Россия после кризиса: в каких отраслях экономики возможен рост
Что хорошего принес кризис
Потрясения на валютном рынке в конце прошлого года наряду с очевидными негативными изменениями в экономике порождают и определенные позитивные последствия. Несколько отраслей – металлургия, химия, сельское хозяйство – в силу девальвации получили заметные преимущества перед иностранными конкурентами, причем не только на внутреннем, но и на внешнем рынке. С этим может быть связано некоторое оживление в промышленности, фиксируемое и Росстатом, и конъюнктурными опросами ВШЭ. Для целого ряда отраслей девальвация означает снижение издержек.
Российская металлургия после кризиса 1998–1999 годов находилась в глубокой депрессии. Мировые цены на продукцию отрасли были не слишком высоки, к тому же и Китай стал из импортера металлов экспортером, что создало дополнительные препятствия для развития российских промышленников. Но в 2014 году металлурги стали получать прибыль. Одним из факторов этого стала девальвация. Другим, как показывают опросы ИЭП, – падение производства на украинских заводах, которые традиционно конкурировали с российскими производителями. В результате у последних выросли доходы. Так, вице-президент НЛМК Александр Соколов в феврале на семинаре в Воронежском госуниверситете сообщил, что комбинат закончил 2014 год с очень хорошими финансовыми результатами, благодаря чему налоговые поступления в областной бюджет выросли на 60%.
Другая отрасль, выигрывающая в краткосрочной перспективе, – агропромышленный комплекс. Сразу после введения ответных продовольственных санкций на российском рынке стало физически не хватать определенных товаров, и некоторые предприятия работали почти в круглосуточном режиме. Какое-то время на рынке неизбежно будет дефицит. Но компании, которые работают на российском рынке с российским сырьем и российскими рабочими, точно будут пытаться занять эти ниши.
Возможности для серьезных подвижек возникают, например, в производстве сыра. Российские сыры находились в маргинальной зоне: они позиционировались как заведомо менее качественные, чем зарубежные, у них была более низкая цена, и у производителей не было ресурсов, чтобы развиваться и повышать качество. Сейчас за счет роста цен они получили дельту, которая дает им возможности для такого развития. Эта ситуация отчасти похожа на ту, что сложилась после девальвации 1998 года, хотя тогда очень существенную роль сыграл и общий рост экономики.
Еще одна отрасль, которая может выиграть от девальвации и роста геополитической напряженности, – это внутренний туризм. Сейчас выездной поток туристов резко сокращается, как в силу ограничений на зарубежные поездки для госслужащих, так и в силу подорожания зарубежных туров. На этом фоне однозначно увеличится спрос на туры в пределах России, и те фирмы и регионы, которые вовремя и качественно отреагируют на него, имеют шанс существенно расширить свою долю рынка.
Сумеет ли бизнес воспользоваться такими возможностями? На коротком горизонте предприятия этих отраслей получат или уже получили дополнительные доходы, и хотя их может съесть инфляция, все еще есть альтернатива: либо их тратить, либо вкладывать в развитие бизнеса. А это решение будет упираться в долгосрочные и среднесрочные тренды. Неопределенность экономической политики оказывается едва ли не главным дестабилизирующим фактором, который может похоронить возникшие сейчас возможности.
Глобальные преимущества
На более длинном горизонте (10–15 лет) структура российской экономики будет определяться ее базовыми конкурентными преимуществами. Это в первую очередь наличие разнообразных природных ресурсов, а также запасы пашни.
В мире дефицит пахотных земель, Россия же обладательница одного из самых больших запасов этого ресурса – около 120 млн га, или примерно 9% мировых запасов. Причем в силу стагнации с 1990-х годов у нас много земель было выведено из оборота и до сих пор не используется. Поэтому в отличие от большинства стран мира у нас есть возможности не только для интенсивного, но и для экстенсивного расширения сельского хозяйства.
Надо принимать во внимание и изменения глобального потребления. Бурный экономический рост в Китае и Индии сопровождался заметным повышением доходов населения, что привело к существенному спросу на продовольствие на мировом рынке. Этот процесс будет продолжаться даже при замедлении темпов роста в этих двух странах. И рост доходов будет вести к изменению структуры потребления – с повышением доли мяса и мясопродуктов. В 2000-е этот тренд успешно использовала Бразилия, сделавшая сельское хозяйство, и в особенности животноводство, одной из ключевых отраслей своей экономики. У России потенциал здесь ничуть не меньше. Но полноценно использовать этот потенциал мы сможем только при условии повышения производительности труда и активного внедрения новых технологий, что предполагает инвестиции в развитие АПК.
Сам факт наличия больших запасов природных ресурсов в России на фоне растущего спроса на эти ресурсы однозначно будет вести к развитию добывающих отраслей промышленности. И в этом нет ничего плохого. США сначала поставляли на мировой рынок зерно, хлопок и металлы, Канада с Австралией также начинали как ресурсные экономики. Финляндия была поставщиком леса, но смогла стать конкурентом ведущих экономик на рынке IT. То есть это вопрос к нам самим – будем ли мы по-прежнему поставлять на мировой рынок сырье или же сможем за счет доходов от экспорта повысить степень переработки наших природных ресурсов и начать развивать смежные отрасли экономики?
Россия – большой рынок
Сейчас наш институт проводит серию интервью с руководителями иностранных фирм, работающих в РФ. Многие из них также отмечают в числе преимуществ российской экономики большие объемы внутреннего рынка и развитый человеческий капитал. Демографы не ждут прироста населения России, но не стоит ждать и его заметного сокращения. Благодаря экономическому буму 2000-х годов Россия превратилась в большой рынок, и масштаб этого рынка никуда не денется.
При всех наших проблемах с образованием в сравнении с другими развивающимися экономиками мы очень образованная страна с большой долей городского населения. Страны с таким уровнем образования и урбанизации традиционно предъявляют устойчивый спрос на массовые потребительские товары и услуги. Такие товары можно импортировать, но можно и производить внутри России, как это довольно успешно получилось с автомобильными заводами иностранных компаний. С услугами также возможен выбор – можно развивать их в России, а можно ориентироваться на их импорт, финансируя за счет наших доходов создание добавленной стоимости в британских университетах, немецких и израильских клиниках, на испанских и турецких курортах.
Но, как и в сырьевом секторе или в сельском хозяйстве, для производства массовых потребительских товаров и для сектора услуг критичны условия ведения бизнеса в России. А здесь пока очень большая неясность. С одной стороны, власти регулярно заявляют о разнообразных усилиях по этой части (включая прогресс в рейтингах Doing Business, активность АСИ, новую систему оценки деятельности губернаторов и т.д.). С другой стороны, то же самое правительство принимает совершенно «перпендикулярные» меры, такие как повышение социальных платежей для индивидуальных предпринимателей, возврат СКР полномочий по возбуждению уголовных дел по налоговым составам без согласования с ФНС или аресты крупных предпринимателей. Это сводит на ноль все усилия по улучшению делового климата.
Будущее не разглядеть
Реализация краткосрочных и долгосрочных возможностей российской экономики напрямую зависит от видения будущего у наших элит, от их понимания глобальной конкуренции. Традиционная позиция большинства экспертов и представителей элиты: нам надо уходить от сырьевой модели, внедрять инновации и развивать высокотехнологичные отрасли. При этом сравниваем мы себя исключительно с Европой или США.
Но надо понять, что уже давно мы соперничаем не с развитыми странами – мы конкурируем с Индией, Бразилией, Китаем, ЮАР. По уровню развития институтов и государства, по уровню коррупции Россия гораздо ближе к развивающимся странам. И тот же Китай, который предъявлял гораздо меньше амбиций 30 лет назад, сейчас уже перегнал нас по многим параметрам. И именно поэтому нам нужно от громадья несбыточных планов переходить к прагматической политике, учитывающей наши реалии и ставящей адекватные цели экономического развития.
Одна из ключевых проблем сейчас – отсутствие у российской элиты видения будущего. В 2000-е экономическая политика ориентировалась на модель олигархического капитализма Южной Кореи образца 1960–1970-х годов – с доминированием «чеболей» в экономике и главенством бюрократии в политике. Кризис 2008–2009 годов показал, что такая модель не работает в условиях современного динамичного глобального рынка, и в такой большой и неоднородной стране, как Россия, показал неадекватность сложившейся системы управления. По прошествии пяти лет эта система так и не смогла адаптироваться к новой реальности с высокой степенью неопределенности, не смогла научиться реагировать на проблемы и импульсы, идущие снизу. В результате экономические агенты потеряли доверие к политике, что наглядно проявляется в панике на валютном рынке, в масштабном вывозе капитала и взлете ставок по банковским кредитам.
Утратив видение будущего, высшая элита пытается заместить его образами из прошлого, поисками все новых внешних и внутренних врагов. С помощью такой политики на какое-то время можно мобилизовать социальную поддержку, но нельзя ничего построить. И это, на мой взгляд, главное препятствие для реализации как краткосрочных возможностей, так и глобальных конкурентных преимуществ российской экономики.
