Импортозамещением не спасешься: зачем России пробиваться на внешние рынки
Без перспектив
Сомнений в том, что замедление российской экономики носит структурный характер, практически не осталось. Прирост рабочей силы прекратился с 2008 года (в основном по причине демографических ограничений), численность поколения моложе 20 лет с 2002 по 2012 год сократилась на 7 млн человек. Именно поэтому, несмотря на падение экономики на 3,4%, безработица по состоянию на июль 2015 года составляет всего 5,3%, то есть почти не отклонилась от исторического минимума 4,8%, который был зафиксирован в августе 2014 года.
Доля валового накопления основного капитала в структуре ВВП перестала расти с 2008 года и после кризиса 2009 года стагнировала на уровнях 21–23% ВВП. С середины 2013 года Россия столкнулась с падением инвестиций, а снижение цен на нефть дополнительно усугубило ситуацию в экономике. Но циклическое ухудшение не так беспокоит как структурное. Вне зависимости от того, достигнет ли сжатие ВВП в этом году 4% или будет ближе к 3%, основная проблема заключается в отсутствии перспектив восстановления роста, о чем свидетельствует консенсус-прогноз на 2016 год в диапазоне от –2,0% до +0,5% роста ВВП.
Традиционно выбор экономической политики выглядит как развилка между импортозамещением и ориентированностью на экспорт. В условиях геополитической напряженности и войны санкций стратегия импортозамещения кажется более естественным выбором, который, казалось бы, уже реализуется. Но такая позиция нуждается в некоторой критической оценке.
Латинская Америка против Юго-Восточной Азии
Мировой опыт показывает, что страны, делавшие ставку на импортозамещение (как правило, это были страны Латинской Америки), в долгосрочной перспективе существенно проигрывали в темпах роста странам, делавшим ставку на экспортную ориентацию (например, страны Юго-Восточной Азии). Темпы роста ВВП на душу населения по этим двум группам стран составляли соответственно 1,3% против 4,7% в среднем в 1960–1985 годах, то есть различались почти в 4 раза. Хотя обе эти группы стран столкнулись с финансовыми кризисами в 1982–1985 годы и в 1997 году соответственно, для стран Латинской Америки кризис привел к потерянному десятилетию 1980-х, а для стран Юго-Восточной Азии не имел долгосрочных негативных последствий.
Многие меры из «меню» политики импортозамещения начали реализовываться в России с середины 2000-х. В классическом варианте такая политика должна опираться на формирование государственных приоритетов национальной экономики (с опорой на институты развития). Лидирующая роль в обеспечении экономического роста отводится государственным компаниям. Повышенное внимание уделяется защите экономики от внешней конкуренции через систему квот, тарифов или субсидий. И в довершение такая система имеет опору в виде политики крепкого валютного курса. Это позволяет удешевить стоимость инвестиционного и промежуточного импорта, с одной стороны, и стабилизировать темпы инфляции — с другой.
Первые корпорации и банки развития были созданы в России еще в середине 2000-х годов как раз с целью проводить государственную политику в отраслевом разрезе. Тогда же была озвучена концепция разделения экономики на «стратегические» и прочие сектора. За последние 10 лет государственные компании, банки и естественные монополии только усилили свое присутствие в экономике.
До 2014 года Россия придерживалась политики управляемого валютного курса, с помощью которой ЦБ РФ на протяжении многих лет старался обеспечить приемлемое замедление темпов инфляции. Наконец, когда в 2012 года Россия вступила в ВТО (этот процесс занял почти 20 лет), ее переговорная позиция заключалась в сохранении максимальной защищенности внутренних рынков. Но реализация основных мер политики импортозамещения не помогла предотвратить структурное замедление, с которыми стране пришлось столкнуться за последние несколько лет.
Принуждение к конкуренции
Выбор в пользу экспортоориентированного роста, безусловно, вызывает много вопросов. Этот сегмент производства в России крайне слаб: около 65% российского экспорта приходится на нефть, нефтепродукты и газ. И в 1998-м, и в 2009-м, и в первой половине 2015 года в ответ на девальвацию курса рубля объемы ненефтяного экспорта не росли, а сокращались на 4%, 32% и 14% соответственно. Ряд исследований, в частности работы ЦЭФИР, указывает на низкую долю компаний-экспортеров в российской промышленности как на барьер для наращивания экспортного потенциала страны.
Вторая проблема связана с особенностью момента. В отличие от стран Юго-Восточной Азии, которые выходили на экспортные рынки, когда глобализация торговых и финансовых потоков набирала силу, Россия сейчас сталкивается с тяжелыми внешними условиями. Слабый спрос заставляет даже основных мировых экспортеров, таких как Китай, использовать политику валютного курса для поддержания своего экспортного потенциала. Безусловно, выход на новые экспортные рынки в таких условиях проблематичен.
Тем не менее у политики экспортоориентированного роста в отличие от импортозамещения есть одно основное преимущество, которое и объясняет ее успешность в историческом ракурсе, — она ориентирована на создание конкурентного товара. Самым опасным для России сейчас было бы использование накопленных государственных резервов для поддержания внутренних производителей, которые в условиях санкций теряют планку качества, ранее задававшейся импортной продукцией.
Было бы обидно потратить ресурсы экономики — не важно, в виде кредитов от российских банков или прямой государственной помощи, — на поддержание производства продукции, которая после отмены санкций быстро утратит свою конкурентоспособность. Стимулирование компаний к выходу на внешние рынки было бы отличной гарантией выживаемости наиболее конкурентных проектов.
Нынешняя политика плавающего валютного курса мало подходит для стимулирования импортозамещения. Зато могла бы поддержать экспортеров, обеспечивая их ценовую конкурентоспособность. Так что первый шаг для поддержки несырьевого экспорта уже сделан.
