Конкуренция банков или технологий
Последние 20 лет российский банковский сектор в лице крупнейших игроков сосредоточился на создании технологических продуктов и сервисов и совершил настоящий прорыв, который до сих пор не под силу большинству развитых стран мира. Конкуренция за клиента перешла от традиционных банковских продуктов к инновационным сервисам. Чем более инновационный сервис, тем выше доля инноватора на рынке. Наивно ожидать, что со временем эти преимущества распределятся более равномерно среди сотен игроков: в технологической сфере такого не происходит ни в одной отрасли, хотя лидеры могут меняться.
Банковский сектор не зря называют кровеносной системой экономики. Россия не исключение, а события 2022 года наглядно подтвердили этот факт. Казалось, что беспрецедентные санкции обрушат всю финансовую систему страны. Спустя два года можно смело констатировать: худшие сценарии не реализовались, а финансовая система смогла сделать огромный шаг вперед.
Россия долгое время была лидером по адаптации иностранных финансовых решений. Например, мы целое десятилетие были мировым лидером по приросту доли безналичных расчетов. Это было обеспечено инновационной бизнес-моделью: в отличие от многих стран, где торговые организации сами покупают и обслуживают эквайринговое оборудование (и поэтому обновление парка терминалов занимает десятилетия), в России весь этот процесс взяли на себя банки. Это позволило за счет оптовых закупок снизить стоимость терминалов, услуг связи, оптимизировать процессы технического обслуживания, сформировало возможности и экономические стимулы для банков максимально ускорить внедрение новых платежных технологий, таких как Apple и Google Pay, NFC.
Но вскоре за этапом копирования, в 2010-е годы, начался настоящий российский бум финансовых инноваций. Многие ныне привычные россиянам сервисы в мировой практике аналогов не имели и сами стали предметом копирования иностранными игроками: переводы по номеру телефона, полностью цифровая ипотека, биометрический эквайринг, оплата по QR-кодам, интеграция биллинговых систем сотовых операторов, услуг ЖКХ, налогов и штрафов с банковскими платежными решениями, даже получение потребительского кредита без визита в банк.
В условиях огромных размеров страны, часто низкой плотности и невысоких доходов населения эффективные цифровые каналы обслуживания быстро стали восприниматься как ключевое конкурентное преимущество и как важный фактор выбора банка физическими и юридическими лицами. Мгновенная доставка перевода между банками до сих пор является чудом в большинстве развитых стран мира.
Именно технологическая зрелость российских банков обеспечила то, что после ухода западных сервисов их рынок быстро заняли российские альтернативы. И это результат того, что российские банки последние 20 лет занимались развитием не только традиционных банковских продуктов, но и современных сервисов. Поэтому сейчас мы живем в эпоху конкуренции банковских технологий.
Каждая инновация давала успешному игроку преимущество и обеспечивала рост доли рынка. Но все же технологическая конкуренция радикально отличается от обычной конкуренции банков. Тут конкурентные преимущества имеют тенденцию концентрироваться в очень узкой группе инноваторов в отличие от более гомогенного банковского бизнеса.
Наиболее прорывные технологии, например переводы по номеру телефона, обеспечили, по сути, создание нового рынка, который на первой стадии полностью захватывал инноватор. И это логично: чем более революционной была инновация, тем выше доля инноватора.
Тем не менее уровень концентрации банковского сектора в России остается по мировым меркам умеренным. Доля топ-5 банков по активам составляет около 64%. В большинстве развитых стран она заметно выше: в Германии — 94% активов сектора сосредоточены у пяти крупнейших игроков, в Швейцарии — 84%, в Австрии — 81%, во Франции — 78% (данные Всемирного банка на начало 2022 года).
Но у России своя специфика — высокая доля крупнейшего игрока. В то же время, кроме исторически высокой доли на рынке вкладов, все прочие лидирующие позиции «Сбера» не были историческим наследием, а возникли в течение последних 10–15 лет в результате создания прорывных продуктов и технологий. И здесь конкуренцией движут неценовые факторы.
Да, крупнейшие банки конкурируют ставкой за срочные вклады с банками поменьше, но привлекают значительную часть клиентов своими транзакционными сервисами. В результате банки, имеющие лучший транзакционный сервис, имеют и более низкую среднюю стоимость средств клиентов. Все дело в том, что клиенты массово переводят средства из 99% банков в банки с лучшим транзакционным сервисом. Клиенты вполне охотно несут деньги на вклады в банки с наиболее высокими ставками, но не будут пользоваться устаревшими сервисами.
Сейчас банки встречаются с большим количеством вызовов: переход с иностранного ПО на отечественные решения, поиск новых поставщиков, борьба с телефонными и кибермошенниками. В таких условиях технологическое отставание становится все более решающим фактором.
Поэтому сейчас мы наблюдаем картину, в которой фактически несколько десятков банков остаются релевантными для массового розничного клиента и клиента малого бизнеса, причем даже внутри этой группы клиенты выбирают банк с лучшим сервисом.
Впрочем, в ближайшее время ситуация вновь может радикально измениться. В последние пару лет случился давно ожидаемый бум в работе банков, принадлежащих технологическим компаниям и маркетплейсам.
Для обычного небольшого банка задача развития клиентской базы требует длительного периода органического роста и поддержания стабильно высокой клиентской удовлетворенности. Банки маркетплейсов идут по совершенно иному пути: сами банки пока малы, но у их материнских структур уже есть десятки миллионов клиентов, которых маркетплейсы активно стимулируют пользоваться платежными сервисами своих банков, предоставляя скидки на товары и даже сервисы рассрочки.
В результате банки трех крупнейших маркетплейсов России в кратчайшие сроки интернализировали огромную часть оборота своих материнских компаний и привлекли миллионы клиентов.
Фактически мы имеем дело с новыми участниками банковского сектора, которые пока не регулируются как системно значимые кредитные организации, но клиентская база которых уже больше, чем у всех прочих банков, кроме топ-3.
Озон Банк и Вайлдберриз Банк уже входят в топ-4 и топ-5 банков соответственно по карточному обороту. Конечно, за счет внутреннего оборота их маркетплейсов –– обороты по их картам за пределами материнских маркетплейсов пока невелики. Учитывая, что на маркетплейсах работают порядка 300 тыс. мерчантов, скорость развития корпоративного бизнеса у новых игроков также может быть высокой.
Новые участники пока имеют довольно ограниченный продуктовый ряд, но благодаря технологичности, интеграции с приложениями материнской компании это может очень быстро измениться.
Таким образом, уже несколько лет ключевые конкурентные преимущества в банковской системе — не финансовые, а технологические. Наивно ожидать, что со временем эти преимущества распределятся более равномерно среди сотен игроков: в технологической сфере такого не происходит ни в одной отрасли, хотя лидеры могут и меняться.
Более того, на горизонте появляются принципиально новые и еще более дорогие технологии, такие как искусственный интеллект, основанный на анализе больших данных, реализовать которые полноценно под силу только крупнейшим банкам и технологическим компаниям.
Подобного рода преимущества уже проявляются в развитии продвинутых систем управления рисками, причем не только кредитных, но и процентных, валютных, технологических, в возможностях оптимизации управления парком банкоматов и эквайринговых терминалов, остатками наличности в офисах и банкоматах, что дополнительно усиливает эффекты масштаба. Все эти задачи требуют значительных инвестиций и зрелости IТ-систем, недоступных большинству участников.
Однако даже у крупнейших банков не все так просто, рост не всегда идет на пользу. Ключевой вызов остается прежним — формирование устойчивой бизнес-модели.
То, что Банк России принял смелую стратегию очистки сектора от слабых игроков, уже сыграло огромную позитивную роль: в 2020 и 2022 годах, несмотря на серьезные макроэкономические и внешние вызовы, банковская система сохранила устойчивость, не стала сама по себе источником кризиса, как это было в предыдущие периоды.
Но избежание системного кризиса — слишком низкая планка требований. Чем больше становится банковская система по отношению к ВВП и возможностям бюджета по ее поддержке, тем острее становится задача обеспечения устойчивости банков к любым внешним шокам.
Обаяние технологий и размера активов не должно усыплять обычную бдительность регулятора. Рост баланса не должен увеличивать системные риски, вести к большей уязвимости бизнеса вследствие ухудшения финансовых показателей.
В этом контексте важнее всего не сдерживать долю рынка как таковую — это может снизить темп инноваций в отрасли и ударит в итоге по потребителям, а сфокусироваться на случаях злоупотребления доминирующим положением и на планомерном и беспристрастном устранении выявляемых нарушений прав потребителя вне зависимости от размера банка.
