Аркадий Дворкович — РБК: «Основные проблемы начнутся в июне—июле»
О «Сколково» во время кризиса, самоизоляции и уходе в онлайн
Об экономическом кризисе и мире после пандемии
О судьбе «Сколково», лучшем месте для жизни, уголовных делах и «атаке» на команду Медведева
О шахматной короне, Каспарове и виновниках допинговых скандалов
Заявленных мер помощи достаточно. Главное, чтобы они заработали
— Как ситуация с коронавирусом повлияла на работу «Сколково»?
— У нас 10% сотрудников фонда приходят в офис, остальные работают дистанционно, но все основные функции мы выполняем. Работают грантовый комитет, система консультационной поддержки, центр интеллектуальной собственности. Конечно, большинство стартапов находятся вне технопарка, вне своих офисов. Примерно 15% сотрудников компаний находятся на своих рабочих местах, остальные работают удаленно.
Часть компаний очень востребованы — те, кто обеспечивают дистанционную работу других компаний, предоставляют онлайн-обучение, информационную безопасность, многие сколковские компании биомедицинского кластера.
Но есть и те, кто пострадал, кто вынужденно не может работать в силу того, что их услуги приостановлены, и это продлится до конца карантина. Наша гимназия работает дистанционно, университет работает дистанционно, только часть лабораторий функционирует, где необходимо соблюдение постоянного режима.
— Вы отправляли письмо в правительство с предложениями помощи фонда в борьбе с вирусом. Был ли ответ? Как вы участвуете в борьбе с кризисом?
— Мы рассчитываем, что услуги и продукты, предлагаемые «Сколково» в борьбе с пандемией и кризисом, будут хотя бы отчасти востребованы. Главным ответом будет именно внедрение эффективных и качественных продуктов и услуг на практике. Мы находимся в тесном контакте с ключевыми министерствами, в частности, в Минэкономразвития уже прошло очень подробное обсуждение механизмов поддержки этих бизнесов и внедрения продуктов. Также общаемся с Минобрнауки, Минздравом, Минпромом и Минцифрой. Надеемся, что многие из наших разработок будут действительно полезными. По итогам месяца мы подведем итоги, что уже стало востребованным, что пока находится в стадии внедрения.
— Участвуете ли вы в истории с цифровыми пропусками, с камерами?
— Нет, мы непосредственно не участвуем в этой истории, но в некоторых регионах разработки наших резидентов оказались востребованы. Это в том числе касается видеонаблюдения и распознавания лиц.
— Как медицинский кластер «Сколково» участвует?
— Самый востребованный сейчас сервис — этим у нас занимаются несколько компаний — помощь врачам в постановке диагнозов прежде всего с помощью технологии искусственного интеллекта или машинного обучения. Применимо в отношении рентгеновских снимков, КТ. Врачи с помощью такого программного обеспечения быстрее выявляют проблемные зоны, быстрее ставят диагноз, что снимает с них часть нагрузки, которая и без того очень высока.
По состоянию легких многое можно понять. У нас есть резиденты, которые могут на основе анализа снимков поставить точный диагноз за счет использования технологии искусственного интеллекта при анализе больших данных.
Сегодня это наиболее востребованная врачами услуга. Также у нас в «Сколково» в медицинском центре, который управляется израильской компанией Хадасса, проводится компьютерная томография пациентов, и были уже случаи выявления коронавируса на базе ее лабораторий.
Другая тема связана с профилактикой заболеваний — это прежде всего тестирование или онлайн-мониторинг состояния пациентов. В частности, есть разработка, которая помогает дистанционно контролировать состояние здоровья, соответственно, можно быстрее выявить проблемные точки.
Еще одна область, которая уже ближе к лечению, — это разработка лекарственных препаратов. Здесь у нас, конечно, не было конкретных решений по борьбе с коронавирусом. Но противовирусные препараты отдельных наших компаний, которые были разработаны ранее, сейчас проходят стадию клинических испытаний. Это только часть примеров, и новые перспективные идеи возникают постоянно.
— Обращались ли к вам власти Москвы или Подмосковья с просьбой выделить помещения на борьбу с коронавирусом?
— Нет, пока не обращались. Конечно же, если это будет востребовано, мы предоставим. Если говорить о центре Хадасса, то он находится в рамках Московского международного медицинского кластера, управляется именно Москвой, так что здесь никаких барьеров нет, все зависит от решения московских властей. В центре началось и тестирование на антитела на основе зарубежных тестов, которые допустимы к применению именно в «Сколково», поскольку у нас действует отдельное законодательство.
— Вице-мэр Москвы Анастасия Ракова сказала, что всех московских врачей будут тестировать на антитела. «Сколково» участвует в этой программе?
— В том числе и наш центр будет востребован в этом тестировании. Кроме того, на базе центра могут проходить обучение врачи.
— Вы сказали, что некоторым резидентам фонда может понадобиться помощь. Какая?
— Есть резиденты, которые максимально востребованы в этот период. Это и компании, которые занимаются обеспечением дистанционной работы и обучения, ряд медицинских компаний, а также компании, которые занимаются информационной безопасностью. Мы фокусируем сегодня поддержку на этих компаниях. У нас примерно 40–50 компаний в реестре. Речь идет в том числе о перераспределении части средств, которые нам уже выделены, с других направлений, чтобы быстрее внедрять актуальные продукты и услуги.
В фокусе внимания — поддержка компаний, оказавшихся в сложной ситуации. Это, например, наши резиденты, которые работают с ретейлом. Мы снизили или дали каникулы по арендной плате, работаем с правительством, чтобы распространить на эти компании меры поддержки, уже объявленные для малого и среднего предпринимательства. И в целом по компаниям, которые являются нашими резидентами, приняли решение или по каникулам, или по снижению арендной платы.
Приведу пример. Компания «Самокат Шеринг», которая является нашим резидентом и предоставляет в прокат электрические самокаты в Москве и в других регионах, сейчас столкнулась с полным закрытием рынка. Ей предоставляется необходимая юридическая поддержка, которая, надеюсь, позволит справиться с кризисом.
Третья группа компаний — те, которые пока не испытали сильного удара, но ожидают его примерно в июне, когда до них докатится волна кризиса. Мы готовим меры поддержки, в том числе и финансовые, работаем с нашими партнерами, с другими финансовыми институтами. Это непростая ситуация, мы не хотим потерять наших резидентов, в них уже много вложено, у них большой потенциал, в том числе и экспортный. Так что работаем.
— Господдержка потребуется, кроме той, о которой вы сказали?
— Рассчитываем, что в ближайшие два-три месяца мы либо справимся своими силами, либо эта поддержка может быть оказана в рамках уже объявленных мер путем распространения поддержки для наиболее пострадавших отраслей на инновационные компании, которые страдают действительно не меньше. Что касается дальнейшей работы в последующие годы, мы считаем, что поддержку инноваций необходимо расширять. Значительные средства заложены в нацпроект «Цифровая экономика», в другие национальные проекты и приоритеты, так что речь не о каком-то отдельном увеличении бюджетного финансирования, а о наиболее эффективном использовании уже имеющихся ресурсов.
— Меры, которые уже приняты для поддержки малого и среднего бизнеса, достаточны?
— Я думаю, заявленных мер или достаточно, или почти достаточно. Главное, чтобы они заработали. Мы ожидаем, что в ближайшие недели все эти меры начнут реально работать, потому что пока еще не все заявленные механизмы на практике эффективно реализуются. Это работа с колес, она требует определенной настройки всех институтов. Надеемся, что это произойдет быстро.
— Как лично на вас повлиял карантин?
— Все дистанционно работаем, учимся. Так что где-то только процентов десять времени провожу в офисе. У меня смешанный режим, но большую часть времени — на даче.
— То есть жизнь кардинально изменилась?
— Да, конечно. Но работы меньше не стало от этого.
— Нормально работается на даче?
— В целом нормально, хотя к этому непросто привыкнуть. Нужно концентрироваться на формате видео-конференц-связи и решать основную часть вопросов в ходе совещаний с коллегами.
— Многие эксперты предсказывают, что в конце этого кризиса большая часть жизни перейдет в онлайн. Согласны?
— Мы обсуждали это с коллегами в том числе в ходе двух международных конференций, — общее мнение, что 20–30% активности перейдет в онлайн, вряд ли больше.
Экономический кризис только начинается
— Каков ваш прогноз, экономический кризис надолго затянется?
— Экономический кризис только начинается, его волна еще не захлестнула многие сегменты экономики. Ближайшие несколько месяцев будут достаточно тяжелыми. Банк России предполагает снижение валового внутреннего продукта от 4 до 6% в этом году. Это тот прогноз, на который пока можно ориентироваться с учетом данных за последние несколько недель. Цифры неблагоприятные, но возможен как более, так и менее благоприятный сценарий развития событий.
Некоторые экономисты предсказывают падение экономики на 10%, я видел и такие цифры. Тем не менее пока, я думаю, стоит ориентироваться на прогнозы Банка России. По резидентам «Сколково» мы тоже видим, что основные проблемы начнутся не прямо сейчас, не в ближайшие несколько дней, а примерно в июне — в июле, и это тот период, к которому мы готовимся, тот период, на который мы будем фокусировать основную поддержку нашим компаниям.
Конечно, кризис поменяет и модели поведения людей. Компании станут более консервативными, будут меньше бросаться в рискованные проекты. Будут копить резервы. Это касается и бизнеса, и правительства, и людей в повседневной жизни. Это приведет к большей концентрации бизнеса. К сожалению, экономика станет, возможно, менее конкурентной.
Мы видим риск того, что будут создаваться экономические острова, то есть производство будет локализовываться чрезмерно, без учета эффективности, в рамках отдельных национальных границ, цепочки поставок будут разрываться. Это существенные риски. И, конечно, падение торговли может оказать влияние на глобальную экономику в целом. Но надеемся, что правительства, банки разных стран, национальные банки будут вести разумную политику и препятствовать возникновению избыточных барьеров.
— А что изменится в жизни?
— Будет меняться характер рабочих мест, больше людей будут работать дистанционно. Хотя уверен, что даже те, кто будет работать дистанционно, будут стремиться хотя бы пару раз в неделю возвращаться в офисы, чтобы сменить обстановку, увидеть коллег. Это все равно важная часть жизни. Без общения никуда не деться.
Надеюсь, что жизненный уклад не поменяется совсем уж радикально, но изменения будут. Для компаний это одновременно и возможность повысить эффективность, снизить избыточные затраты, по-новому посмотреть на свои бизнес-модели.
Это касается и государства — резкое ускорение перехода к электронным услугам и электронному документообороту для облегчения жизни людей и бизнеса. Это означает и необходимость дополнительных вложений в инфраструктуру, в том числе для цифровой экономики. Думаю, что все увидели, что резкий рост интернет-трафика требует расширения инфраструктуры. В рамках LTE и 4G этого уже не сделать, требуется ускоренное внедрение технологии 5G на всем глобальном пространстве, в том числе и в России.
— Есть сферы, которые в привычном виде этот кризис не переживут?
— Я думаю, что переживут практически все. Другое дело, что востребованность дистанционных услуг резко возрастет. Это касается доставки товаров, касается услуг, связанных с дистанционной работой, дистанционным обучением. Все это будет испытывать бум еще долгое время. А также телемедицина и все, что касается персональных медицинских услуг с использованием новейших технологий.
— Очень много сейчас спорят, нужно ли государству напрямую раздать деньги людям, нужно ли усиление адресной поддержки населения?
— Усиление адресной поддержки нужно. Это касается тех людей, которые наиболее страдают от нынешней ситуации, и это всегда правильно. Но я не сторонник как термина, так и самого способа, связанного с «вертолетными деньгами», для меня это очень странный термин — разбрасывание денег с вертолета. Все нужно делать разумно, адресно, исходя из интересов людей. А там, где возможно, всегда нужно ориентироваться на поддержку экономики, с тем чтобы компании работали и обеспечивали людям рабочие места и конкурентную зарплату. Платили налоги, и за счет этих налогов государство могло бы платить пенсии и зарплату бюджетникам.
Надеюсь на 35 долларов за баррель к концу года
— Одна из составляющих кризиса — обрушение цен на нефть. Возвращаясь к разрыву сделки с ОПЕК, как вы считаете, на тот момент это было правильное решение?
— Прежде всего, я не считаю, что это было каким-то единоличным решением российской стороны. Я не вовлечен в эту историю плотно, поэтому не знаю всех нюансов. Но исходя из того, что я знаю, это было следствием позиции всех сторон, в том числе Саудовской Аравии, а не односторонним решением российской стороны. И, чтобы давать более точные оценки, нужно знать все обстоятельства этих переговоров.
Министр энергетики Александр Новак — профессионал высокого уровня, и раз уж так произошло, то были серьезные причины. Ничего хорошего нет, что сделка тогда не состоялась. Считаю, что предложения российской стороны были вполне разумными, к сожалению, они оказались неприемлемыми тогда для другой стороны. Последующая сделка была заключена для всех сторон на намного более сложных условиях. Однако даже этой сделки пока недостаточно для стабилизации рынка. Стабилизация наступит только после того, как все рынки увидят реальные действия, реальное сокращение добычи и реальную стабилизацию экономики.
— Понадобится новая сделка?
— Необязательно. Сделка состоялась, теперь важны действия. Параллельный эффект действий по снижению добычи и стабилизации спроса окажет положительный эффект на нефтяные рынки, и постепенно цены будут возвращаться в нормальный интервал. Не думаю, что цены быстро вернутся в интервал более 40 долларов за баррель. Но в интервал от 30 до 40 долларов цены могут вернуться до конца года. Пока будем надеяться, что цены будут оставаться хотя бы между 20 и 30 долларами, хотя в некоторые дни могут быть падения.
— То есть думаете, что к концу года будет в районе 30 долларов?
— Надеюсь на 35, конечно. Но пока очень сложно давать более точные оценки, поскольку ситуация и с пандемией, и с восстановлением экономик после пика пандемии остается очень неопределенной.
— Леонид Федун сравнил эту сделку с Брестским миром. Согласны?
— Я не сторонник ярких сравнений, хотя считаю Леонида профессионалом высочайшего уровня на нефтяном рынке, знающим все его нюансы и детали, поэтому уважаю его точку зрения. Тем не менее считаю, что любое сравнение хромает и нюансов в нынешнем положении гораздо больше.
— В США уже задумались о поддержке энергетики, нефтяной отрасли. Как вы думаете, у нас это потребуется?
— У нас гибкая система регулирования нефтяной отрасли, в том числе в части налогов, что, по сути, является поддержкой. Когда цены низкие, налоговое бремя снижается, когда цены высокие, — возрастает. Так что я не вижу необходимости финансовой поддержки. Но есть довольно много барьеров для инвестиций, довольно много избыточных бюрократических процедур. При мне что-то было сделано для улучшения ситуации, но мы не довели эту работу до конца. Сейчас надо ее до конца доводить, правительство и Минэнерго эти планы знают и, надеюсь, реализуют эту политику.
Если видят лейбл «Россия» — продукт не готовы покупать
— На какой срок вы себя видите в «Сколково»?
— У меня нет конкретных контрактных сроков здесь. Я хочу, чтобы этот проект был доведен до той стадии, когда «Сколково» станет самым лучшим инновационным центром не только в России, но и одним из самых лучших в мире. Для этого требуется еще несколько лет. Иных сроков и быть не может. Такие проекты не реализуются за несколько месяцев. Так что несколько лет для этого — вполне реальный срок.
— А какие должны быть результаты?
— В первую очередь, это компании-резиденты, которые, выходя из «Сколково», становятся лидерами на своих рынках. «Сколково» не является бизнесом, не является коммерческой организацией, поэтому здесь нельзя судить по прибыли или по выручке. Именно работа наших компаний является нашим успехом.
— Как вы относитесь к проекту научных долин?
— Положительно, поскольку Россия — большая страна, и одним «Сколково» точно не обойтись. Мы об этом говорили с самого начала. «Сколково» — это проект, который должен дать ориентир, задать определенный вектор, дать модель функционирования, которой могут и должны следовать другие центры, как бы они ни назывались — долины или как-то еще.
— Они считают «Сколково» ориентиром?
— Безусловно, да. Подавляющее большинство из них с нами взаимодействует и изучает наш опыт, приглашает наших специалистов, часть — является региональными операторами «Сколково». Это взаимовыгодный процесс. Мы не конкурируем между собой, а дополняем друг друга.
— Наиболее масштабный проект фонда — «Большое Сколково», в какие сроки он будет завершен?
— Проект «Большое Сколково» мы делаем вместе с нашими партнерами по Школе управления Сколково, нашими соседями — группой компаний
«Миллхаус» Романа Абрамовича. Мы создаем городскую среду, комфортную для жизни, для работы, для учебы, для научной деятельности со всеми ее элементами, т.е. это и инновационные рабочие места, и жилье, и школы, и детские сады, парковые зоны, спортивные объекты. Большое Сколково станет одним из лучших мест для жизни в России как минимум, если не в мире.
Сейчас мы формируем мастер-план развития территории, но параллельно занимаемся несколькими конкретными проектами — это бесшовная транспортная инфраструктура, прежде всего для велосипедистов и электрического транспорта с сетью зарядок, которые сегодня развиваются на территории Большого Сколково. Это единый календарь всех культурных, спортивных и иных мероприятий, совместные образовательные проекты, в том числе открытые лекции, мастер-классы.
— А какой объем вложений?
— Вложения будут только со стороны частных инвесторов. Ни одного рубля из бюджета на это потрачено не будет, если не считать, конечно, дорог, которые нужны в целом Москве и Подмосковью, а не только «Сколково». Я думаю, что речь идет о нескольких миллиардах рублей частных вложений, но все будет зависеть от того, какие решения мы выберем, будет ли много строек или все-таки больше будет развиваться естественная природная среда. Посмотрим.
— Скоро «Сколково» десять лет. Почему в общественном сознании он не стал центром прорыва?
— Всегда есть разница между реальностью и общественным сознанием. Это примерно то же самое, что говорят всегда о России в мире. Идет ли Россия вперед, происходят позитивные изменения? Безусловно, да. За 20 или даже за 30 лет сделано очень и очень много. Это воспринимается в мире так? Не воспринимается.
То же самое и в «Сколково», только уже внутри России. Многое ли сделано? Да, безусловно, очень многое сделано. У нас около 2,5 тыс. стартапов, из которых сотни уже стали успешными, продают свою продукцию на рынке, зарабатывают прибыль, создали десятки тысяч рабочих мест, приносят налоговые поступления в бюджеты регионов. Московский бюджет только за счет подоходного налога имеет около 3 млрд руб. от «Сколково», и часть вкладывает обратно в «Сколково», что хорошо для нашего развития. У нас появились индустриальные партнеры. Здесь работают центры исследований и разработок крупных российских и зарубежных компаний. Для нас успехи очевидны, и «Сколково» имеет очень хорошую профессиональную репутацию в профессиональной среде.
Почему «Сколково» нет в массовом сознании? Отчасти это наша недоработка, мы больше делаем, чем говорим, больше делаем, чем себя рекламируем. После нескольких лет работы появились компании, которые становятся лицом «Сколково», компании, которых раньше просто не существовало. Например, Group IB, специализирующаяся на кибербезопасности, на которую даже американские власти обратили внимание. Это является хорошей рекламой для компании, которая была резидентом «Сколково», а теперь — партнер «Сколково». И это не единственный пример, у нас таких уже достаточно много.
Сроки реализации проекта построения экосистемы в целом сохраняем, отставаний существенных нет. Может быть, несколько месяцев, но это на десятилетней перспективе не так существенно. Я вижу, что какие-то вещи продвигаются сложнее, в том числе ввиду негибкости бюрократической системы.
— Недавно Путина спросили, почему все мечтают уехать в Кремниевую долину, а не в «Сколково», как бы вы ответили?
— Потому что долина существует 60 лет, а «Сколково» — десять. Долина за счет успехов крупнейших компаний на протяжении последних десятилетий стала мечтой, а в «Сколково» такие компании еще только формируются. Но это вопрос и сроков, и экономики в целом. «Сколково» не может быть островом — успех «Сколково» зависит от успеха всей России. «Сколково» пригласило в Россию больше ученых, больше специалистов, чем кто-либо другой. Мы как раз сделали так, чтобы обратный поток профессоров, ученых, исследователей, инноваторов сформировался, чтобы движение было не только в сторону Долины или Европы, других рынков, но и в сторону России. И в «Сколково» работают десятки ученых мирового класса.
Во-первых, за рубежом зарплаты выше, хотя и жизнь дороже, то есть каждый сравнивает для себя стоимость жизни и тот доход, который получает. Для тех, кто нанимает программистов на работу, Россия является, конечно же, очень привлекательной страной, поскольку можно чуть дешевле приобрести очень качественные услуги. И аутсорсинг в России со стороны зарубежных ИТ-компаний и других компаний, которые пользуются ИТ-услугами, очень высокий.
Но есть вторая составляющая. Если в России российскими программистами создан качественный конкурентоспособный продукт, его очень сложно из российской юрисдикции вывести на зарубежные рынки в том числе и по политическим причинам. Есть юридические причины (иногда несовершенство наших правовых норм именно в отношении работы с данными и некоторыми другими аспектами), но есть и политические. Просто если видят лейбл «Россия» — этот продукт не принимают и не готовы покупать. Как только та же самая компания с тем же продуктом регистрируется в Эстонии, Латвии, Сербии, — продукт успешно продается. И ряд наших компаний сделал этот выбор, изменил юрисдикцию. Это не бесполезный для нас процесс, все равно это хорошо. Но, конечно, иногда обидно, что это происходит не напрямую в России.
— А что нужно сделать, чтобы «Сколково» перестало быть островом?
— «Сколково» является центром, в котором разрабатываются проекты нормативно-правовых актов по цифровой экономике. Насколько быстро они будут внедряться, зависит от всех нас, а не только от «Сколково». Мы стараемся делать так, чтобы эти акты были максимально качественными.
Мы надеемся, что решения сколковских компаний и других стартапов будут максимально быстро внедряться в российской действительности, как в общественной жизни, так и в российских крупных компаниях, в государстве. В частности, с Москвой у нас есть договоренности, что отдельные решения, которые эксперты считают качественными и безопасными, будут тестироваться в системе здравоохранения Москвы. Отдельные решения в части искусственного интеллекта, кибербезопасности, которые разрабатываются в «Сколково», будут тестироваться в банках и крупных компаниях. Это уже происходит в пилотных проектах. Но пока их единицы, а должны быть десятки. Какова будет скорость этого процесса? Посмотрим. Но мы делаем все возможное, чтобы это была максимальная скорость.
— Как на приглашении ученых в «Сколково» сказывается политическая ситуация?
— Конечно, сказывается. Чтобы ученым переехать, как правило, нужно уговорить еще и семью. И не все семьи готовы переезжать в Россию, что является результатом восприятия России через средства массовой информации, через политику. Не всегда удается пригласить всех, кого мы хотим. Но мы все равно привезли несколько десятков человек. И Сколтех сегодня является учебным и научным заведением с высокой академической репутацией, индексы цитируемости самые высокие в России.
— Как отреагировали в главном проекте Медведева на смену правительства?
— Особо никак не отреагировали. Это вызвало вопрос: изменится ли что-либо в судьбе «Сколково», в работе этого проекта? Но Дмитрий Анатольевич остается руководителем попечительского совета в своей новой роли, правительство продолжает проект поддерживать. Все спокойно продолжают работать.
— За последние два года несколько человек из числа близких к вам стали фигурантами уголовных дел. Вслед за Магомедовыми, чей арест вы комментировали, в СИЗО оказался бывший министр Михаил Абызов. Как вы относитесь к делу Абызова?
— Я не могу никак относиться к самому делу, поскольку не мог по понятным причинам его читать, с ним ознакомиться — это тайна следствия. Конечно, для меня в этом ничего приятного нет, поскольку Михаил — мой коллега, товарищ, мы долгое время работали вместе и общались. Жаль, что все пришло к такому сценарию. Абсолютно уверен, что если есть к нему финансовые вопросы, он готов их решить. Не сомневаюсь в этом ни на минуту. И таким образом снять претензии соответствующих органов. Но повторю, я не знаю всех аспектов дела, чтобы судить о том, виновен или невиновен. Это не в моей компетенции.
— Аналитики называют эти аресты очередным ударом по команде Медведева. Видите ли вы здесь давление на команду, к которой относят и вас?
— Нет, не вижу. Все, что я вижу, — это отдельные дела, конкретные вопросы.
— Весной была арестована ваша бывшая помощница Анастасия Алексеева. Действительно ли она занимала какой-то пост в «Сколково» после ухода из правительства? С чем связано дело против нее?
— Я знаю о деле только из средств массовой информации. Поэтому мне тоже сложно судить о том, что конкретно могло произойти. Да, она работала помощником в «Сколково» после ухода из аппарата правительства.
— Уход из аппарата правительства был на фоне серьезного скандала, который вылился в СМИ. Это не помешало переходу в «Сколково»?
— Все проверки службой безопасности были проведены. Вопросов к ней не возникло. Именно поэтому она была принята на работу.
Если кто-то реально захотел нанести удар, то иногда нет никаких возможностей такого удара избежать
— Вы недавно объявили о новом шахматном турнире, который пройдет онлайн. Расскажете о формате?
— Мы инициировали проведение сразу нескольких онлайн-турниров. Ситуация сейчас непростая, негативная для всего мира, в том числе и для спорта. Но поскольку шахматы, помимо традиционной игры напротив друг друга за шахматной доской, являются одновременно и компьютерным видом спорта, мы понимаем, что это кризисное время надо использовать для развития онлайн-формата и привлечения новых аудиторий.
Первым турниром в такой серии станет Онлайн Кубок Наций, в котором примут участие практически все сильнейшие шахматисты мира, объединенные в шесть команд, — это сборные Китая, Индии, США, России, сборная Европы и сборная остального мира. Мы уже объявили составы, я думаю, легко увидеть, что действительно все сильнейшие шахматисты, кроме, пожалуй, чемпиона мира, который занят в эти дни другими проектами, будут играть в этом соревновании. И нам кажется, что это будет очень интересно. Это быстрый формат, быстрые шахматы, по 25 минут на партию с добавлением десяти секунд дополнительно на каждый ход.
Турнир пройдет в два круга, по круговой системе. Две сильнейшие команды выйдут в финал и сыграют между собой финальный матч. Российскую сборную представляют шахматисты, входящие в число ведущих, — это Ян Непомнящий, Сергей Карякин. Также гроссмейстеры Владислав Артемьев, Дмитрий Андрейкин. И женскую часть команды представляет только что игравшая матч на первенстве мира Александра Горячкина, в запасе находится Ольга Гиря. Так что все получат удовольствие, все любители шахмат будут следить за этим турниром. Уверен, российские болельщики будут болеть за российскую команду.
Что касается команды остального мира, в нее входят такие шахматисты, как Тимур Раджабов, выигравший в прошлом году в Ханты-Мансийске Кубок мира. Он, к сожалению, не смог принять участие в турнире претендентов совсем недавно в Екатеринбурге, но согласился войти в команду остального мира. Есть молодые таланты, 16-летний вундеркинд из Ирана Алиреза Фируджа, который недавно обыграл Магнуса Карлсона в крупном блиц-турнире онлайн. И мы рассчитываем, что эта команда поборется за высокие места.
— Какой размер призового фонда?
— 180 тыс. евро — существенный фонд, привлекательный для профессиональных шахматистов, так что ожидаем борьбу на все 100%. Естественно, в онлайн-турнирах всегда серьезное опасение вызывает возможность мошенничества, использования компьютерных подсказок. Но с учетом высочайшего уровня участников мы уверены в честной борьбе — у них высокая репутация, они ею дорожат. Тем не менее мы будем испытывать, тестировать, применять средства контроля, в том числе и видеокамеры, и компьютерные программы, основанные на машинном обучении, которые выявляют вероятность мошенничества, и думаем, что в сочетании это позволит минимизировать риски.
— Есть интерес букмекеров?
— Интерес, безусловно, есть, но их участие и их задействование зависит от законодательства отдельных стран. Поэтому там, где это разрешено, уверен, что ставки будут делаться. Где это не разрешено, этого не будет.
— А телевидение?
— Мы видим интерес телевизионных каналов. Но интерес, связанный с возможностью заполнения эфирного времени, телевизионные каналы пока достаточно аккуратно проявляют и не готовы платить большие деньги за право трансляции. При этом, повторюсь, интерес есть, и я уверен, что этот турнир также будет на телевизионных экранах.
— Вы ведете переговоры?
— Да, мы ведем переговоры. Конечно, для нас главное — популяризация шахмат. Хотя проведение турнира все равно требует определенных затрат, и мы, конечно, рассчитываем на определенные финансовые вложения, на настоящее партнерство. Но для нас этот турнир является первым, во многом тестовым. В дальнейшем мы будем работать над телевизионным освещением и продолжения турнира претендентов, который прервался в Екатеринбурге, и матча на первенство мира.
— Что будет дальше с прерванным турниром претендентов?
— Турнир претендентов был прерван ровно посередине после семи туров, осталось также семь туров. Мы очень надеемся, что карантин будет снят не позднее середины лета, и уже в августе—сентябре мы можем продолжить этот турнир и, соответственно, провести матч на первенство мира в ранее объявленные сроки, начиная с третьей декады декабря текущего года. Но будем следить за ситуацией. Естественно, если что, будем корректировать эти сроки. Пока мы их сохраняем.
— Не жалеете, что не перенесли турнир сразу, несмотря на призывы?
— Нет, не жалею. Считаю, что именно в этот период турнир доставил большое удовольствие многомиллионной армии любителей шахмат, это был настоящий праздник для них. Конечно, борьба для самих участников была непростой, психологически прежде всего. Но все профессиональные спортсмены, и все показывали высочайший уровень мастерства.
Мы рассчитывали, что сможем завершить турнир в ранее намеченные сроки, а именно до 4 апреля. К сожалению, ситуация в России развивалась довольно стремительно, и правительство России приняло решение прервать авиационное сообщение. В этих условиях риски несвоевременного возвращения шахматистов домой стали слишком велики. И мы приняли решение, я лично взял на себя эту ответственность — прервать турнир.
Считаю, что медицинская безопасность всех участников и задействованных лиц была обеспечена в полном объеме и с этой стороны рисков не было или они были минимальные. Конечно, жаль, что не смогли завершить турнир в первоначальные сроки. Тем не менее ни о чем не жалею.
— Матч за первенство мира переносится?
— Пока мы не планируем переносить турнир с декабря текущего года. Мы продолжаем консультации с организаторами «Экспо». Сама всемирная выставка почти наверняка будет перенесена. Но это не означает, что мы не можем провести турнир в Дубае в это время. Павильон, который должен был быть задействован, уже работает. Поэтому рассчитываем, что нам удастся это сделать. Хотя, конечно, будем ориентироваться на позицию наших партнеров, смотреть, как будет развиваться ситуация. Думаю, что через несколько недель будет больше ясности.
— При каких условиях турнир претендентов может быть вновь перенесен?
— Речь идет о турнире претендентов 2020 года, до конца года еще есть достаточно времени. При необходимости может быть перенесен матч за чемпионство, но турнир претендентов в этом году, безусловно, мы планируем завершить.
— Есть ли в интерес к шахматам в России и в мире?
— Мы видим, что интерес растет и в основном это происходит именно в интернете. Количество людей, играющих на официальных платформах, увеличивается пока практически экспоненциально, цифры уже измеряются десятками миллионов человек. По примерным расчетам, около 50 млн человек в мире играют в шахматы в интернете. Сколько играют за доской просто дома, в клубах и так далее, мы, конечно, не знаем, посчитать это невозможно.
Мы проводили и маркетинговые исследования, и оценки с помощью наших крупнейших ИТ-компаний, в частности «Яндекса»: в России от 1 млн до 1,5 млн человек активно интересуются шахматами. Думаю, это нижняя планка, то есть умеют играть намного больше, но делают это просто от случая к случаю.
Очень сложно оценивать крупнейшие страны, прежде всего Китай и Индию. Возможно, там аудитория намного больше. По крайней мере, телевизионные передачи, в которых передаются новости о шахматах, если участвуют китайские шахматисты, смотрят десятки миллионов человек в одном Китае, не считая остальной мир.
Шахматами как профессиональным спортом в мире интересуются несколько миллионов человек, по нашим расчетам. Потому что большинство зрителей предпочитают хайлайтс, краткосрочные заходы на шахматные сайты или просмотр шахматных новостей. Во время матчей на первенство мира аудитория резко возрастает, особенно во время решающих партий. Но люди, как мы видим, больше предпочитают играть в шахматы, чем смотреть шахматы. Это данность, это просто факт. Если дать выбор, человек всегда больше захочет сыграть, чем посмотреть.
В дальнейшем это все равно создаст базу и для зрительского интереса, если мы построим привлекательные цифровые платформы, если шахматы в интернете или на телевидении станут шоу. Если люди уже играют в шахматы — им это интересно и смотреть.
— У каждого шоу должны быть звезды. И интерес в Советском Союзе был большой, потому что были свои звезды.
— Да. И потому что других звезд было не так много. Смотрели фигурное катание, шахматы, смотрели, конечно же, футбол и баскетбол, хоккей, естественно. Но это были единичные примеры. Сейчас смотрят и зарубежные лиги, зарубежные чемпионаты, есть много всего другого в интернете, что люди смотрят. Тогда этого просто не было. Тогда шахматы были, очевидно, одним из самых звездных видов спорта.
Сейчас готовится новая постановка мюзикла Chess, первая в России, который в Советском Союзе был запрещен. Мюзикл был сделан по мотивам матча на первенство мира. И поскольку это было политическим вопросом, то мюзикл тогда не вышел на сцену, а сейчас выйдет, и это здорово. Думаю, это тоже повысит интерес к шахматам. Недавний фильм «Шахматист» с Жераром Депардье в главной роли очень неплохо показывает внутренний мир детских шахмат.
Но, конечно, все равно новые звезды интереснее. Магнус Карлсен — очевидная звезда. Думаю, что каждый новый участник матча на первенство мира тоже будет звездой. Мы стараемся приглашать футболистов на шахматные турниры, приводить шахматистов на соревнования по другим видам спорта. Это создает хороший имидж и, думаю, постепенно также будет повышать узнаваемость шахматистов.
— Возвращаясь к звездам, с Гарри Каспаровым общаетесь?
— Нам удалось привлечь Гарри Кимовича в качестве капитана команды Европы на турнир «Онлайн Кубок Наций». Несомненно, его участие, пусть даже в качестве капитана, добавит интереса всему турниру и послужит популяризации шахмат, а это самое главное.
Что касается его проекта Гранд Чесс Тур, который он ведет с американскими партнерами, мы находимся с коллегами в консультациях, стыкуем график проведения соревнований, чтобы не возникало конфликта календарей, чтобы всем было комфортно. То есть нормальные конструктивные взаимодействия, но исключительно по шахматным вопросам.
— Привлечь его к работе в ФИДЕ не планируете?
— Таких планов нет. Но, прежде всего, поскольку нет и собственного желания Гарри Кимовича. Путь в шахматах открыт для всех, у нас нет никаких политических ограничений, но все зависит от желания конкретного человека.
— Как очередной допинговый скандал с участием России сказывается на вас как главе международной федерации?
— На ФИДЕ не сказывается. Мы, естественно, провели консультации с WADA в Лозанне, после того как были объявлены рекомендации относительно российских спортсменов, уточнили все моменты, связанные с проведением шахматных соревнований, убедились, что такие турниры, как турнир претендентов, шахматная Олимпиада, не подпадают под эти рекомендации.
Под рекомендации подпадают только чемпионаты мира, то есть потенциальные риски есть. Например, если российский участник будет участником матча на первенство мира, все апелляции к этому времени уже состоятся, рекомендации WADA будут подтверждены. Я, как российский гражданин и болельщик, надеюсь, что все-таки будут более мягкие решения, будут иные последствия. Но тем не менее, если все будет так, как было объявлено в начале декабря, есть риск, что российский участник не будет играть под российским флагом. Но мы надеемся, что этого не произойдет, для шахмат допинг не является актуальным вопросом.
Мы подписанты антидопингового кодекса, поскольку хотели, чтобы ФИДЕ стала признанной в МОКе организацией, и подписание антидопингового кодекса является обязательным условием такого признания. Но допинг никогда не был замечен в шахматах. И поэтому мы считаем, что нет оснований ограничивать спортсменов в чем-либо на шахматных турнирах.
— Кто виноват в том, что российский спорт никак не выберется из допинговых скандалов?
— У меня нет ответа. Я могу только повторить то, о чем говорил уже много раз президент России. Конечно, во всем мире допинг является проблемой. Он был проблемой и в России, и есть очевидные выявленные случаи нарушения антидопинговых правил. Но политизация этой проблемы и обращение внимания на одну страну исключительно, возможно, в целях, не связанных напрямую со спортом, — это неправильно, это ведет к проблемам для всего олимпийского движения и дискредитирует весь олимпийский процесс. Но это не значит, что мы не признаем тех ошибок, которые были совершены.
— Многие спортсмены практически хором говорили, что во всем виноваты неназванные российские спортивные чиновники.
— Есть ли вина российских официальных лиц в том, что не удалось избежать этого удара? Наверное, часть вины есть. Но, повторяю, если кто-то реально захотел нанести удар, то иногда нет никаких возможностей такого удара избежать, и он будет нанесен. Это результат действия сразу нескольких факторов, как собственных ошибок, так и политики международных чиновников, отдельных международных организаций. Это сочетание интересов самых разных групп, которые влияли на ситуацию.
В разных районах Москвы и области
Квартиры в столице
с выгодой до ₽4,5 млн
Выгодные предложения
для семей с детьми
Видовые квартиры
в высотных башнях
Варианты с мебелью
и встроенной техникой
