«Бык» и «медведь»: каковы стратегии России и США на Ближнем Востоке
Если бы Ближний Восток в 2017 году можно было метафорично представить в виде фондового рынка, то конкурирующие региональные стратегии Москвы и Вашингтона напоминали бы поведение «быка» и «медведя» соответственно. Для России «ближневосточный рынок» открыл немалые возможности: политические, экономические, энергетические, а также в области военно-технического сотрудничества. «Акции», приобретенные Москвой в результате сирийской кампании и более плотного взаимодействия с другими региональными государствами, на протяжении последних лет «растут в цене», и, по всей видимости, российское руководство чувствует, что готово к открытию длинной позиции на этом «рынке».
Для США же Ближний Восток с его непрекращающимися кризисами становится все более обременительным. Сначала президент Обама, а теперь и президент Трамп стремятся сократить объем политических обязательств в регионе, сохранив должное политическое влияние. Белый дом полагает, что в текущей ситуации наиболее выигрышной для американских интересов будет «короткая позиция». Иными словами, Россия пока «покупает», чтобы «продать подороже», США «продают», чтобы потом «купить подешевле». Трейдерская практика показывает, что заработать можно на обеих стратегиях, если только не прогадать с перспективами поведения рынка.
Трудности прогнозирования
В условиях современного Ближнего Востока, однако, предсказать поведение глобальных игроков все труднее. В регионе по-прежнему очень много текущих и тлеющих конфликтов, динамику развития которых можно прогнозировать весьма относительно, и то скорее в негативных сценариях. Войны в Сирии и Йемене, арабо-израильское урегулирование, борьба с радикальными исламистскими группировками, конфликт аравийских монархий Персидского залива, внутриполитическая напряженность в Египте, Иране, Ираке, Ливии, Турции, Саудовской Аравии создают серьезные риски для любого игрока на этом «рынке», тем более предпочитающего играть по-крупному.
Грядущие выборы в ключевых государствах региона: президентские в Египте, парламентские в Ираке, Ливане, Ливии, Бахрейне, муниципальные (и, вероятно, досрочные парламентские) в Израиле, активная фаза подготовки к президентским выборам в Турции в 2019 году — это дополнительные факторы, осложняющие внешнеполитическое планирование для России и Америки. Справедливо отметить и обратный процесс: президентские выборы в России в первом полугодии (март) и выборы в конгресс Соединенных Штатов во втором (ноябрь) будут находить отражение в ближневосточных решениях Москвы и Вашингтона и влиять на динамику событий в регионе на протяжении всего года.
Ловушка для Москвы
Пока Москва получает немалые дивиденды от своих «вложений»: военные заказы растут, перспективы поставок сельхозпродукции и развития атомной энергетики в регионе обнадеживают, политические контакты расширяются. Даже когда многочисленные делегации из стран Ближнего Востока слетаются в российскую столицу — не столько для того, чтобы заручиться поддержкой Москвы для решения региональных проблем, сколько для продвижения элитарных и личных интересов, — России есть что занести себе в актив: с ней консультируются, ее слушают и даже боятся.
Однако чем глубже Россия будет погружаться в этот процесс, тем более обременительными могут быть предлагаемые ей обязательства. Сирийская кампания, при всей ее успешности, поставила Москву перед необходимостью дальнейшего управления послевоенным политическим процессом — от участия Асада в политическом транзите и решения гуманитарных проблем до восстановления Сирии. Брать исключительно на себя решение этих вопросов для Москвы было бы излишне затратным, хотя именно к этому Россию пытаются склонить остальные участники сирийского конфликта. Чтобы избежать этой ловушки, России в 2018 году будет необходимо постараться самой вовлечь в эти процессы конструктивно заинтересованных региональных игроков. Именно здесь могут пригодиться те «акции», которые Москва приобрела в прошлом году: политическое влияние, военное присутствие, контроль над определенными территориями и ресурсами.
Россия и США: способы взаимодействия
В связи с этим особенно важно, как Россия будет взаимодействовать с Соединенными Штатами. В 2017 году Москва и Вашингтон прошли через три типа такого взаимодействия: кооперация, координация, конфронтация. В 2018 году отношения между двумя государствами продолжат вращаться вокруг трех «к». Россия будет стремиться к более осмысленной кооперации (сотрудничеству), выдерживать приемлемый для себя баланс конфронтации и по возможности выжимать максимум из координации.
Иллюзий относительно перспектив сотрудничества с Соединенными Штатами в Сирии у российского руководства нет. Тем не менее Кремль не отказался от идеи продолжения поиска возможностей созидательного взаимодействия. Несмотря на внутриполитический паралич американской администрации на российском направлении, на уровне намерений сам президент Трамп также все еще стремится нащупать возможности нормализации отношений, хотя не всегда понятно, что именно следует принимать за норму.
На январь и февраль намечен ряд важных двусторонних встреч: главнокомандующий объединенными силами в Европе генерал Кёртис Скапарротти встретится в Азербайджане с начальником Генштаба ВС России Валерием Герасимовым; помощник президента России Владислав Сурков и спецпредставитель США по Украине Курт Волкер проведут новый раунд переговоров по украинской проблематике; замминистра иностранных дел России Сергей Рябков и заместитель госсекретаря США Том Шеннон обсудят перспективы Договора о ликвидации ракет средней и малой дальности (РСМД). Стороны не дают накопившимся проблемам застаиваться, а администрация Трампа, по всей видимости, отдает себе отчет, что после выборов в конгресс коридор ее возможностей, в том числе в отношениях с Россией, может стать еще уже. Тем не менее прорывных решений от предстоящих встреч едва ли стоит ожидать.
Контуры конкуренции
Среди потенциальных точек роста новой конфронтации выделяется фактор военного присутствия США в Сирии. У политического и военного руководства России сформировалось твердое убеждение, что американское военное присутствие напрямую способствует становлению террористических групп. Это, вероятнее всего, будет определять отношение Москвы к американскому присутствию и в 2018 году, если только стороны не пойдут дальше механизмов «деконфликтации» и не выйдут на совместные военные действия против оставшихся исламистских группировок, что пока представляется маловероятным.
Между тем Вашингтон не только не намерен сворачивать свое военное присутствие, но постепенно наращивает его по всему Ближнему Востоку. По официальным данным Пентагона, американская группировка в Ираке насчитывает около 9 тыс. военных, а в Сирии — 2 тыс. (на момент ухода Обамы из Белого дома она составляла 279 человек).
Разгром ИГ (организация запрещена в России) на территории Сирии и Ирака также стал формальным поводом для администрации Трампа заявить о необходимости военных поставок в некоторые страны, чтобы «не допустить перегруппировку боевиков». Главными бенефициарами специальной программы Пентагона, которые получат американские вооружения на соответствующие суммы, стали Иордания ($138 млн), Ливан ($120 млн), Тунис ($31 млн), Марокко ($18 млн) и Оман ($12 млн).
Министр обороны США Джеймс Маттис ясно дал понять, что Соединенные Штаты намерены увеличить в Сирии число своих «дипломатических и гражданских сотрудников», которые должны будут отвечать за работу с организациями-подрядчиками (на восстановление объектов инфраструктуры) и «администрирование международных финансов», чтобы они не попали «в не те карманы». В свою очередь, российский президент в новогоднем поздравлении сирийскому коллеге подтвердил намерение Москвы «и далее оказывать всяческое содействие Сирийской Арабской Республике в защите государственного суверенитета, единства и территориальной целостности, в продвижении процесса политического урегулирования, а также в усилиях по восстановлению национальной экономики».
Иными словами, уже сейчас просматриваются контуры потенциальной конкуренции за формирование будущего устройства Сирии. Целеполагание Москвы и Вашингтона актуализирует необходимость «неконфликтного существования» двух держав в этой стране — это то, о чем Тиллерсон и Лавров говорили еще в апреле 2017 года во время первого визита американского дипломата в Россию в должности госсекретаря.
Ближний Восток, возможно, не является наиболее проблемной областью двусторонней повестки по сравнению с Украиной, Северной Кореей или разоружением. Однако его богатый конфликтный потенциал, высокий уровень нерациональности при принятии решений и недооценка возможностей потенциальных конкурентов способны в короткие сроки «обанкротить» даже самого успешного игрока.
