Обновление цепочек: какой станет международная торговля после кризиса

Фото: Justin Sullivan / Getty Images

За эпическими переговорами о сокращении добычи нефти осталась почти незамеченной новость от Всемирной торговой организации, выступившей с прогнозом состояния международной торговли в 2020–2021 годах. Как часто бывает, он состоял из оптимис­ти­ческого и пессимистического сценариев, но его границы — падение объема мировой торговли в этом году от 13% до 32% — впечатляют. Иными словами, даже при самом хорошем раскладе снижение превзойдет показатель 2009 года.

Торговое ускорение

В последние десятилетия международная торговля считалась несомненным движителем экономического роста. Между 1980-м и 2011 годом оборот торговли товарами в текущих ценах вырос почти в девять раз при увеличении глобального валового продук­та в 3,42 раза; среднегодовые темпы прироста объема международных товар­ных транзакций достигли 7,3%, хотя глобального валового продукта — всего 3,9%. Вовлеченность в международное разделение тру­да оказалась особенно важной для новых индустриальных стран, которые не могли бы обеспечить быстрый рост своих экономик, ориентируясь лишь на внутренний рынок. В 1980-е и в первой половине 1990-х до 60% роста ВВП таких стран, как Южная Корея или Тайвань, обеспечивалось увеличением их экспорта; при этом в крупнейших экономиках мира — США и Японии — зависимость от экспорта была и остается незначительной.

Возврат к локализации

Провал в глобальной торговле, неизбежный в 2020 году, определит два важных тренда на ближайшие годы. Первый — сокращение зависимости от монопольных поставщиков. Мировая торговля в последние несколько десятилетий развивалась (если не говорить о торговле нефтью) не как межстрановый, но скорее как внутрикорпоративный бизнес. По различным оценкам, от 35 до 50% товарной массы, пересекавшей нацио­на­льные границы, не выходили из зоны ответственности определенной кор­порации. По мере снижения транспортных и ло­гистических издержек гибкость мирового разделения труда возрастала — и посте­пенно развитые страны стали осознавать риски, обусловленные влиянием возможной потери одного поставщика на всю производственную цепочку. Это понимание возникло в 2017–2018 годах, по мере активизации торговых трений между США и Китаем, а с началом панде­мии COVID-19 стало всеобщим. Быстро выяснилось, что не только 30% масок и иных медицинских защитных средств, продававшихся в США, изготавливались в КНР, но и зависимость производителей сложной медицинской тех­ники от китайских поставщиков оказалась критической.

Стоит также заметить, что уже в конце 2010-х темп прироста международной торговли стал снижаться, а в 2019 году ее объемы и вовсе упали на 0,1% при росте глобального валового продукта на 2,9%. Думаю, что тренд на возврат к локализации производств особо значимых товаров ускорится в ближайшие годы. В торговле усилится значение того, что обычно называют intra-sector trade, когда схожие товары, например автомобили, страна одновременно и импортирует, и направляет на экспорт. Такие товарные потоки определяются в основном стремлением потребителей к разнообразию, а не взаимодополняемостью экономик. Этот сдвиг нанесет значительный удар по азиатским экономи­кам, всегда исповедовавшим альтернативный подход; поэтому мы рискнем предположить, что доля Азии в глобальном обороте товарной торговли к 2030 году снизится до 25–27% с 31,5% в 2017 году. Этот же тренд с высокой степенью вероятности определит как диверсификацию энергетических и сырьевых поставок, так и ориентацию на самообеспечение сырьем в США или на использование возобновляемых источников энергии в Европе и Японии.

Проверка на прочность

Вторым важным трендом в глобальной торговле может стать ее концентрация в кругу стран, составляющих наиболее прочные интеграционные объединения, располагающие общей валютной системой. ЕС, вероятнее всего, понесет незначительные потери в торговле товарами и услугами между своими членами (хотя его внешняя торговля может существенно сократиться). Дело в том, что в ЕС доля intra-sector trade исторически была самой высокой в мире, достигая 60% от всех внешнеторговых операций. Иначе говоря, союз давно является по сути единой экономикой. С другой стороны, критически важным для сохранения масштабов международной торговли является поддержание спроса на конечную продукцию, и помощь отдельным игрокам. В ЕС, с его единой финансовой системой и огромными стимулирующими программами ЕЦБ, такую задачу решать проще, чем в других регионах мира.

А те интеграционные проекты, где ведущие региональные экономики относительно самодостаточны и нет единой валюты и налоговой политики, столкнутся с большими трудностями. С этим риском может столкнуться и Южная Америка с ее привязкой к Бразилии, и постсовет­ское пространство с доминирующей на нем Россией. Мы уже видим в странах ЕАЭС первые меры по ограничению доступа на национальные рынки — пока ограничившиеся продовольствием, но имеющие шанс распространиться.

Еще одной особенностью нового кризиса может стать более сильный удар по торговле услугами по сравнению с торговлей товарами. В мировой торговле услугами 42,4% приходится на туризм и международные пассажирские перевозки — наиболее пострадавшие сейчас секторы. Опять-таки, если в ЕС передвижения между странами, скорее всего, восстановятся в полной мере в 2021 году по причине как традиций проведения отпусков, так и взаимоза­висимости стран от трудовых ресурсов друг друга и наличия значительного числа межнациональных семей, то удар по туристическому сектору таких стран, как Турция, Таи­ланд, ОАЭ, Вьетнам или Мексика, будет весьма серьезным. Нескоро решатся и проблемы крупных авиакомпаний, ориентировавшихся на транзитные перевозки (Turkish, Emirates, Etihad, Singapore Airlines и др.).

Новые тенденции

Наконец, если оценивать в целом кризис 2020–2021 годов и его влияние на всю мировую экономику, я обратил бы внимание на высокую вероятность появления новых точек роста и новых специализаций, как внутри отдельных стран, так и на глобальном уровне. Если оглянуться на кризисы 1997–1998 годов и 2008–2009 годов, то становится очевидно, что они не привели к существенным изменениям в мировом разделении труда. Основные тенденции, заложенные ранее, — технологическое доминирование развитых стран; распространение возникших на рубеже 1980-х и 1990-х информационных и коммуникационных технологий, наиболее значимые глобализационные тренды — сохранялись в неизменном варианте. Сейчас же, после трех десятилетий достаточно однонаправленного развития, нас могут ждать новые тенденции: увеличение разрыва между развитыми и развивающимися странами, обусловленное новыми финансовыми возможностями государств — эмитентов резервных валют; очередной виток геополитического соперничества и протекционизма; превращение биотехнологий в главный драйвер экономического роста. Они также наложат свой отпечаток на развитие мировой торговли в ближайшие годы.