Майнеры на Колыме: как криптовалютная лихорадка дошла до Дальнего Востока
Как известно, в российском правительстве обсуждают внедрение технологии блокчейна в разные сектора экономики. Речь идет в том числе об использовании возможностей российской энергетики для майнинга криптовалют. Вице-премьер Юрий Трутнев заявил, что профицит электроэнергии на территории Дальнего Востока позволит привлечь туда игроков новой отрасли. Возможность размещения оборудования для добычи криптовалют на своих мощностях анализируют «Росэнергоатом» и «Евросибэнерго».
Действительно, майнинг –– процесс достаточно энергоемкий. Сегодня на «добычу» криптовалют в мире расходуется около 30 ТВт·ч (тераватт-часов) в год, что сравнимо с годовым потреблением небольших государств и составляет около 3% от объема потребления электроэнергии в России. И уже очевидно, что по мере развития майнинговых мощностей и вовлечения новых игроков в эту сферу сложность математической задачи, подбирающей коды (хэши) для формирования криптовалюты, будет расти. Следовательно, процесс ее решения станет еще более энергоемким: «добыча» каждой следующей единицы валюты потребует больше времени и электроэнергии. Да и само количество таких валют увеличивается.
Сегодня майнинг превращается в отдельную сферу бизнеса. Крупные игроки инвестируют в специальные центры шифрования данных, которые потребляют огромные объемы энергии. На рынке уже представлены «суперкомпьютеры», помещаемые в 40-футовые морские контейнеры, мощностью 1 МВт и более. На данный момент на добычу одного биткоина (стоимостью $4,5 тыс. на 29 августа) расходуется около 10 МВт·ч.
Локальный профицит
При этом надо понимать, что в масштабе страны даже резкий рост объемов майнинга не решит проблему профицита электроэнергии. Сейчас у нас для майнинга используется около 70 МВт. Эти мощности должны увеличиться в сотни раз, чтобы перекрыть обсуждаемый на протяжении последних нескольких лет профицит в объеме более 20 тыс. МВт. Процесс потребует более $20 млрд инвестиций, что малореально как в ближайшей, так и в среднесрочной перспективе.
Однако для изолированных энергорайонов и «запертых» в энергосистеме генерирующих мощностей майнинг может сыграть положительную роль. Например, в магаданской энергосистеме существуют значительные резервы на Колымской и Усть-Среднеканской ГЭС, оцениваемые около 4 млрд кВт·ч. Не зря добывающие и горно-обогатительные компании Чукотки уже давно хотят получить доступ к этим излишкам. Камнем преткновения является дорогостоящая ЛЭП общей длиной около 800 км. На Камчатке есть возможность дозагрузить геотермальные и гидростанции, что даст этой изолированной энергосистеме дополнительные 125 млн кВт·ч в год.
Супермаржинальность без преференций
Крупные майнеры предлагают правительству и «Совету рынка» установить специальные правила работы на рынке для майнинговых центров. Например, предоставить роль потребителя с регулируемой нагрузкой или провайдера системных услуг, что позволит оптимизировать расходы на электроэнергию. Технически это возможно: технология позволяет оперативно набирать и сбрасывать нагрузку без значительного нарушения бизнес-процессов.
Майнинговые проекты рассчитываются исходя из срока окупаемости в один год. Учитывая, что цена биткоина только лишь за прошлый месяц выросла на более чем 100%, а затраты на электроэнергию для его «добычи» пусть и выросли, но не так существенно, этот бизнес является супермаржинальным. Так, при исходных инвестициях в $1 млн дата-центр с потребляемой мощностью 1 МВт и, соответственно, с потреблением 8,76 млн кВт·ч заработает 876 биткоинов за год (примерно 10 тыс. кВт·ч/биткоин). По текущему курсу это $3,5 млн. Если из этой суммы вычесть первоначальные вложения и затраты на электроэнергию ($0,05 за 1 кВт·ч), то в качестве прибыли остается более $2 млн.
Поэтому возникает вопрос: а стоит ли предусматривать преференции для развития майнинга или даже разрабатывать специальное законодательство, меняющее правила регулирования рынка? Ответ может быть положительным, в случае если создаваемые майнинговые центры станут выполнять круг задач более широкий, чем «добыча» криптовалюты в индивидуальных целях.
На территории Дальнего Востока прогнозируется серьезный рост экономики за счет развития нефтегазохимических производств, добычи полезных ископаемых и транспортной инфраструктуры. Государственной программой предусмотрены значительные инвестиции в инфраструктуру. Повышению эффективности стремительного социально-экономического развития может способствовать внедрение цифровых технологий, для чего в том числе могут потребоваться значительные мощности обработки и хранения данных. Размещаемые здесь майнинговые фермы возможно будет задействовать и в этих целях.
Безуглеродный майнинг
В более далекой перспективе стоит задуматься о том, за счет каких энергоресурсов будет обеспечиваться рост «добычи» криптовалют. Сейчас транснациональные корпорации заявляют о планах сделать свою продукцию более «зеленой» путем перехода на ВИЭ. Остается надеяться, что и для майнинга основной объем электроэнергии будет производить безуглеродная энергетика. В противном случае каждая новая единица криптовалюты будет провоцировать дальнейший рост выбросов парниковых газов. 1 МВт·ч, потребляемый от электростанции, работающей на углеродном топливе, — это полтонны СО2. Таким образом, сегодня процесс майнинга может формировать более 16 млн т СО2, не создавая при этом никакого традиционного продукта.
На сегодняшний день, учитывая все сложности, связанные с оборотом криптовалюты, в том числе уплату комиссии за конвертацию до 20%, ценность ее конечного использования в качестве средства платежа не совсем очевидна. В основном ее рассматривают как инвестицию в расчете на продолжение спекулятивного роста, который провоцируют неведомые рынку силы. Есть все основания полагать, что, по мере того как всевозможные «коины» будут становиться более цивилизованным платежным средством, требования инвесторов и потребителей к степени их «экологичности» будут расти.
