономического развития, руководитель Росреестра.
21 января 2020 года назначена на должность вице-премьера.
«Для Европы наступают не очень «зеленые» времена»
— Какие вопросы экологической повестки, которую вы курируете в правительстве, сейчас актуальны? По версии предправления НОВАТЭКа Леонида Михельсона, сейчас властям и бизнесу, имея в виду прежде всего Запад, надо думать не о развитии «зеленой» энергетики, а о том, как не сделать энергетику «черной». Согласны ли вы с тем, что в ситуации беспрецедентного санкционного давления экологические цели уходят на второй план, а в приоритет — сохранение производств и рабочих мест?
— Я поспорила бы с Леонидом Викторовичем в части экологических проектов. Для Европы, наверно, действительно да, наступают такие не очень «зеленые» времена. Если Великобритания всерьез задумалась о том, что нужно открывать шахты, закрытые Маргарет Тэтчер, и срочно искать, где обучить шахтеров непростому ремеслу, то, конечно, ни о какой «зеленой» повестке говорить не приходится. В России мы все программы, которые были внутри нацпроекта «Экология», сохранили и продолжаем финансировать. В том числе недавно скорректировали постановление № 1600, где предусмотрены региональные меры поддержки в рамках проекта «Чистый воздух», — это субсидирование перехода частных домовладений с угольного отопления на газ или электричество.
Что касается заявлений бизнеса, что надо не об экологии думать, а думать о том, чтобы энергетика не стала «черной», это скорее зарубежным, наверное, партнерам посыл. Потому что в России программы, например того же самого «Норильского никеля» по экологической модернизации, не останавливаются. Насколько я знаю, программы по модернизации алюминиевых заводов, на которые были предусмотрены средства в федеральном бюджете, на субсидирование такой модернизации, эти программы не останавливаются. Но времена действительно непростые. Мы, понимая, что не все себе могут позволить продолжать инвестиции в экологическую модернизацию, ответственность за срыв сроков мероприятий по снижению выбросов сдвинули вправо. Вот тут мы действительно бизнесу пошли навстречу и сказали, что да, вы продолжайте, мы вас спросим через два года.
— Что происходит со ставшей популярной в прошлом году в российской повестке темой ESG? Все просто забудут эту историю?
— А знаете, почему был такой интерес к этой теме? Потому что раньше наш бизнес был ориентирован в том числе на партнеров из Европы. И если ты ответственный с точки зрения социальной, экологической, то шансов продать свой товар в Европу у тебя было больше. А когда такого запроса со стороны твоего торгового партнера нет, наверное, наш бизнес сейчас занимается просто другими острыми вопросами. Он занимается решением логистических проблем, финансовых проблем, занимается импортозамещением. Решает другие насущные задачи.
— Но концепция ESG — это же не только про красивые отчеты.
— Она про устойчивое развитие вообще.
— В текущих условиях она во что-то локальное трансформируется? Или это вообще не вопрос сегодняшнего дня и компаниям про это лучше сейчас не думать?
— Я не думаю, что все компании перестали этим заниматься. Компании, которые находятся уже на определенном уровне своей корпоративной культуры, вряд ли будут сворачивать эти проекты. Это просто сейчас не на слуху, потому что сейчас в повестке другие более актуальные задачи. Скорее всего, поддержу вас, что, например, климатическая повестка сейчас, вот она ушла в тень, а экологические вызовы — они остались. Комфортная и безопасная среда для жизни с точки зрения экологии будет актуальна всегда.
— Сколько регионов уже подготовили планы адаптации к изменениям климата?
— Должны подготовить планы адаптации к изменениям климата не только регионы, их должны готовить и федеральные органы исполнительной власти: от Министерства природных ресурсов до Министерства здравоохранения и Роспотребнадзора. Вот десять таких планов уже утверждены. А региональные планы, у них срок — конец этого года, их еще продолжают разрабатывать. Всего семь регионов пока такие планы утвердили (Республика Крым, Курская, Кемеровская, Волгоградская, Вологодская, Белгородская и Пензенская области).
— Они, соответственно, учитывают текущие какие-то реалии?
— Мы построили эту работу следующим образом. Я попросила наших коллег из Росгидромета, из научных институтов, которые занимаются долгосрочными прогнозами, направить эти долгосрочные прогнозы по федеральным органам и по субъектам. Крым, например, разработал и утвердил такой план. Он проанализировал риски вододефицита. И предусмотрел меры — как бороться с водным дефицитом на территории республики или как бороться, например, с селями и паводками, потому что для них это существенный фактор, связанный с изменением климата. Для арктической зоны другая история. Там проблема связана с деградацией вечной мерзлоты, таянием вечной мерзлоты и связана с тем, что необходимо применять новые технологии для строительства инженерных коммуникаций.
— Реализация этих планов как-то затрагивает деньги из федерального бюджета?
— Тут все по-разному. Федеральные планы делаются на основе той трехлетки бюджетной, которая сегодня есть, и денег, которые до федеральных органов доведены. У регионов есть где-то отдельные программы социально-экономического развития, как в Крыму, например. Существуют инфраструктурные бюджетные кредиты.
— Что происходит с территориальными схемами по обращению с ТКО?
— Последние два федеральных субъекта — Москва и Санкт-Петербург — официально перешли на новую систему обращения с ТКО в этом году. И у нас остался только Хабаровский край в отстающих, потому что он для нескольких муниципалитетов не может выбрать регионального оператора. Но в целом — все субъекты перешли на новую систему, утвердили терсхемы. Федеральная схема по обращению с ТКО и ее электронный вид тоже подготовлены. То есть это агрегация информации, которая есть в каждой территориальной схеме. 181 региональный оператор работает, охват населения услугой уже увеличился до 94%. По итогам трех лет реализации мусорной реформы уровень обработки ТКО достиг 43,3%, а утилизации — 11,6%.
— То есть не пришлось корректировать никакие планы реформы из-за санкций?
— Мы очень переживали, что необходимое для отрасли утилизации оборудование будет воспринято недружественными странами как оборудование двойного назначения и, соответственно, мы не сможем это оборудование завозить. У нас разная ситуация с точки зрения зависимости от импортного оборудования именно в сфере ТКО. Есть очень большая зависимость в утилизации и практически нет зависимости в обработке отходов. Там только лазерные сепараторы у нас импортные, а все остальное отечественное.
По моему поручению коллеги из ППК «РЭО» уже собрали возможности наших промышленников внутри страны, что можем своего отечественного и альтернативного иностранного уже сегодня предложить, фактически собрали такую библиотеку данных. И с региональными командами сейчас занимаются заменой.
— На стоимость проектов это сильно влияет?
— У нас общий процент удорожания строительства объектов ТКО, связанный со всеми факторами, в среднем около 30%.
— Откуда будут привлекаться средства на эти дополнительные расходы?
— В рамках «зеленого» финансирования, выпуска облигаций по линии ППК «РЭО» и в рамках федерального проекта по ТКО.
— Из-за текущей ситуации пришлось ли как-то корректировать подход к мусорной реформе? Упрощать какие-то требования, контроль, надзор, оценку или нет?
— Нет, это сфера, где упрощать что-либо опасно. Мы еще не находимся на той стадии развития культуры обращения с отходами, культуры потребления, чтобы можно было упрощать и снижать темп.
— Когда реформа РОП должна заработать?
— Почему все время говорите, когда должна заработать? Она работает. Мы ее модернизируем. То есть мы ее проанализировали, утвердили концепцию изменений. Дальше был сложный этап подготовки соответствующего законопроекта под эту концепцию. В январе текущего года у меня собирались на согласительное совещание (и оно было жарким) федеральные органы исполнительной власти. Были те, кто заставлял принять более жесткие требования. Были те, кто выступал «адвокатом бизнеса» и говорил, что ничего не нужно и так все хорошо. Самый главный спор был, когда будет стопроцентный норматив утилизации упаковки, — мы решили сделать введение этой нормы с 2025 года. Что касается вопроса, на ком ответственность по утилизации, вот здесь отличие от концепции. Министерство экономического развития убедило нас, что устанавливать ответственность в отношении производителя товара нецелесообразно, что лучше такую ответственность установить на производителя упаковки.
— Чем аргументировали?
— Аргументом стал опыт Белоруссии. Несколько лет коллеги в Белоруссии поработали с ответственностью на плечах производителей товара, поняли, что это невозможно, что очень много серых схем получается. Дополнительный аргумент — мы не можем сервисную и транспортную упаковку разделить. То есть у нас получается в каком-то случае производитель упаковки, он как производитель товара выступает, а в каком-то случае он как производитель упаковки для товара. И вот эту развилку мы пройти не смогли. Администрировать в таком виде это гораздо проще: против 4 млн в среднем производителей товара у нас получается 4 тыс. производителей упаковки.
— Какой размер экосбора вы ожидаете в 2023 году?
— Пока прогноз около 5 млрд руб.
Экспорт кругляка
С 1 января в России действует запрет на экспорт необработанной или грубо обработанной древесины, так называемого кругляка. Это решение Виктория Абрамченко называет «взвешенным» и «историческим». Даже в условиях изменения различных секторов экономики, по ее версии, Россия не должна снимать это ограничение и экспортировать нужно только продукцию глубокой переработки: «Мы в предыдущие годы поддерживали и развивали экономики других стран. На этом круглом лесе — дуб, бук, ясень — выросли целые комплексы даже в СНГ. Когда мы запретили вывоз кругляка, наши партнеры по Евразийскому союзу были изумлены, что это их тоже коснется. Но почему Россия должна оставаться донором этого сырья? Ответ: нет, мы должны сделать глубокую переработку леса внутри страны и торговать паркетом и мебелью».