Выученная беспомощность: почему сотрудники ведут себя как малые дети
Эксперименты на собаках
В шестидесятых годах прошлого века американский психолог Мартин Селигман открыл явление, которое назвал «выученной беспомощностью». Феномен был открыт в ходе эксперимента, основанного на классических принципах обусловленности Ивана Павлова.
Селигман разместил две группы собак в разных комнатах. Каждая собака помещалась в отдельном боксе, к полу которого был подведен слабый ток. Собаки из первой комнаты могли ткнуться мордой в некую точку бокса и вырваться на свободу. У собак во второй комнате не было никакой связи между их действиями и свободой (их ящики открывались в зависимости от действий собак из первой комнаты). Была еще и третья, контрольная группа собак, которых вообще не били током.
Если очень кратко формулировать последствия эксперимента, то собаки из первой комнаты быстро восстановились после мучений, вернулись к своим социальным привычкам и физическим характеристикам. А собаки из второй комнаты впали в депрессию и апатию. Это было выяснено следующим образом: после основной части эксперимента все три группы собак были помещены в одну комнату, где по полу шел ток. Чтобы выбраться, собакам необходимо было перепрыгнуть через небольшую перегородку. Вот только если собаки первой и третьей группы быстро приходили к этому решению, то собаки второй группы какое-то время метались от боли, скулили, а затем ложились на пол, причиняющий им боль. Потому что за время травмирующей вынужденной беспомощности они разуверились в своих силах настолько, что даже физическая боль не возвращала им жажду активных действий.
Селигман и коллеги были в шоке, потому что это поведение собак полностью противоречило тогдашним бихевиористским представлениям о природе мотивации. Эксперимент (без тока, разумеется) было решено провести на людях. И его результаты были подтверждены — если человека помещать в ситуацию вынужденной беспомощности, где от его решений и действий ничего не зависит, человек вскоре выучится этой беспомощности и перестанет что-либо делать. К этому выводу пришли после работы с двумя группами участников в доме престарелых, одна из которых сама принимала решение относительно своего меню, свободного времени, формата ухода за садом и комнатой, а второй группе лишь предписывались указания, хоть и в вежливой форме. Удивительно, но уже через три недели участники из первой группы демонстрировали меньшую депрессию и лучшее здоровье, чем участники второй группы. Еще более удивительно то, что результаты эти сохранились через год после окончания эксперимента.
Родина апатии
В России похожий эксперимент проводится вот уже много лет. Ключевой посыл органов власти гражданам из века в век — это то, что влиять вы ни на что не можете. На подчинении и хаотичном наказании построено воспитание малышей, образование школьников и студентов. И затем эта свежая сила с выученной беспомощностью приходит на работу, где вы ждете от сотрудников проактивной взрослой осознанной ответственной позиции. Ага, сейчас.
Согласно многолетним исследованиям Алексея Левинсона и команды Левада-центра, ключевые отличия Homo Soveticus — апатичность, несамостоятельность, виктимность — на данный момент системно закреплены в нации как негативный побочный эффект коммунистического эксперимента над огромной и талантливой страной.
Справедливости ради стоит отметить, что некоторые исследователи связывают особенности русского национального характера с гораздо более древними явлениями, чем коммунизм, тоталитаризм, царизм. Так, Малкольм Глэдуэлл в книге «Гении и аутсайдеры» объясняет, что каждый национальный характер изначально выковывался как система адаптации к имеющемуся климату. В нашем случае это рискованное земледелие. Оно порождает удивительную смесь: изрядная доля безразличия (зачем выкладываться на полную, если заморозки убьют урожай), бесконечное долготерпение (сопротивляться климату бесполезно), невероятная креативность (чтобы выжить в этой среде, необходимы выдающиеся способности к адаптации), и недюжинные способности к подвигу (потому что без подвига в этой реальности не справиться).
Конечно, в ходе истории каждая северная страна с похожими климатическими условиями адаптировалась к ним со своими нюансами. Но мы адаптировались вот таким вот удивительным образом с набором системных психологических характеристик, отлично сформулированными в интервью Германа Грефа, где он, в частности, упоминает «индекс дистанции власти».
Этот параметр оценки любой культуры (от семейной и организационной до национальной) вывел Герт Хофстеде, известный исследователь сравнения культур. Так вот, по показателю «дистанция власти» (то есть тому, насколько высоко мы ставим над собой каждого представителя власти, насколько мы склонны подчиняться власти и обожествлять ее) Россию опережают только страны с актуальными монархическими принципами управления. В общем, основные участники любых наших взаимоотношений до сих пор — царь и раб. И проявляется это от семьи, школы, паспортного стола до Думы, правительства, администрации президента. Мы также пытаемся втянуть в эту парадигму остальной мир, но он почему-то не хочет.
Воспитание руководителя
Как это системное явление, в котором контракт с одной стороны подразумевает фигуру властителя, а с другой — зависимых объектов с выученной беспомощностью, проявляется в бизнесе?
Классический треугольник Карпмана рассказывает нам о том, что все мы склонны метаться между трех ролей — спасателя, преследователя и жертвы. И, попав хоть в одну из этих ролей, мы обязательно пройдем весь круг. Жена алкоголика, спасая его от бутылки, в какой-то момент обязательно впадет в состояние карателя-преследователя со скалкой в руках; а потом нет-нет да и ощутит себя глобальной жертвой.
Так и гиперактивный руководитель или менеджер: то героически тащит все на себе (классический спасатель); то орет на окружающих, так как они не соответствуют его ожиданиям (преследователь); то он действительно физически и эмоционально истощен и искренне чувствует себя полумертвым заложником общей тупости (жертва).
Как разбивать этот порочный треугольник? Для начала желательно не впадать в роль спасателя. Поэтому жен алкоголиков учат прежде всего тому, что каждый человек сам себе хозяин и никого невозможно спасти от зависимости, пока человек сам этого не захочет. Точно так же ни за кого невозможно научиться работать эффективно.
Это вроде бы вполне очевидная мысль — но тогда почему же руководители и менеджеры продолжают это делать? Почему спасать так привычно и приятно? Да потому что личность руководителя формировалась тоже не вдруг. Если человек вырос до менеджера хотя бы самого среднего звена, это означает, что, скорее всего, он с детства стремился брать на себя больше ответственности. И эта психологическая особенность отличала его от остальных.
Возможно, родители возлагали на него огромные ожидания; возможно, надо было держать высокую планку достижений семьи; возможно, отец слишком агрессивно относился к детям и матери — так или иначе, будущий менеджер или предприниматель мало-помалу научился действовать чуть активнее, чем окружающие. За 15–20 лет формирования характера это «мало-помалу» выковывается в ключевую характеристику.
А психика устроена на воспроизведение действий, ведущих к успеху, и так пятилетка за пятилеткой такой человек тащит на себе все больше и больше. Поэтому первый навык успешного руководителя — это навык делегирования, освоение постепенного снятия с себя ответственности. Нужно сознательно выращивать взрослую позицию, прежде всего у себя, а затем (ну, или параллельно) у окружающих.
Шесть способов повзрослеть
Осознавать — то есть ловить себя и других за руку каждый раз, когда вы или сотрудники впадаете в детско-родительский спазм. Необходимо делать в этот момент паузу, замечать инфантильность в поведении, в коммуникации, в том или ином решении. С осознания начинаются любые изменения.
Отражать — озвучивать себе и другим осознаваемые и замечаемые примеры инфантильности или родительства. Например, в своих тренингах я провожу большой блок с психодраматическим проигрыванием позиций взрослого, ребенка и родителя: в этом упражнении участник-взрослый должен принимать бизнес-решение, в том время как его партнеры по упражнению отчаянно конфликтуют, сбивая с толку. Любопытно, что уже после тренинга этот понятийный аппарат входит в обыденную речь участников.
Например, на кофе-брейке можно услышать, как один коллега говорит другому: «Да явно не успею я этот отчет сдать, вообще что-то идет не так», а второй реагирует: «Это тебе сколько сейчас лет, семь или уже десять?» В общем, отражение — это уважительная обратная связь, в которой мы друг другу озвучиваем, когда замечаем нездоровое поведение.
Планировать — вводить взрослое поведение как критерий в производственной деятельности. Внедрять его в оценку в формы обратной связи, разрабатывать то, как желаемый формат рабочих взаимоотношений будет отражен в системе показателей, планировать обучение и развитие в связи с задачей всем планомерно взрослеть. Например, в Сбербанке развитие эмоционального интеллекта является планомерной частью обучения в корпоративном университете — а ведь осознание личной ответственности за эмоции и их выражение (то есть очень взрослая позиция) является одним из ключевых критериев эмоционального интеллекта.
Действовать — прежде всего следовать принципу «практикуй, что проповедуешь». Если hr-отдел вешает на флаги лозунги о ценностях компании, значит, сотрудники этого отдела сами должны являть эталонный пример реализации принципов в действии. Если на уровне планирования в показатели труда введено проактивное поведение, значит, при премировании сотруднику должно быть указано: ты здесь взял на себя инициативу, и вот ты ее довел до ума, и вот поэтому ты получил такую-то премию.
Преодолевать сопротивление — важно понимать, что никто взрослеть просто так не собирается. Человек стремится к существованию в режиме максимального удержания ресурсов — никто не будет делать того, чего можно не делать. Поэтому приготовьтесь к сопротивлению и воспринимайте его как необходимую часть процесса.
Наблюдать результаты — довольно банально приводить здесь ключевой элемент контура управления, но про это часто забывают, а без наблюдения результатов, обратной связи по ним, корректировки в случае необходимости повысить «взрослость» системы невозможно.
На каждом своем тренинге я вижу очень талантливых, трудолюбивых, жаждущих развития и готовых принимать личную ответственность за происходящее сотрудников разных уровней. Потому что в каждом человеке и в каждой компании есть все ресурсы для конструктивных изменений — в такой большой и талантливой стране, изголодавшейся по конструктивному диалогу, они назрели уже давно.
