Назад в будущее: почему Путин критикует Ленина
Течения мысли
21 января 2016 года Владимир Путин дал повод для очередной волны квазиисторических дебатов. Подводя итог обсуждению реформы РАН на заседании Совета по науке и образованию, президент отреагировал на процитированный главой Курчатовского института фрагмент поэмы Пастернака: «Он управлял течением мысли и только потому — страной».
Поэт говорил о Ленине, и о нем же решил высказаться президент: «Управлять течением мысли — это правильно. Важно только, чтобы эта мысль привела к нужному результату, а не как у Владимира Ильича. А так сама по себе идея правильная. В конечном итоге эта мысль привела к развалу Советского Союза, вот к чему. Там много было мыслей таких: автономизация и так далее — заложили атомную бомбу под здание, которое называется Россией, она и рванула потом. И мировая революция нам не нужна была…»
Таким образом, сознательно или нет, президент отметил годовщину смерти основателя СССР. Многие поспешили увидеть в этом скрытое послание и вновь поставить вопрос о захоронении тела Ленина (пресс-секретарю президента Дмитрию Пескову пришлось оперативно заявить, что этот вопрос «на повестке дня не стоит»). Но вероятнее, выступление, прозвучавшее под занавес скучного заседания, являлось чистым экспромтом.
К выступлению на межрегиональном форуме ОНФ 25 января Владимир Путин, очевидно, уже готовился специально, чтобы сгладить впечатление от прошлого заявления. В ответ на вопрос о перезахоронении Ленина он изложил свои взгляды на социализм более детально: признался, что ему «нравились и до сих пор нравятся коммунистические и социалистические идеи», и сравнил моральный кодекс строителя коммунизма с Библией. Вслед за этим президент напомнил про массовые репрессии, включая «наиболее вопиющий пример» — расстрел царской семьи, «развал фронта» Первой мировой и неэффективность планового хозяйства. Наконец, Владимир Путин отдельно рассказал, почему, с его точки зрения, в споре Ленина и Сталина по национальному вопросу Ленин ошибался: он хотел для республик «полного равноправия, с правом выхода из Советского Союза». «И вот это и есть мина замедленного действия под зданием нашей государственности», — дословно повторил Путин свое интервью 1991 года. Для закрепления эффекта была упомянута передача Украине Донбасса.
Кто и какую бомбу заложил
Историкам сложно обойти вниманием, что в первом случае Путин ошибочно приписал Ленину идею об «автономизации», которая означала вхождение субъектов в РСФСР. В действительности 30–31 декабря 1922 года Ленин надиктовал несколько записок, вошедших в так называемое политическое завещание вождя. «Я, кажется, сильно виноват перед рабочими России за то, что не вмешался достаточно энергично и достаточно резко в пресловутый вопрос об автономизации, официально называемый, кажется, вопросом о союзе советских социалистических республик», — писал Ленин.
Его секретари назвали эти записки «бомбой» — настолько взрывным виделся их эффект, так как они были направлены против генерального секретаря ЦК РКП(б) Иосифа Сталина, которому ставилась в вину «великорусско-националистическая кампания». Автономизация как централистский принцип, писал Ленин, «в корне была неверна и несвоевременна». Требовалось «оставить и укрепить союз социалистических республик» и более чутко относиться к национализму «угнетенных наций». Союзные республики получили конституционное право на выход из состава СССР.
Формально курс Ленина был одобрен, и на 1920-е годы, благодаря политике «коренизации», которую историк Терри Мартин окрестил «позитивной дискриминацией», пришелся расцвет национальных культур. Но постепенно в обход Конституции и резолюций съездов партии победил проект Сталина. К концу 1980-х годов федеративные принципы советской власти были дискредитированы как ширмы, скрывающие всевластие московского центра. Поэтому по меньшей мере наивно полагать, что наличие конституционного права на выход из Союза (и ответственности Ленина за это) сыграло решающую роль в дезинтеграции государства.
На форуме ОНФ Путин пояснил, что с самого начала «имел в виду дискуссию между Сталиным и Лениным по поводу того, как строить новое государство — Советский Союз». Его выступление продемонстрировало, что отношение Путина к революционному проекту Ленина в целом не сильно отличается от представлений всех вхожих в истеблишмент экспертов и комментаторов. И либералы, и консерваторы, и оппозиционеры, и «патриоты» могут сойтись в неприятии социализма, радикализма и подобных «измов». Достаточно внимательно изучить отклики на речь Путина, чтобы заметить: нелюбовь к Ленину вполне искренняя и подчас ревниво-соревновательная, симпатии же к нему, если не считать консервативных фетишистов всего «советского», остаются уделом левых интеллектуалов.
Активная нелюбовь Путина к Владимиру Ленину примечательна на фоне демонстративной нейтральности по отношению к Иосифу Сталину: мол, последний хоть и был диктатором, ответственным за массовые репрессии, но де-факто отказался от ленинского революционного максимализма. Не исключено, что президент учитывает и рост общественных симпатий к фигуре Сталина, подогретый экономическим кризисом и политическими событиями в Сирии и на Украине.
Интерес к теме распада СССР вполне можно расценивать как намек на скрытую угрозу и для современной России, что в какой-то момент может быть использовано как идеологическое обоснование, например, для общественной мобилизации против «врагов».
Революция для новых нужд
Ажиотаж вокруг высказываний первых лиц об отдаленном прошлом не лучшим образом характеризует интеллектуальную и политическую культуру России. Приближается столетняя годовщина революции 1917 года. Вряд ли следует ожидать успеха правительственного проекта национального примирения «белых», «красных» и «зеленых», предлагаемого министром культуры Владимиром Мединским. Скорее символические ресурсы истории Гражданской войны 1918–1921 годов будут эксплуатироваться для производства новых и новых конфликтов, как это было в случае с Великой Отечественной войной. По примеру бандеровцев будет несложно сконструировать новые образы врагов России. Один из них был обнаружен президентом в лице национальных предателей — революционеров и особенно большевиков. Сложнее будет с поиском героев, но тут подспорьем выступит рынок, ранее успешно продавший образ Колчака.
В этих войнах памяти академическая наука, культивирующая специфический язык диалога и потому редко дающая простые и окончательные ответы на дискуссионные вопросы, вряд ли будет услышана. Поэтому цитата Пастернака об «управлении течением мысли», взволновавшая Владимира Путина, приобретает особенно тревожное звучание.
