Карина Цуркан — РБК: «Я не шпионка, меня просто хотят уничтожить»
Анкета шпиона и «тесный круг Плахотнюка»
— Вы уже закончили ознакомление с материалами дела? Понимаете, что вам вменяется?
— Я ознакомилась с материалами дела на 20–30%. Многое из того, что там написано, мне непонятно. Мне предъявлено обвинение в шпионаже, в передаче сведений молдавским спецслужбам по заказу Службы информации и безопасности Молдавии. В 2004 году я была якобы завербована молдавскими спецслужбами и в 2015 году передала им некую информацию, по мнению следствия, представляющую гостайну. Ничего из этого я не делала.
— ФСБ считает вас штатной сотрудницей молдавской разведки или внештатным агентом?
— Они считают, что штатный сотрудник молдавских спецслужб завербовал меня. Как это называется, мне сложно сказать, я всегда была далека от этих терминов.
Я якобы трижды направила информацию в период с августа по сентябрь 2015 года. С 2004 года, когда я якобы была завербована, до 2015-го никакой информации не передавала. Впоследствии тоже.
— Речь о передаче сведений о переговорах об организации поставок электроэнергии в ДНР и ЛНР?
— О трех темах: поставки российского газа в Молдавию, поставки электроэнергии в Крым и поставки электроэнергии, также с территории Российской Федерации, не буду говорить куда — нет возможности рассказать.
Темы переговоров «Газпрома» с Молдавией и Крымом сейчас признаны не секретными. Поэтому их в окончательном обвинении не предъявили. Осталась только третья, которую признали секретной.
— Ваши адвокаты сообщали, что речь о документе под названием «Об отдельных аспектах действий российских энергетических компаний на канале международного сотрудничества». Что это за документ, видели ли вы его?
— Нет. Это действительно так было сформулировано, но такого документа не существует в природе.
— Каким образом вы, по версии ФСБ, передавали сведения?
— В материалах нет информации о том, каким образом я передавала сведения. В 2004 году меня якобы завербовал сотрудник молдавских спецслужб по имени Александр Попеску. Никогда в жизни я не была знакома с таким человеком, не встречалась с ним и впервые увидела его фотографию, когда защитники принесли ее. Судя по данным из интернета, он участвовал в ток-шоу, человек достаточно известный. По версии ФСБ, Попеску вместе с Валерием Пасатом способствовали моей карьере в «Интер РАО».
Исходя из материалов дела, Попеску бесконечно со мной контактировал, чего, естественно, не было.
В деле присутствует анкета, якобы составленная в 2004 году [молдавской разведкой] на меня как на агента, подписанная, как утверждается, полковником Александром Попеску. Я тут с уверенностью говорю, что подпись сфабрикована. Это плохо читаемая копия, частично страницы отсутствуют. Все, что там есть, — мои базовые данные: адрес, образование.
Бланк такой анкеты гуляет по интернету, при необходимости ее можно составить на любого. Самое интересное, что в анкете абсолютно четко указана дата вербовки и составления анкеты: она заполнена от руки в 2004 году. Но указанный адрес стал реально моим в 2010-м. Место работы указанное стало моим в 2006 году. Образование — еще позже, ближе к 2015-му. Фотография на анкете была сделана при оформлении моего паспорта в 2008 году.
Там целый список контактных лиц — ради чего меня, предположительно, могли завербовать. С частью из них я никогда не была знакома. К примеру, Валерий Пасат, сын бывшего президента Молдавии Владимира Воронина Олег и другие. С несколькими я была знакома, например с нынешним президентом страны Игорем Додоном. Но мы познакомились на межправкомиссии, в которой я участвовала в 2008–2009 годах.
Видно невооруженным глазом, что текст анкеты писался поверх какого-то другого текста, с очевидными ошибками. Например, там, где должны быть слова в женском роде, они стоят в мужском.
На мои попытки в разговоре со следствием попросить экспертизу этой анкеты мне говорили: «Мы не можем делать экспертизу по ксерокопии». Предъявлять обвинение в особо тяжком преступлении по очевидно сфабрикованному документу мы можем, а сделать экспертизу мы не можем. Все, о чем я говорю о своем адресе, месте работы, мы подтверждаем выписками из реестров. Как только мы их получили, я была уверена, что сейчас следствие передо мной извинится и скажет: «Бывает, простите. Это действительно очередной фейк». Не произошло.
Анкета поступила в ФСБ, по версии следствия, в 2015 году. Арестовали меня в середине 2018-го. За этот период ФСБ согласовала мне гражданство в 2016 году, создав еще больше поводов продолжать работу, ходить на совещания.
Александр Попеску выступает в молдавских СМИ как бывший глава департамента экономической безопасности Службы информации и безопасности (СИБ) Молдавии, полковник в отставке.
Валерий Пасат был послом Молдавии в России, затем министром обороны и министром национальной безопасности Молдавии, а в 2004 года стал советником Анатолия Чубайса по вопросам внешнеэкономических связей РАО «ЕЭС России». В беседе с РБК Пасат заявил, что не знает Цуркан. «Я был руководителем спецслужбы до 2001 года. Когда она поступила на работу в РАО «ЕЭС», я сидел в тюрьме. ФСБ — серьезная организация, и они не могли такого написать», — считает он.
— Кто еще упоминается в анкете среди ваших контактов?
— Бывший министр экономики Валерий Лазэр там присутствует, бывший президент Приднестровья Игорь Смирнов, бывший руководитель «Интер РАО» Евгений Дод, с которым в 2004 году я еще не была знакома. Владимир Антюфеев — руководитель спецслужб Приднестровья, я с ним никогда не была знакома. Может быть, кого-то упустила.
— Фамилии молдавских политиков Владимира Плахотнюка, Ренато Усатого и Влада Филата есть?
— Нет. Все-таки пытались по 2004 году как-то нарисовать. Я могу сказать одно: из того, что написано в этой анкете, из бесконечных ошибок, исходя из той формы, в которой написаны эти рапорты, все готовилось настолько топорно, настолько грубо. Дело секретное, я буду находиться в «Лефортово» и не выйду, никто ничего не узнает, защитники ограничены подпиской о неразглашении. Поэтому — я очень грубо выражусь сейчас — те, кто это сделал, предполагали, что все схавают. Схавают следствие, прокуратура и суд.
— Звучали ли на допросах фамилии молдавских политиков, в том числе Плахотнюка?
— Нет, таких вопросов не было. Но согласно справке ФСБ, я, как и Попеску с Пасатом, вхожу в тесный круг Плахотнюка. И Попеску с Пасатом способствовали моему карьерному росту. Это очередная безоговорочная ложь.
— Вы знакомы с Плахотнюком?
— Видела его два-три раза в ходе встреч со множеством участников.
Письма министра и кураторы из ФСБ
— Какие еще доказательства вашей вины?
— Второе доказательство поступило в ФСБ якобы в 2016 году. Это три напечатанных текста, крайне плохо читаемых, предположительно, сообщения от молдавских спецслужб на английском языке. Меня обвиняют в том, что я передала информацию, которая послужила основанием для написания этих текстов. Никакой информации я не передавала, и никаких подтверждений тому, что передавала, нет.
В материалах дела присутствуют внутренние справки ФСБ о том, что по принятой схеме агенты СИБ для передачи информации куратору выезжают на территорию Молдавии. ФСБ сделало запрос и получило ответ: в 2015 году я ни разу не выезжала на территорию Молдавии, в эти даты находилась в Москве.
— Кому направлялись рапорты молдавской разведки?
— Из обвинения я могу понять, что они направлялись в некие службы НАТО. Точно могу сказать, что эти письма являются не всегда удачным переводом писем Минэнерго в адрес правительства, которые имели гриф. Письмо и текст, которые якобы молдавские спецслужбы отправляют кому-то, совпадают, по моей оценке, процентов на 95, изменена только шапка.
— Правительство подтвердило подлинность писем?
— Да, конечно, был запрос следствия, Министерство энергетики писало эти письма. Я их не видела [до ареста], более того, в материалах дела присутствует четкое доказательство того, что я их не видела. Есть показания представителя Минэнерго, что я не могла иметь допуск к этим письмам. Они писались в отдельном помещении, где пишутся закрытые и секретные письма. Соответственно, следствие признает, что письма Минэнерго я не могла видеть.
— Кем они были подписаны?
— Там три письма: два письма подписаны министром энергетики, одно — замминистра [Анатолием] Яновским. После того как я начала ознакомление с материалами, мне стало очевидно, что это сделать мог только тот, кто видел все три письма. Их видела только служба, которая регистрирует секретные письма, — внутренняя служба безопасности Минэнерго. Предполагаю, что есть и иные лица, допущенные к секретным письмам, это так называемый институт кураторов, который присутствует в ФСБ. Существуют люди, курирующие энергетическую сферу. Некоторых из них я неоднократно видела в коридорах Минэнерго. Весь вопрос: могут ли они иметь допуск к этим письмам? Я уверена, что да.
Я утверждаю, что дело против меня сфабриковано отдельными представителями ФСБ. Ксерокопии из непонятного источника нельзя использовать как основание для уголовного дела. Даже ФСБ не может просто-напросто, достав из кармана бумажку, сказать: «Все, тут есть текст, ни одной подписи, по этому тексту я тебя обвиняю».
Потребовался год, чтобы придумать способ легализовать эти рапорты, назовем их так. Только через год появился допрос некоего сотрудника ФСБ.
— У него есть имя?
— Это секретный свидетель, он ссылается на еще более секретные источники — молдавских агентов. Секретный свидетель, секретные источники, плохо читаемые копии документов считаются основанием для предъявления обвинения в особо тяжком преступлении. Тот факт, что текст рапортов является письмами Минэнерго, не только мое стопроцентное алиби, но и четкое указание на того, кто это сделал.
— Почему вы думаете, что это алиби? Вы могли не видеть письмá, но узнать о его содержании от знакомых.
— Как бы человек ни знал тему, он не в состоянии продублировать идентичный текст с полным сохранением структуры. Я бы не смогла войти в голову человеку, который писал это письмо, находясь в департаменте режима, повторить все восемь абзацев, ничего не упуская и дословно.
— Как они объясняют получение этих данных: это была контрразведывательная работа или наводка на вас от какого-то человека?
— Никаких объяснений нет. Есть секретный свидетель, который говорит, что обладает источниками, иностранными агентами, эти иностранные агенты передали дважды информацию, касающуюся меня. В первый раз — анкету, во второй раз — те самые рапорты.
— Вы говорите, что ФСБ признала тему Крыма и поставок газа в Молдавию не секретной. Можете содержание пересказать?
— Да, могу, пожалуйста. Речь идет об инициированным украинской стороной повышении цены поставки электроэнергии в Крым и о других условиях договора.
В тексте, якобы отправленном молдавскими спецслужбами, указано, что ведутся переговоры, увеличивается цена и так далее. Этот текст датирован 8 сентября 2015 года. Якобы я в этом тексте информирую о том, что планируется повышение цены для поставки электроэнергии в Крым. При этом новая цена была подписана 2 июля, за два с половиной месяца до предполагаемого отправления мною рапорта.
Было бы странно, чтобы я, максимально погруженная в тему, отчитывалась, что планируется к подписанию то, что на самом деле уже подписано. Более того, за этот период произошло еще одно изменение условий договора. То есть условия уже дважды изменились, а я продолжаю якобы писать в Молдавию, что планируются изменения.
По поставкам газа в Молдавию содержится общеизвестная для молдавской стороны информация о размере долга за газ. Общеизвестная, потому что «Молдовагаз» принадлежит в том числе правительству Молдавии.
Гостайна без доступа
— Вы говорите, что были далеки от секретности. Вам по работе не доводилось сталкиваться с подобного рода документами?
— Мне никогда не оформлялся допуск к гостайне. В изначальном внутреннем письме ФСБ, адресованном руководителю службы, указано, что в 2012 году мне оформлялся допуск. А через некоторое количество страниц в том же томе есть рапорт о том, что мне никогда не оформлялся допуск.
Я не знала и не знаю критериев отнесения к гостайне. Какая-то информация для меня может видеться чувствительной, но документы с грифом мне в рамках работы моей в «Интер РАО» никогда не передавались.
— Вы принимали участие в совещаниях по энергоснабжению Крыма, ДНР и ЛНР?
— Принимала.
— Обсуждались ли на этих совещаниях данные, которые могли быть отнесены к гостайне и которые, предположим, упоминаются в этих письмах?
— Я принимала участие в различных совещаниях, будучи официально заявляема. Ни разу не было ситуации, когда меня не допускали. То, что впоследствии происходит после проведения совещания и подготовки документов, не всегда мне известно. Что касается Крыма, я непосредственно участвовала в разработке договорной базы.
— Вы обсуждали с руководством компании, со службой безопасности, с профильными ведомствами ситуацию с отсутствием допуска?
— Отдельно это не обсуждалось, потому что до 2016 года у меня было гражданство Молдавии. Было очевидно для всех, что у меня не может быть допуска к гостайне.
— Ваш выход из гражданства Молдавии был связан с возможностью получить допуск к гостайне?
— Нет, мой выход из гражданства Молдавии вызван тем, что в 2016 году я получила гражданство Российской Федерации. Вышла и я, и мой несовершеннолетний сын.
Допросы чиновников и обыски у замминистра
— Кого допрашивали по делу?
— Допрашивались коллеги из Минэнерго и из «Интер РАО». Министр не допрашивался. Три замминистра — Вячеслав Кравченко, Андрей Черезов и Анатолий Яновский. Я, поверьте, с большим любопытством и интересом ждала ознакомления с этим делом. Но там нет ничего. Описывается нормальный рабочий процесс, в котором участвовало множество людей, этот процесс описывает долю участия каждого, каким образом составляются проекты документов и так далее, характеристики общения коллег из Минэнерго и коллег из «Интер РАО» со мной. Все соответствует действительности, насколько это возможно.
— Из «Интер РАО» кто-либо допрашивался — председатель правления Борис Ковальчук, председатель совета директоров Игорь Сечин?
— Нет. Допрашивались несколько моих подчиненных, а также служба безопасности. Члены правления не допрашивались.
— Следственные действия проводились с вашими коллегами? Мы писали об обысках у Кравченко. Вы знаете, что искали?
— Лишний показатель того, что дело носит сугубо заказной характер, потому что нет ни малейших оснований для этих действий. Почему вдруг принято решено проводить обыски по всем местам нахождения одного из замов министра, я не понимаю. Эта информация появлялась, поэтому я спокойно ее повторяю.
Задача этого уголовного дела была, безусловно, уничтожить меня и очень сильно ранить Кравченко. Нет ни малейшей причины, почему его надо было выделить таким образом. Это, безусловно, удар по его профессиональной репутации. Я знаю Вячеслава Михайловича исключительно как компетентнейшего специалиста и руководителя, который всегда соблюдал закон, поэтому мне очень странно было это все видеть.
— Статус Кравченко в деле — свидетель?
— Да.
— У него нашли какие-то деньги в квартире. Вы видели протокол обыска?
— Там много протоколов обысков, но это относится к той информации, до которой я еще не дошла.
Жучок в кабинете и рассылка прослушки коллегам
— По версии следствия, ради чего вы согласились работать на молдавскую разведку?
— Мне этого не объяснили, но суд арестовал все мое имущество и зарплатные счета. Следователь написал общую фразу о том, что потенциально все мои деньги могут быть получены от молдавских спецслужб, и для суда этого оказалось достаточно.
Не знаю, почему арестовали мою зарплату в «Интер РАО». Мы просили освободить из-под ареста хотя бы то, что я заработала за полгода 2018-го: моей семье надо как-то жить. Нам отказали. Суд и следствие полагают, что зарплата в «Интер РАО» — плата за шпионаж, но на кого тогда мы шпионим, на Россию? Почему у меня нет ордена?
— О каких суммах речь (ранее сообщалось об аресте счетов Цуркан почти на миллиард рублей)?
— Суммы я раскрывать не буду. Но хочу отметить, что работаю с 16 лет без остановки, с 18 лет в основном на руководящих должностях, к сожалению, без выхода даже в декретный отпуск. Я приехала в Россию в 2007 году вполне обеспеченным человеком. После назначения меня членом правления у меня был очень хороший доход в «Интер РАО».
— С чем связываете ваше преследование?
— Я убеждена, что речь идет о конкретном заказе, исполненном сотрудниками ФСБ, которые имели допуск к этим письмам. Речь идет об одном-двух людях. Все остальные участники уголовного преследования, думаю, были не в курсе изначальной инициативы. Это тот самый случай, когда ты попал под каток.
— Кого считаете заказчиком — это кто-то из ваших коллег по «Интер РАО» или госчиновник?
— Это россиянин, но не хочу называть конкретного человека. Не думаю, что это чиновник. Месяца за два-три до моего ареста мне рассказали, что ФСБ получила от одного человека множество кляуз и теперь с интересом смотрит на меня по какому-то вопросу, связанному с Молдавией.
Я восприняла это очень спокойно. С одной стороны, я знала, что этот человек безостановочно инициирует какие-то сомнения в отношении меня. Он бравировал, что длительное время плотно взаимодействует с ФСБ. Мне подтвердили это несколько коллег. С другой стороны, я подумала: ну раз ФСБ смотрит, значит все хорошо, я в безопасности. Сейчас я не нахожу объяснения своей наивности.
— В чем был его интерес — личная неприязнь, ваши действия в «Интер РАО»?
— Думаю, у человека вызывал очень серьезную аллергию тот факт, что я продолжаю занимать высокую должность в «Интер РАО». Очень сложно разделить личную неприязнь и работу.
— После вашего ареста из «Интер РАО» ушел еще один член правления, который работал в компании много лет, Ильнар Мирсияпов. Какие у вас были взаимоотношения и связываете ли вы его уход со своим делом?
— Я не буду комментировать этот вопрос.
— Целью были именно вы или кто-то еще?
— Я считаю, что целью этого человека была я. Но еще одной его целью был Кравченко.
— Вам задавало следствие вопросы о Кравченко, о других руководителях Минэнерго, о топ-менеджерах «Интер РАО»?
— Исключительно о рабочем процессе.
— Вам что-нибудь известно об отношении Бориса Ковальчука и Игоря Сечина к вашему преследованию?
— Нет, мне ничего не известно.
Арест, СИЗО и освобождение
— Как происходил ваш арест?
— Арест для меня был шоком, который, наверное, до сих пор не прошел. В шесть часов утра в полудреме я открыла дверь. Успела спрятать собаку, чтобы она не мешала. А дальше навалилась куча людей в масках.
Дома были моя мамочка и мой сын. Все, что я помню: меня хватают люди в масках и тащат, а моя хрупкая мамочка стоит с испуганными глазами. Это очень страшно. И сейчас, находясь дома, я уже десять дней не могу спать, боюсь в эту комнату зайти.
При аресте мне дали протокол, но все, что я там прочла, — это слово «шпионаж». Мне это было настолько забавно и смешно, что, когда меня вытаскивали люди в масках, я сказала: «Мама, позвони на работу, скажи, что я опоздаю». Я была уверена, что сейчас за час разберемся. Через год и семь месяцев я действительно вернулась в эту квартиру, хотя предполагаю, что ненадолго.
Сразу же мне предлагали признаться в обмен на домашний арест и множество других послаблений. Предложение сопровождалось фразой, что руководство это поймет с учетом текущей внешнеполитической ситуации и оценит. Для меня категорически важно дойти этот путь до конца, важно, чтобы мой сын жил дальше с полной уверенностью, что его мама не шпионка, а честный, законопослушный человек. Я невиновна и буду говорить об этом до последнего.
— 16 января суд освободил вас из-под стражи. Мера пресечения в виде запрета определенных действий применяется довольно редко, а в таких делах это вообще нонсенс. Почему вас отпустили?
— Для меня это было шоком: я думаю, произошло что-то экстраординарное. Тот самый случай, когда правосудие сработало. Следствие длилось полтора года, и его не успели завершить вовремя, а это однозначно предполагает освобождение человека из-под ареста. Но предполагаю, что очень скоро, в следующую пятницу, может быть принято обратное решение.
— Почему вы уверены, что вернетесь в СИЗО?
— Замгенпрокурора Леонид Коржинек подал кассационное представление на мое освобождение. Решение о назначении заседания по нему принято кассационным судом в рекордные сроки, заседание назначено в минимально возможный по закону срок. Все достаточно очевидно. Следствие не пытается скрыть предрешенность результата. Следователь сегодня спрашивал, буду ли я писать заявление на свидания с мамой.
— Ваша семья остается в России?
— У меня и моего сына есть только российское гражданство, мы воспитывались в русской культуре и считаем себя россиянами. Я очень сильно люблю Молдавию, молдавский народ. Но я сделала свой выбор и никуда уезжать из России не собираюсь. 7 февраля я буду в зале кассационного суда. С вещами, наверное.
Прослушка с Золотохвостом, приднестровская версия и преследователь со связями
— После вашего ареста в СМИ появилась информации о махинациях вокруг Молдавской ГРЭС, совет директоров которой вы возглавляли много лет. Например — что вы участвовали в выводе средств через компанию «Энергокапитал», посредника между ГРЭС и Молдавией, куда поставлялась электроэнергия. Зачем нужна была эта структура, кто был ее бенефициаром и сколько компания заработала на посредничестве?
— Не знаю, кто является бенефициаром; я не являюсь. У нас был очень конфликтный, кризисный период взаимоотношений с властями Приднестровья. В 2013 году власти подняли цены на газ для Молдавской ГРЭС настолько, что каждый киловатт стал приносить убытки, мы вынуждены были уйти на техминимум — загружать только один энергоблок (обычно работали три). Мы преодолели ситуацию, заключив соглашение с властями Приднестровья. Условием они назвали привлечение «Энергокапитала». В дальнейшем, кажется с 2016–2017 года, мы перешли на прямые поставки электроэнергии в Молдавию.
— «МК» писал, что вы занижаете выработку ГРЭС специально, чтобы недорого продать электростанцию Румынии или тем, кто связан с этой страной...
— Интерес Румынии к станции, расположенной на территории Приднестровья? Это просто смешно. До того, как я в той или иной сфере начала курировать станцию, был период, когда она простаивала три года. В последнее время, после выхода из кризиса с Приднестровьем, ГРЭС действительно стала хорошим финансовым активом. Но это хороший актив в крайне сложном регионе: ГРЭС находится в Приднестровье, а единственный рынок сбыта — Молдавия. Никаких переговоров такого рода не было.
— Нам передали материалы с прослушками телефонных разговоров: голос и интонации похожи на ваши. Вы звоните тому, кого не называете по имени, а он не называет по имени вас. И будто докладываете о рабочих делах, обсуждаете людей, которых называете по прозвищам: Золотохвост, Попандос, Старший Товарищ, Трепетный и так далее. С кем вы разговаривали и почему использовали такой формат?
— Без комментариев.
— В материалах дела есть ваши прослушки?
— В силу занимаемой должности я, как и многие мои коллеги, всегда нахожусь под наблюдением. Естественно, все мои телефоны и средства связи прослушиваются. Никаких прослушек нет в материалах дела.
Есть переписки из рабочей электронной почты — с сотрудниками Минэнерго, коллегами из энергокомпаний. При этом в 2014 году в моем кабинете устанавливали прослушку, которая, как мне кажется, простояла месяц, перед тем как я ее нашла.
— Каким образом обнаружили?
— Был январь, на работу мы приходим утром, в кабинете темно. В темноте мой помощник заметил за шкафом маленькую горящую лампочку неизвестного происхождения. Я выдернула прослушку и вернула службе безопасности.
В компании было разбирательство — не знаю, чем закончилось. До меня результаты не довели тогда. Часть этой прослушки месяца за три до моего ареста рассылалась по компании, ее получили человек сто. Там было три обычных рабочих совещания, ничего личного.
— Это была анонимная рассылка?
— Анонимная рассылка с неизвестного почтового ящика, но обозначена именем одного из наших коллег, руководителя пресс-службы Антона Назарова. Но если бы Антон хотел разослать материалы анонимно, он бы, наверное, не зарегистрировал почту на свое имя.
— Вы разобрались, кто инициировал установку прослушки в вашем кабинете?
— Незадолго до моего ареста руководитель службы безопасности компании сообщил мне, что источник рассылки определен. Называть имя я не буду. И кстати, к рассылке прилагался файл с фразой «продолжение следует». Полагаю, это продолжение и последовало в момент ареста.
— Вы обращались в правоохранительные органы?
— Я озвучила эту тему на одном из первых допросов после ареста, но у следствия она не вызвала интереса. В правоохранительные органы не обращалась. Дело в том, что с 2013 года я живу в атмосфере постоянных атак от человека, которого считаю заказчиком своего преследования.
— Что он еще делал?
— Есть понятие корпоративных интриг. Я привыкла и поэтому сравнительно спокойно к рассылке отнеслась. Как и к информации, что тот же человек ходит в ФСБ и бесконечно что-то инициирует против меня. Сейчас понимаю, что это спокойствие не являлось признаком большого ума.
— Вы говорите, что атаки активизировались в последние несколько месяцев перед арестом. Задумывались тогда о том, чтобы уехать из страны?
— Нет, я даже близко не осознавала возможность ареста. Находясь на такой должности, подписывая многие контракты и так далее, могла ожидать чего хочешь, но обвинения в шпионаже... Была уверена, что это какая-то нелепая ситуация, которая разрешится в течение часа.
У меня не было мысли покидать Россию. Я работала на госкомпанию, видела, что это оценивается, получала отраслевые награды, стала почетным энергетиком СНГ, незадолго до ареста мне оформлялась госнаграда. У меня не было мысли, что конфликт с отдельным человеком может стать основанием для уголовного дела, а уж тем более обвинения в шпионаже.
Я задавала себе вопрос: почему шпионаж? Это же очень мутно сложная тема. Да, конечно, потому что я была гражданской Молдавии, а еще потому, что это тема, которую можно максимально засекретить.
— Для разработки и ареста топ-менеджера такого уровня требуется санкция высокопоставленного сотрудника спецслужб. Кто запустил этот процесс?
— У меня нет стопроцентного понимания. Не сомневаюсь, что это должен был быть руководящий работник. Я убеждена, что участвовали в фабрикации бумажек — я не назову их документами — моего уголовного дела отдельные работники ФСБ. В дальнейшем могу предположить, ситуация сложилась так: рапортуется руководству, потом руководству руководства, что обнаружен шпион. Идет доклад наверх. А потом, прекрасно понимая, что человек не виновен, крайне сложно в этом признаться и отыграть ситуацию.
Я в конце прошлого года написала заявление на имя директора ФСБ с просьбой поручить службе внутренней безопасности ФСБ переговорить со мной. Пока ответа нет никакого. Я готова давать всю необходимую информацию, но думаю, тут все очень сложно, потому что ты попал под каток, который не может тебя отпустить, что бы там ни было, понимая все.
— В ваших допросах принимали участие высокопоставленные сотрудники ФСБ?
— Нет.
— Вы ощущали давление в СИЗО?
— Факта нахождения в СИЗО достаточно для давления. Как я понимаю, в ФСБ рассчитывали, когда в первый же день мне предлагали в обмен на признание домашний арест, что я не смогу справиться с жесточайшими условиями в «Лефортово», не совсем изучив мою личность. Я из крайне скромной семьи с мамой-инженером, проходила период голода, когда не было средств к существованию. Поэтому для меня эти условия не являлись шоковыми. Шоком для меня является то, что я была отрезана от своей семьи, от очень хрупких двух людей. У моего сына нет другого родителя. Моя мама не сильно здоровый человек. И они оказались без меня, а я оказалась без них. Но самое страшное, что я не знала, что с ними происходит. Мне не давали свидания очень долгое время: первое свидание было в конце января, арестовали меня в июне. И это страшно, это больно. И все, чего я хочу, мне не нужно ничего, кроме возможности находиться с ними.
Следствие завершено. Никаким образом повлиять на него я не могу. Сбежать — ну смешно! Куда я сбегу? Это было бы слишком легко для тех, кто это затеял.
Почему сейчас необходимо мое нахождение в «Лефортово», для меня непонятно юридически. Для меня это понятно только с точки зрения того, чтобы продолжать оказывать на меня давление и лишить возможности говорить.
Произошел благодаря чуду проблеск правосудия.
— Карина, вы сказали, что у вас все средства арестованы. На какие средства живет семья?
— На благотворительность. Есть друзья, которые поддерживают морально мою семью. Мои друзья не имеют отношения к «Интер РАО». К сожалению или к счастью, такие ситуации показывают, есть у вас близкие друзья или нет. Оказалось, что они есть и это зачастую не те, о ком мы так думаем. Я им очень благодарна.
Гражданство Румынии и работа на американцев
— Вот текст «Комсомольской правды»: «Деньги, секс и шпионаж: как Карина Цуркан собирала госсекреты России и миллионы долларов». Там утверждается, что у вас было три гражданства.
— У меня в момент ареста присутствовал паспорт Российской Федерации. Все это, естественно, присутствует в материалах следствия, как и выписка из указа президента Молдавии, что я отказалась от гражданства. Никаких паспортов, кроме российского, у меня нет. Это ложь!
— Посольство Румынии сообщало, что вы являетесь гражданкой Румынии.
— Меня это удивило. В свое время, как и многие граждане Молдавии, мы рассматривали вопрос получения гражданства Румынии, но я не доводила эту ситуацию до конца. Ни у меня, ни у моей мамы, ни у моего сына никогда не было паспорта Румынии.
— В той же статье много места уделяется вашей работе в Агентстве международного развития США. Расскажите, что вы там делали?
— В студенческое время все свободно владеющие иностранными языками пытались подработать. Я, будучи студенткой-юристкой, работала в проекте IRIS Moldova над законопроектом об антидемпинге. Я была там переводчиком, юридическим помощником, юристом.
Когда я устраивалась в «Интер РАО», период работы, конкретные месяцы, так как было давно, от балды указала. После этого я увидела в материалах следствия рапорт, что путем оперативных мероприятий установлено, что я работала в этом месте. И указаны те самые месяцы от той самой балды.
— Приходилось ли вам за время этой работы пересекаться, общаться, находиться в одном помещении с людьми, которые работали на спецслужбы?
— Стопроцентно не приходилось. Я никогда не общалась ни с одним человеком, про которого предположительно бы знала, что он относится хоть к каким-то спецслужбам, за исключением ФСБ.
— Поступало ли вам когда-нибудь предложение работать на спецслужбы, в том числе российские?
— Никогда! И тут я даже не могу похвастаться тем, что героически отказалась от каких-то предложений, и требовать за это особого отношения. Никто и не пытался.
— Процитирую материал РЕН ТВ: «Карина долго не выдавала себя. Враждебную деятельность заметили при полном содействии главы «Интер РАО» Бориса Ковальчука и тут же схлопнули». Могли бы вы это как-то прокомментировать?
— Ну как такое комментировать? Никаких показаний руководителя компании нет, ни допросов, ничего такого. Есть только положительная характеристика от «Интер РАО».
— Если у вас уже есть мысли о линии защиты, планируете ли вызывать Ковальчука, других руководителей «Интер РАО» — ведь, по версии следствия, вам помогали в карьере в компании молдавские политики?
— Я планирую запросить следствие, задать тем, кто в той или иной форме участвовал в моем назначении, вопрос: «Каким образом Александр Попеску и Валерий Пасат, оба неизвестные мне, участвовали в моем карьерном продвижении?» Убеждена, что никто из тех, кто продвигал меня по службе, также не знаком с ними.
— То есть, если дело дойдет до суда, вы будете добиваться вызова Ковальчука?
— Мы будем об этом просить.
— Если вы в ближайшее время больше не окажетесь под стражей, чем планируете заниматься?
— Я планирую уделить все время семье и немножечко восстановить свое здоровье. Потом собираюсь участвовать в суде. Или вы имеете в виду, в случае оправдательного приговора? Я так далеко не думала. Мне в течение полутора лет каждый день говорят о том, что мы отправим тебя подальше. У меня нет планов. Но я бы не хотела возвращаться никуда, откуда ушла.
— Вы уедете из России?
— Я не уеду из России, потому что очень люблю Россию. Я не понимаю, почему должна уезжать из России. Я ничего не сделала. Я не шпионка, не нарушала закон. Пусть уезжают те, которые должны бояться уголовного преследования, если оно у нас справедливое.
Член правления «Интер РАО» Карина Цуркан была арестована по обвинению в шпионаже в июне 2018 года. Она не признает вину. Уголовное дело расследует Следственное управление ФСБ, материалы засекречены. Все заседания по мере пресечения прошли в закрытом режиме.
По данным источников РБК, Цуркан находилась в оперативной разработке не менее трех лет, первичная информация, что она передавала НАТО секретные сведения, пришла из Службы внешней разведки.
16 января 2020 года Первый апелляционный суд изменил меру пресечения Цуркан после одного года и семи месяцев ареста, наложив запрет определенных действий: она должна ночевать по месту жительства, не может общаться со свидетелями по делу и иностранными гражданами, а также пользоваться средствами связи и интернетом. 7 февраля Второй кассационный суд рассмотрит представление Генпрокуратуры, которая оспаривает решение об освобождении Цуркан.
В разных районах Москвы и области
Квартиры в столице с выгодой до ₽4,5 млн
Выгодные предложения для семей с детьми
Видовые квартиры в высотных башнях
Варианты с мебелью и встроенной техникой
