Глава ФСВТС — РБК: Брошенная США техника — проблема не только Афганистана

Дмитрий Шугаев (Фото: Владислав Шатило / РБК)

— В детстве вы хотели быть архитектором, а потом поступили на факультет журналистики МГИМО и участвовали в освещении показа Пьера Кардена в Москве, когда был подписан первый контракт французского кутюрье на производство его коллекции в России...

— Кстати, Ив Сен-Лоран тоже приезжал в Москву в декабре 1986 года. Я тогда проходил преддипломную практику в Агентстве печати «Новости» (сейчас — «РИА Новости»). В те времена подобные громкие визиты, конечно, производили фурор. В ходе практики мне приходилось писать на разные темы: делал репортажи для Paris Match — про древний православный Суздаль и одновременно, например, про тракторный завод во Владимире. Нам полагалось обязательно подготовить пять-шесть объемных статей для иностранных изданий. В те годы как раз появились послабления и, несмотря на определенную идеологическую направленность материалов, можно было немного отойти от генеральной линии. И я бегал наравне с моими сокурсниками по Москве и окраинам, представляя себя заправским репортером.

Таким образом, журналистика была моим осознанным выбором. Я всегда следил — и эта привычка осталась — за новостями на телевидении. Мне нравилось быть в курсе событий, особенно что касалось международных отношений. Вообще журналистика — отличная профессия. И с точки зрения интерактивных возможностей, и в плане живого и разностороннего общения с людьми. Я уж не говорю об эмоциональном подъеме, когда узнаешь новость первым.

А в детстве я действительно хотел быть архитектором. Меня увлекало рисование, кстати, сейчас иногда тоже себе это позволяю. Мне всегда нравились детальные, схематичные рисунки, чтобы были соблюдены пропорции и все предметы были четко выстроены. Все это требуется, насколько я понимаю, при создании архитектурных форм. Даже если мы ремонт делаем в квартире, то какой-то первичный замысел, размещение предметов интерьера и общие чертежи я стараюсь брать на себя. Потом супруга все «исправляет», и получается цельная картина.

В командировках или во время отпуска обращаю внимание не только на историю городов, мне интересны в том числе архитектурные особенности. Я, кстати, в этом смысле очень люблю Москву. Не только потому, что я здесь родился и это мой город, а потому что искренне считаю, что Москва — прекрасный стильный город. Недаром наша столица является общепризнанной туристической Меккой. Была бы вторая жизнь, наверняка попробовал бы себя в качестве зодчего…

— Как относитесь к скульптуре швейцарского художника Урса Фишера «Большая глина № 4», которая с августа стоит в центре Москвы?

— Честно говоря, я не очень воспринимаю такие абстракции. Не берусь строить из себя эксперта, но в данном случае замысел автора мне не понятен от слова «совсем». Ведь любое искусство, и современное в том числе, прежде всего должно быть талантливым. Согласитесь.

Собянин сравнил «креативность» памятника Петру I и «Большой глины»

Общество

— Как от журналистики вы перешли к работе в оборонной сфере?

— Моя жизнь в оборонке, а точнее, в области военно-технического сотрудничества как составной части нашего международного взаимодействия, политики и внешнеэкономической деятельности началась с приглашения на работу в Рособоронэкспорт в начале века.

Кто такой Дмитрий Шугаев

Дмитрию Шугаеву 56 лет, он родился в Москве. В 1987 году окончил МГИМО по специальности «международная журналистика». До 2001 года работал в различных коммерческих и государственных структурах. В 1994–1996 годах занимал должность вице-президента компании «Коммон Айркрафт Индастриз», в 1996–1997 годах — исполнительного директора «Русдага», в 1997–2001 годах — исполнительного директора «Агентства Юридический Профиль».

В 2001 году по приглашению главы «Ростеха» Сергея Чемезова устроился на работу в «Рособоронэкспорт». Там проработал до 2008 года на различных должностях: консультантом заместителя генерального директора, помощником первого заместителя генерального директора и руководителем аппарата гендиректора «Рособоронэкспорта».

В 2008 году Шугаев перешел в «Ростех» на должность руководителя аппарата генерального директора. А в 2009 году он стал заместителем Чемезова по внешнеэкономической деятельности, проработав на этой должности до 2017 года.

С 2017 года по настоящее время является директором Федеральной службы по военно-техническому сотрудничеству.

Кандидат экономических наук. Действительный государственный советник первого класса. Награжден орденами Почета и Александра Невского, медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени. Женат, имеет троих детей.

Дмитрий Шугаев

(Фото: Владислав Шатило / РБК)

— Как вы узнали о своем назначении директором ФСВТС? Вы долго претендовали на эту должность?

— Решение было для меня довольно неожиданным, но стало приятным профессиональным вызовом — это тот случай, когда новая работа позволяет тебе расти и раскрывать свои деловые и личностные качества. Кроме того, она соответствует моему бэкграунду и полученному образованию, поэтому, не скрою, я был рад такому назначению.

— Какие цели и задачи были перед вами поставлены? Вы с ними справились?

— В качестве первоочередных задач, конечно же, с одной стороны, поддержка уже наработанных результатов. С другой — дальнейшее качественное развитие военно-технического сотрудничества с нашими партнерами. Можно твердо сказать, что поставленные задачи наша команда выполняет, и, более того, нам есть чем гордится — в условиях пандемии удалось сохранить исполнение действующих контрактов, не прервать переговорный процесс (а риск такой существовал), успешно заключить некоторые новые сделки, обеспечив тем самым задел на будущее.

— Помимо пандемии и санкций — еще какие трудности в работе системы ВТС?

— Сегодня повсеместный тренд — это желание стран закупать российскую технику вместе с приобретением возможностей выхода на наши технологии. Государства, являвшиеся совсем недавно преимущественно импортерами вооружений и военной техники, все чаще объявляют сегодня об амбициях развивать свои национальные ВПК. И мы не можем с этим не считаться. И в целом довольно успешно работаем на этом направлении, заключив немало контрактов по лицензионному производству за рубежом тех или иных видов российских вооружений. Например — те же Су-30МКИ в Индии или РПГ-32 в Иордании. Одновременно у нас достаточное число контрактов на выполнение совместных НИОКР в интересах иностранных заказчиков. Так что от запросов времени не отстаем.

В целом, отвечая на ваш вопрос, что у Рособоронэкспорта, что у других субъектов ВТС возникают в принципе схожие со всеми другими областями внешнеэкономической деятельности универсальные трудности. Скажем, задержки платежей по тем или иным причинам.

— Задержка платежей происходит, потому что некоторые экспортеры не в состоянии вовремя рассчитаться, или есть другие причины?

— Иногда это банковские проверки, иногда это технические проблемы финансовых операторов. Порой просто неаккуратность элементарная. Бывают нюансы со своевременным страхованием, с доставкой грузов, например, по погодным условиям или по причине отсутствия в данный конкретный момент свободных судов или грузовых самолетов. В общем, логистические проблемы.

— Можете привести конкретные примеры?

— Поверьте, проблемные вопросы при осуществлении ВТС мало чем отличаются от общеизвестных во внешнеэкономической деятельности. Решаются они в переговорном процессе. Никто сразу не бежит и не выставляет друг другу штрафные санкции. Потому что отношения с партнерами носят долговременный характер и имеют достаточно серьезную историю. Как правило, мы идем друг другу навстречу.

— Из-за санкций в отношении наших партнеров сужается география поставок? Какие страны отказались или стали меньше закупать и в какую сторону мы наш экспорт перенаправили?

— Мы не наблюдаем какой-либо тенденции из-за санкций к сужению географии поставок. Даже более того, у нас наметились новые контакты, то есть взаимодействие расширяется.

На сегодняшний день мы поддерживаем отношения по линии ВТС со ста странами, а поставки военной продукции ведем в более чем 50 государств. Успех зависит не от уровня санкционного давления, а в основном от того, насколько мы оперативно можем реагировать на запросы наших партнеров, предлагать продукцию, которая соответствует текущему спросу.

Возьмем для примера прошедшие МАКС-2021 или форум «Армия-2021». Несмотря на пандемию, санкции и ужесточение общей конкуренции на рынке вооружений, МАКС и «Армия» демонстрируют, что нам удается все-таки, и вполне успешно, новыми предложениями и подходами заинтересовывать партнеров. Наша задача — развивать военно-техническое сотрудничество с иностранными партнерами, грамотно и правильно оценивая интересы заказчика. И это постоянная, достаточно кропотливая работа регионалов, маркетологов, финансистов, представителей за рубежом. Сбор, обработка и анализ большого массива данных.

Дмитрий Шугаев

(Фото: Владислав Шатило / РБК)

— Какая военная продукция в 2021 году была самой популярной среди иностранных заказчиков?

— Наши системы ПВО С-400. Ракетно-пушечные комплексы «Панцирь-С1», которые доказали свою эффективность, в частности по уничтожению беспилотников. Вся наша линейка авиации, а это минимум 50% нашего объема продаж. По-прежнему серьезным спросом пользуются противотанковые «Корнеты», РСЗО «Смерч» и другие наши комплексы управляемого оружия.

— Повышенный спрос на системы ПВО и средства радиоэлектронной борьбы говорит о том, что изменился метод ведения войны?

— Несомненно. Одно влечет за собой другое. Сейчас мы видим, что наступила эра беспилотников и роботов. Чем больше используются БПЛА и робототехнические комплексы — а воздушные дроны, к примеру, применяются сегодня повсеместно, — тем больше появляется необходимость в средствах поражения и радиоэлектронного подавления. Это абсолютно логично.

— А на С-400 сегодня сколько заявок у нас?

— Десяток стран проявляют весьма живой интерес.

— То есть десять стран намерены подписать контракт?

— К сожалению, не все так просто. Процедура многоступенчата. Вначале поступает заявка на тот или иной вид вооружения, которая отдается в проработку. Если это запрос на финальную продукцию, значит, заявка, как правило, направляется в Рособоронэкспорт, который изучает возможности, условия и детали потенциальной поставки, учитывает наличие определенных заделов у промышленности на предмет загруженности по линии Гособоронзаказа, который в любом случае остается в приоритете. В целом системой проводится комплекс подготовительных мероприятий. И только после этого начинаются предконтрактные и контрактные переговоры, когда уже идет планомерная, иногда крайне вязкая и изнурительная работа с самим заказчиком — все хотят купить подешевле, получить побыстрее, а наша задача — соблюсти баланс интересов, прежде всего государственных. Таким образом, десять заявок — это не десять стран, уже готовых подписать контракт.

— Президент Белоруссии Александр Лукашенко недавно выражал уверенность, что республика получит С-400. При этом сразу признал, что денег у страны особо нет. Надеется на какие-то скидки или преференции. Скажите честно, можем мы Лукашенко скидку на С-400 сделать?

— Я не вижу никаких препятствий для потенциальных поставок в Белоруссию системы С-400, в конце концов, в одном Союзном государстве живем. Но говорить заранее о каких-то скидках или о финальной цене сделки как минимум некорректно. Будем исходить из потребностей белорусской стороны и из наших возможностей.

— Потому что другие тоже захотят скидку?

— Скидки или бонусы просят все без исключения. Это нормальная практика.

— А у белорусов были какие-то конкретные предложения или пока на уровне заявлений?

— Мы вам сообщим, когда приступим к конкретным переговорам (смеется). Что касается объема потенциальной поставки, то он будет определен в соответствующих контрактных документах.

— Но с геополитической точки зрения нам, наверное, важно наши границы укреплять — в том числе этими комплексами?

— Вы уже сами ответили на свой вопрос. Естественно, нам небезразлично, насколько надежно воздушное пространство Союзного государства защищено.

Фото: Владислав Шатило / РБК

— В то время как, например, институт SIPRI или специализированное западное издание Jane's сообщают о снижении российского экспорта вооружений, официальные лица России говорят об удивительно стабильном экспорте на сумму сначала $13 млрд, в последние годы — $15 млрд. Как такое может быть?

— Весь секрет в разных методиках подсчета. У нас оценка экспорта ведется на основе закрепленных контрактных цен на поставляемое имущество. Скажем, цена контракта на продукцию Х — $1 млн. После того как она отправлена заказчику, мы фиксируем этот $1 млн. Ничего не придумываем: услуги оказаны, акт подписан, соответствующие цифры записаны. То есть вся российская методика строится на отчетных материалах. Как в хорошей бухгалтерии — не может быть никаких расхождений.

У SIPRI совершенно иной метод. Вместо конкретной стоимости товара они используют так называемый тренд-индикатор, который имеет примерно одинаковое значение для однотипной продукции. Например, все танки — американские, немецкие, французские, китайские, наши — они считают по одной цене, что, конечно же, совершенно неадекватно их реальной стоимости. То есть делается упор на оценку количественной стороны экспорта, что, как подчеркивает сам институт, не может использоваться для оценки экспорта.

Кроме того, SIPRI использует только открытые данные, которые, безусловно, не являются полными. А такие вещи, как запчасти и услуги, они вообще, честно говоря, до конца и не учитывают, только если это какие-то крупные ремонты или программы модернизации.

Еще один момент: сотрудники SIPRI — все-таки представители западного полушария, и без политики тут тоже не обходится. Я почти уверен, что чисто экспертным и непредвзятым мнение института вряд ли можно назвать. Создается впечатление порой, что им выгодно просто сказать, что Россия начала «хромать» в области экспорта вооружений. Так как они имеют определенный академический авторитет, их оценки воспринимаются зачастую как истина в последней инстанции.

А методика подсчета Jane's, при всем уважении, известна только самому изданию. Поэтому верьте нашим цифрам. Мы их докладываем президенту России, верховному главнокомандующему, а также в Министерство обороны, в правительство. Какие тут могут быть искажения?

— Мы ведь и так не на первом месте по военному экспорту, а на втором после США. Зачем говорить, что Россия снизила экспорт?

— Для того чтобы показать, что сегодня США уверенно держат первое место, а вот, имейте в виду, в России все так плохо, что они завтра скатятся на третье или еще ниже. Это один из элементов политики и работы с общественным мнением — повысить свой авторитет, принизить конкурента на оружейном рынке и т.д. Чистый пиар, направленный как на потенциальных покупателей вооружений и свой электорат, так и на нашу аудиторию.

— Публикации SIPRI и Jane's влияют на заключение контрактов?

— К счастью, нет. Все специалисты отдают себе отчет, что надо руководствоваться истинным знанием дела, а не тем, что один из научных или экспертных институтов выдает за истину. Они при всем желании не смогут потеснить нас с лидирующих позиций.

Дмитрий Шугаев

(Фото: Владислав Шатило / РБК)

— Как оцениваете 2021 год в части выполнения контрактов? И какой портфель заказов на продукцию российской оборонки?

— Портфель заказов у нас превышает $52 млрд и дает нам возможность сегодня, как говорится, уверенно смотреть в будущее. И я думаю, в ближайшие три-пять лет у нас для промышленности работы по направлению ВТС не убавится.

— А от 2022 года какие ожидания? На том же уровне будет?

— По портфелю практически уверен, что снижения не будет.

— Из-за пандемии был перенос контрактов?

— Есть некоторые сдвиги по срокам, но они были компенсированы другими поставками. Поэтому если брать общий объем запланированных сделок, то пандемия сильно не повлияла. Хотя, конечно, количество очных встреч объективно сократилось, количество выставочных мероприятий, где также переговоры проходят, также сократилось. Но, к счастью, уже второй раз нас выручает форум «Армия», и был весьма результативный МАКС.

Делегационный обмен, что тут греха таить, из-за пандемии действительно сократился. Это вынуждает нас чаще использовать современные средства коммуникации.

— Какие? Видео-конференц-связь?

— Да, там, где это возможно. Также мы предоставили более широкие полномочия нашим представителям за рубежом. Это же сделал Рособоронэкспорт — то есть те люди, которые у нас находятся на передовой, им работы прибавилось. Они, кстати, в пандемию на самом острие находятся. Институт зарубежных представительств, как никогда, себя оправдал.

— Какой процент текущих контрактов был перенесен? И на какой срок?

— Я не могу назвать процент, потому что были предприняты определенные усилия для выполнения в этом году тех контрактов, которые были намечены на начало 2022 года. Таким образом мы соблюли баланс. К примеру, в 2021 году мы выполнили поставки в Казахстан и Узбекистан самолетов Су-30СМ, вертолетов Ми-35М, зенитных ракетных комплексов «Бук-М2Э», бронетранспортеров БТР-80 и БТР-82А. Также этим странам были поставлены многофункциональные комплексы с БПЛА «Орлан-10Е», легкобронированные автомобили «Тайфун-К», стрелковое оружие.

— В августе начальник Генштаба заявил, что Россия нарастила поставки оружия в Центральную Азию на фоне обострения конфликта в Афганистане. И вы как раз сказали про опережающие поставки военной техники в Казахстан и Узбекистан. Как принималось такое решение?

— Решение о наращивании или сокращении поставок принимает покупатель по согласованию с нами, так как речь идет о контрактных обязательствах. То есть сопредельные с Афганистаном страны, наши партнеры, сами определяют, исходя из потребностей и планов строительства национальных вооруженных сил, какое количество оружия им необходимо. Наша главная цель — сохранение стабильности в этом регионе и выполнение соответствующих обязательств.

Дмитрий Шугаев

(Фото: Владислав Шатило / РБК)

— Экс-президент США Дональд Трамп говорил, что Америка бросила вооружения в Афганистане на $85 млрд. Что это означает в плане безопасности России? Надо ли нам вооружить до зубов Таджикистан?

— Здесь нет такой прямой зависимости. Мы, во-первых, с «Талибаном» (запрещенная в России террористическая организация. — РБК) и вообще с Афганистаном не собираемся воевать. То, что американцы бросили на такую сумасшедшую сумму вооружения и военную технику, — это стало огромной проблемой не только Афганистана теперь, а вообще для всего мира. В том числе потому, что на территории Афганистана действуют различного рода международные террористические организации, и не исключено, что это оружие попадет и в их руки тоже, если уже не попало. А это косвенное вооружение экстремистов в очень ощутимом масштабе. Кроме того, это вооружение может попасть и на нелегальный рынок. То есть может оказаться в любой точке мира. Не исключено, что нас ждут очень неприятные сюрпризы. Тем более что технику Соединенные Штаты там оставили весьма нешуточную.

— Правда ли, что после того, как С-500 поступит на вооружение российской армии, первым зарубежным покупателем этого комплекса может стать Индия?

— Индия для нас давний стратегический партнер, у нас заключен контракт на С-400, и до конца года первый дивизион этой системы они получат. Поэтому абсолютно логичен их интерес в обозримом будущем запросить у нас и С-500. Когда эта система будет поставлена в Вооруженные силы в необходимом объеме, станет в том числе возможна ее поставка на экспорт. Мы рассматриваем Индию, равно как и Китай, и все те государства, с кем у нас давние партнерские и прогнозируемые взаимоотношения, в качестве будущих обладателей этой новейшей системы. Вопрос, когда это произойдет, покажет время. Мы будем рассматривать потенциальные заявки индивидуально в каждом конкретном случае.

— Ситуация на армяно-азербайджанской границе остается неспокойной. Очевидно, что недавнее изменение ее конфигурации может вызывать потребность той или иной стороны в укреплении и адаптации своего военного потенциала к новой ситуации. Не проявлял ли в связи с этим Ереван интерес к новым контрактам по ВТС с Россией?

— И Армения, и Азербайджан — наши стратегические партнеры. Каждая из этих стран, как независимое государство, сама определяет потребность в новых вооружениях. Мы в своих поставках, что одной, что другой стороне никаких международных обязательств не нарушаем, собственно, это ко всем странам-партнерам относится.

У нас с любым государством, с которым осуществляется ВТС, существуют определенные планы. С кем-то на более долгосрочной основе эти отношения строятся, с кем-то более оперативные. Наша заинтересованность — сохранение мира и стабильности в упомянутом регионе. Чтобы конфликт, который удалось в активной фазе потушить, не вспыхнул вновь.

— Согласно подсчетам SIPRI, почти половина всех ввозимых в Африку вооружений — это поставки из России. Больше всего оружия у России покупают Алжир, Египет, Ангола и Судан до недавнего времени. Чем это объясняется?

— Да, страны Африки тоже входят в число крупных покупателей, это обусловлено тем, что сегодня они, как ряд других регионов, стоят перед такими вызовами и угрозами, как экстремизм, терроризм, борьба с незаконными вооруженными формированиями. Иногда им приходится бороться просто с бандитами, которые стремятся встать из «партера», активно и зачастую агрессивно влиять на политические процессы. В конце концов, общая нестабильность различных регионов мира — тоже фактор. Кроме того, некоторые африканские страны все-таки развиваются достаточно серьезными темпами. Речь идет в том числе об изменении статуса некоторых государств, освоения месторождений полезных ископаемых, а это значит появление дополнительных финансовых средств и, как результат, объективное желание обеспечить защиту, в том числе стратегических объектов. Очевидно, что сегодня наравне с пандемией многие страны озабочены вопросами собственной безопасности. Вот в таком мире живем.

Фото: Владислав Шатило / РБК

— Вы и сами говорили в прошлом году, что доля экспорта российских вооружений и военной техники в страны Ближнего Востока и Северной Африки составляет не менее $6 млрд в год. Цифры не изменились?

— Экспорт продукции военного назначения в данные регионы не опускается ниже уровня в $6 млрд в год в течение последних пяти лет. Даже есть определенная тенденция к увеличению.

— То есть по итогам 2021 года цифра может быть побольше?

— Будет день, и будет пища.

— Вы говорили, что Россия намерена занять 10% мирового рынка беспилотников. Озвученные вами планы осуществляются? Есть покупатели, кто они?

— Поставки зарубежным заказчикам комплексов «Орион-Э» выходят уже, что называется, на финишную прямую. Интерес к этим дронам действительно очень высок — на форуме «Армия» были проведены переговоры о поставках «Ориона» с делегациями из 20 стран. Что касается регионов поставки, скажу так: особый интерес был проявлен со стороны стран Ближнего Востока.

В то же время нашими беспилотниками интересуются и в странах ОДКБ, и в странах Африки, и в странах Латинской Америки. Я думаю, мы действительно в обозримом будущем 10% рынка военных беспилотников займем и тем самым потесним конкурентов. Очевидно, что Турция рванула очень серьезно в этом направлении, их продукция пользуется спросом. Но и мы не сидим на месте. Конструкторская мысль работает, и различные предприятия нацелены на развитие этой области. Я думаю, что в ближайшей перспективе мы и другие беспилотники, а не только «Орион», будем предлагать на экспорт.

— Появились ли иностранные покупатели на легкий тактический самолет Checkmate?

— На рынке однодвигательных истребителей нас не было давно. Естественно, Checkmate еще должен пройти определенный путь, прежде чем стать экспортным продуктом, но уже сегодня понятно, что заявленные характеристики — на уровне существующих иностранных конкурентов и даже превосходят их. Поэтому, с учетом того что и цена объявлена весьма конкурентной, полагаю, что он будет востребован в своем сегменте.

— И какую мы долю планируем с Checkmate занять там?

— Не берусь сейчас однозначно прогнозировать. Перспективы точно неплохие.

— Глава ОАК Юрий Слюсарь говорил, что Ближний Восток этой машиной уже заинтересовался. Мы можем страны называть?

— Мы проводим предварительные консультации, а не ведем в настоящее время контрактные переговоры. Их можно проводить полноценно, когда у тебя есть сформированный продукт. В противном случае с чем ты идешь? Тебе нужно провести определенную работу, сделать так, чтобы он (самолет) прошел необходимые испытания, чтобы он стал готовым продуктом.

— А сколько нужно для того, чтобы он на экспорт мог пойти?

— Этот вопрос лучше адресовать к разработчикам самолета.

— Он не устареет к моменту изготовления?

— Он не устареет, потому что в нем уже заложены перспективные характеристики и технологии. Вообще ни один истребитель не может появиться за год или два. Процесс создания занимает достаточно ощутимое время.

— Индийская пресса сообщала, что Индия вышла из совместной с Россией программы создания перспективного многоцелевого истребителя пятого поколения FGFA на основе Су-57. Так ли это?

— Говорить однозначно, что в этой теме поставлена точка, сегодня нельзя. Индийская сторона приостановила участие в данной программе до момента принятия Су-57 нашими Вооруженными силами, это факт. Сегодня самолет находится в опытно-боевой эксплуатации. Могу лишь добавить, что Су-57 — это многофункциональный истребитель, изначально предназначенный для национальных ВВС. Но одновременно у него очень высокий экспортный потенциал, и это подтверждено международным экспертным мнением.

— Су-57 ведь уже прошел испытания Сирией. Этой рекламы недостаточно? Почему Индия решила приостановить участие в совместном проекте?

— Да, его применяли, и весьма успешно, в Сирии. Но сегодня не все этапы пройдены. Когда он полноценно войдет в состав ВКС, тогда можно говорить, в том числе инопартнерам, что Су-57 стоит на вооружении.

Дмитрий Шугаев

(Фото: Владислав Шатило / РБК)

— Индийские СМИ сообщают об интенсификации работ в рамках программы по созданию истребителя пятого поколения AMCA. Якобы он будет готов к 2024 году, а Су-57 не нужен. Что вы думаете на этот счет? Индийский истребитель превзойдет российский?

— Наш истребитель Су-57 относится к тяжелому классу, а AMCA — к среднему. Их вообще сравнивать некорректно. У нас изначально было очень конкурентное и весьма привлекательное предложение — создание самолета пятого поколения, в котором индийцы тоже получили бы необходимые компетенции. На сегодняшний день они приостановили свое участие — ну, хорошо, это суверенное решение. Мы не настаиваем ни на чем. Более того, у нас-то своя программа идет полным ходом, мы его все равно на вооружение принимаем.

— Назовите топ-5 крупнейших покупателей российской оборонной продукции, какую технику они предпочитают и почему?

— Это Китай, Индия, регион Ближнего Востока и Северной Африки, страны Латинской Америки. Есть страны, которые закупают нашу технику регулярно и в значительных объемах, но есть и новые, и перспективные партнеры. Все партнеры при выборе российского вооружения руководствуются их боевыми возможностями, надежностью и опытом боевого применения, в частности, на примере антитеррористической операции в Сирии.

При этом в каждом регионе есть своя специфика. К примеру, страны Северной Африки отдельное предпочтение отдают закупке бронетанковой техники, средств ПВО, техники военно-морских сил, самолетов марок «МиГ», «Су» и «Ил», различной вертолетной техники, средств РЭБ, а также стрелкового вооружения. Наибольшим спросом в странах Африки южнее Сахары пользуются вертолеты семейства «Ми», самолеты «Сухой» и «МиГ», системы ПВО «Панцирь-С1» и «Тор-М2Э», «Бук», стрелковое оружие «Калашникова». Самыми популярными экспортными образцами военной техники стран Азиатско-Тихоокеанского региона остаются опять-таки авиационная техника и авиационные двигатели к ним, вооружение ПВО. Странами Южной Америки востребованы наши вертолеты, хорошо зарекомендовавшие себя в сложных климатических условиях, а также автомобильная специальная техника двойного назначения и пр.

— Расскажите, какие у вас планы на ближайшие три-пять лет? Лично у вас.

— Амбиции у меня, что называется, абсолютно жизненные: не стоять на месте и соответствовать времени. А главная задача — это, как ни банально звучит, обеспечить здоровье близких. Времена очень тревожные. Кто еще пару лет назад мог бы предсказать, что будет пандемия, незапланированные продолжительные выходные и мы все в масках и перчатках здороваться будем локтями и поздравлять с праздниками по ВКС. Очень хочется верить, что прорвемся.

— А что для вас значит соответствовать? Кому и чему?

— Сейчас молодое поколение уже практически через одного — технические гении. Вряд ли за ними успеем (смеется). Дай бог, смогут продвинуться в жизни, не забывая о ценностях и не отвергая традиции, в широком смысле этого слова. А что касается собственных видов на будущее, давайте в следующий раз поговорим…