Цена риска: чем «дело «Транснефти» против Сбербанка важно для бизнеса
Арбитражный суд Москвы удовлетворил иск «Транснефти» к Сбербанку о признании недействительной сделки с барьерными опционами. Если решение вступит в силу, Сбербанк возвратит «Транснефти» 66 млрд руб. Оспоренный договор был подписан в декабре 2013 года в рамках генерального соглашения между компанией и банком от 2011 года.
Сделка состояла из двух опционов — на продажу, по которому компания была вправе продать банку почти $2 млрд по заранее установленному курсу, и на покупку, по которому банк вправе был купить валюту в той же сумме при наступлении оговоренных условий. Договор был барьерным, то есть оба опциона приводили к возникновению обязательств одной из сторон только при достижении барьерного значения курса доллара в 45 руб. В 2014 году курс доллара перешел барьер в 45 руб., в результате «Транснефть» понесла чистый убыток около 66 млрд руб.
Несмотря на различие обстоятельств и юридических норм, этот спор очень напоминает самое обсуждаемое арбитражное дело прошлого года — «ВымпелКом» против «Тизприбора». В обоих случаях суть спора сводится к тому, кто должен нести бремя негативных последствий резкого падения рубля в 2014 году. И там и там истцы заявили, что являются «слабой» стороной сделки, плохо разбирающейся в валютных рисках, и не обладают соответствующей экспертизой. Оба дела прецедентны для экономики в целом. «Дело «Тизприбора» завершилось мировым соглашением, многие юристы и бизнесмены вздохнули с облегчением. «Дело «Транснефти», на мой взгляд, новая угроза стабильности оборота. Если вышестоящие суды подтвердят принятое решение, это станет большим шагом назад в применении норм о недействительности сделок.
О юридических основаниях
Большинство так называемых составов недействительности сделки содержится в Гражданском кодексе. С учетом заявлений «Транснефти» подходящим является лишь один: недействительность сделки, совершенной под влиянием заблуждения, настолько существенного, что пострадавшая сторона, разумно и объективно оценивая ситуацию, не совершила бы сделку, если бы знала о действительном положении дел.
«Транснефть» посчитала, что банк не предупредил компанию о возможных рисках по сделке, а у нее самой нет достаточной экспертизы для работы на финансовых рынках. Риск наступления неблагоприятных для компании последствий был оценен Сбербанком в 10%, в то время как, по мнению «Транснефти», все макроэкономические факторы свидетельствовали о вероятности финансовых потерь компании на уровне 30–35%.
Можно ли говорить, что компания была введена в заблуждение настолько существенно, что не совершила бы сделку, если бы знала о последствиях? На мой взгляд, нет. По трем причинам. Первая — масштаб «Транснефти» и специфика ее деятельности. Будучи публичной компанией с многомиллиардными оборотами, имея сильную финансовую службу и специальное подразделение по управлению валютными рисками, «Транснефть» является «опытным пользователем» подобных продуктов. Вторая — стандартный характер сделки. В рамках генерального соглашения 2011 года «Транснефть» и банк заключили более 60 опционных сделок.
И, наконец, третья причина — суть самой сделки. Сделка с барьерным опционом сознательно использовалась компанией как инструмент страхования валютного риска. В своем отчете о МСФО за 2014 год «Транснефть» сообщила о чистом убытке от операций с производными финансовыми инструментами в 75,3 млрд руб. и указала, что сделки с валютными опционами заключались с целью уменьшения неблагоприятных последствий, связанных с возможным обесценением доллара. В основе любого страхования риска лежит пари: наступит то или иное событие или нет. В данном случае речь идет о валютных курсах. Выход курса доллара за определенный коридор — неотъемлемая часть сделки, описанная в договоре, а негативный для одной из сторон сценарий, пусть и с вероятностью 10%, — одно из возможных последствий.
О даре предвидения
В декабре 2013 года «Транснефть», заключив оспариваемый опцион, сознательно поставила против доллара и проиграла. Риск реализовался. Валютная динамика оказалась противоположной — в 2014 году рубль обвалился более чем на 40% на фоне двукратного падения нефтяных цен и введения западных санкций против России. Кроме того, в ноябре 2014 года Центробанк отпустил курс рубля в свободное плавание, которое закончилось свободным падением в течение месяца до 60 руб. за доллар. Мог ли Сбербанк в конце 2013 года предсказать все эти экономические и политические потрясения 2014-го?
Мы все очень сильны в рационализации прошлого и слабы в оценке будущего. Уверен, многие экономические аналитики, биржевые игроки, банкиры, с удовольствием стерли бы из интернета свои прогнозы конца 2013 года. Думаю, если бы Сбербанк знал все наперед, как сейчас пытается представить «Транснефть», он стал бы крупнейшим банком не только России, сыграв на способности «видеть будущее». В связи с этим ссылки компании на недобросовестность Сбербанка, сокрытии существенных фактов и рисков, утаивании неких макроэкономических факторов, которые, оказывается, уже тогда указывали на риски «Транснефти» не в 10%, а в 35%, кажутся надуманными. Тем не менее суд иск компании удовлетворил.
О последствиях
В России официально не признан судебный прецедент, но де-факто он существует. Конкретные судебные решения становятся ориентиром при рассмотрении аналогичных споров, если пройдут проверку и будут подтверждены на уровнях кассации или надзора, как правило, в Верховном суде. Если решение по «делу «Транснефти» будет оставлено в силе вышестоящими судами, оно создаст плохой прецедент.
Прежде всего, будет похоронен рынок дериватов в России. Для страны, чье руководство хочет видеть Россию одним из будущих финансовых центров мира, это крайне негативный сценарий. Стороны, прежде всего банки, будут бояться заключать такие контракты, так как могут оказаться в суде. Не исключен подъем волны исков по пересмотру контрактов в связи с изменившимися обстоятельствами или резко упавшим валютным курсом. В них со ссылкой на «дело «Транснефти» будут звучать доводы о магическом знании одной из сторон и ее заведомой недобросовестности, что привело к заблуждению «слабой» стороны в договоре.
Наметившийся в последние годы в российской судебной практике тренд на сохранение сделок и признание их недействительными лишь в исключительных случаях будет подорван. Категориями «заблуждения» и «недобросовестности» можно оправдать многое. А когда такие «каучуковые» понятия применяются в столь заметных по именам сторон и сумме спора делах, это задает тенденцию для всей судебной системы. Тенденцию отрицательную. Бизнес может получить из этого прецедента инструмент перекладывания ответственности за ошибки в управлении или неверный расчет на контрагента. Вместо сильных экономических агентов, способных справляться с последствиями рыночных потрясений и собственных просчетов, мы получим попрошаек, обивающих пороги судов, чтобы прикрыть свою управленческую несостоятельность.
