Петербургский бизнесмен рассказал об истоках многолетнего конфликта с ФНС

Вениамин Грабар, президент компании «Ладога Дистрибьюшен» (Фото: Роман Киташов/РБК Петербург)

Многолетний спор между Федеральной налоговой службой РФ (ФНС) и президентом компании «Ладога Дистрибьюшен» Вениамином Грабаром завершился тем, что судебная коллегия Верховного суда РФ встала на сторону ФНС и признала Грабара собственником обанкроченного бизнеса, несмотря на отсутствие формальных подтверждений этому.

Для бизнесмена признание бенефициаром означает, что он должен нести субсидиарную ответственность по долгам производителя. Вениамин Грабар в интервью РБК Петербург впервые подробно рассказал об истоках конфликта с налоговой, а также объяснил, почему рано ставить точку в этом споре.

«БОРЬБА ДО ПОСЛЕДНЕГО»

— После решения Верховного суда остаются ли у вас какие-либо инструменты для исправления ситуации в свою пользу?

— Конечно, остаются. Я только что получил определение коллегии Верховного суда в полном объеме. Сейчас мы вместе с юристами, которые представляют мои интересы, изучаем текст этого определения для того, чтобы подготовить надзорную жалобу в Президиум Верховного суда. Мы хотим добиться пересмотра определения в порядке надзора. Дело в том, что с нашей точки зрения, в нем содержится ряд процессуальных нарушений, которые в результате могли повлиять на то, что было вынесено неправосудное, как мы считаем, решение. Надеюсь, что Президиум вынесет другое решение.

— А есть вообще прецеденты пересмотра решения?

— Это стандартная практика. Решение Верховного суда — определение судебной коллегии — может быть обжаловано в порядке надзорной жалобы в Президиуме. Этим пользуются все — воспользуюсь и я. Теоретически по нашему делу может быть принято любое решение: оно может быть отменено, назначено новое рассмотрение, дело может быть направлено в первую инстанцию, во вторую и т.д.

— Вы готовы до последнего отстаивать свою позицию?

— Да, конечно, потому что я считаю, что были вынесены неправомочные решения, основанные на highly likely — принципе «весьма вероятно, что». Выносить решение на основе публикаций в интернете — очень удивительно, на мой взгляд. Как написано в определении верховного суда, «на встрече с представителями уполномоченного органа при разрешении вопроса о снятии ареста со счетов ООО «Группа Ладога», а также через СМИ Грабар В.В. позиционировал себя в качестве бенефициара группы компаний «Ладога».

— А что фактически означает привлечение к субсидиарной ответственности? Вы должны отдать налоговой 1,5 млрд рублей?

— Самый главный для меня вопрос — откуда взялась цифра в 1,5 млрд рублей? Федеральные издания начинают свои статьи с того, что сумма налоговых долгов предприятия составляет 1,5 млрд рублей. Похоже, сумма взята с потолка. В свое время в 2014-2015 году были проведены проверки у юридического лица, которое сейчас находится в процедуре банкротства — ОАО «Промышленная группа «Ладога» («ПГ Ладога»). В результате проверок ей были доначислены средства в размере свыше 1 млрд руб. Компания попала в процедуру банкротства, потому что не смогла одномоментно вернуть эти средства. Но уже в 2017 году эти задолженности погашены компанией-банкротом, до копейки!

«НИКТО НЕ ДУМАЛ О БЮДЖЕТЕ»

— Почему дело дошло до банкротства?

— На самом деле, ОАО «ПГ Ладога» на тот момент и без вхождения в процедуру банкротства могла погасить все долги в течение одного года. Компания несколько раз просила налоговую службу об отсрочке выплаты на год. Но не добилась этого. В результате ОАО «ПГ Ладога» попало в процедуру банкротства. Верховный суд, в частности, поставил мне «в вину», что ОАО «ПГ Ладога» после приостановки действия алкогольной лицензии распродала свои активы и якобы именно из-за этого не смогло продолжать свою деятельность. Но даже 1 рубль налоговой задолженности лишает компанию возможности заказывать у государства акцизные марки на алкогольную продукцию и закупать спирт. А тут налоговая насчитала задолженность в сотни миллионов. То, что на тот момент директор сумел продать по рыночным ценам остатки комплектующих и оборудование, а вырученные деньги направил на уплату налогов, должно ставиться ему в заслугу, а ему это ставится в вину.

Затем, когда предприятие попало в процедуру банкротства, в соответствие с федеральными законами оно не могло исполнять текущие платежи. Возникла задолженность по ним перед кредиторами, в числе которых была и Федеральная налоговая служба, и другие поставщики. Причем ФНС — самый маленький из кредиторов, долг перед ней составляет около 600 млн рублей. В течение 2016-2017 годов арбитражный управляющий дважды собирал кредиторов, и они, достигли договоренности заключить мировое соглашение. Но ФНС и на собрании кредиторов, и в суде выступила против. Ну, а поскольку у нас дела выигрываются ФНС, то решение не было принято.

— А сколько составила общая сумма долга?

— Понятия не имею, так как не занимаюсь арбитражным управлением. Конкретной суммы к уплате нет и быть не может! Ведь процедура банкротства предприятия еще продолжается. Сколько налоговая служба имеет право требовать по субсидиарной ответственности, этого не знает вообще никто. Максимум, на что может претендовать налоговая служба, около 600 млн рублей. А уж сколько из этой суммы должен я и еще одно физическое лицо (экс-директор Андрей Купоросов — ред.), в отношении которого принято решение о субсидиарной ответственности, будет определять суд. Если решат, что 600 млн рублей, значит мы будем должны по 300 млн рублей. Решат, что 300 млн рублей — значит по 150 млн рублей. Желательно, конечно, меньше.

— Почему, по-вашему, не удавалось достичь мирового соглашения с ФНС?

— Я не могу комментировать решение суда или поступки представителей государственной структуры. Но я не понимаю, почему налоговая служба не предоставила ОАО «ПГ Ладога» рассрочку, и по итогу успешное предприятие, которое ежегодно платило многомиллиардные налоги в федеральный, региональный и местный бюджеты, прекратило свою деятельность. По-моему, упорство ФНС связано не с тем, чтобы получить деньги или добиться справедливости, а чтобы прикрыть свои ошибки, допущенные еще в 2013-2014 годах. Никто не думал о бюджете. Парадокс в чем? В том, что если бы предприятие не закрыли, а предоставили отсрочку на год в соответствии с Налоговым кодексом, оно бы все погасило, и продолжило дальше успешно работать, а вместо этого возникла ситуация, которая тянется пять лет.

— Какие основные ошибки, на ваш взгляд, совершены ФНС?

— Поскольку я не юрист, я боюсь высказаться некомпетентно. Но, во-первых, в решении оценивались не мои фактические действия в рамках компании, а сама возможность действий. Прямо в решении написано, что я «имел возможность», и нигде не доказано, что я реализовывал свое право управления. Я недаром сказал про highly likely. Доказательств нет никаких. «Имел возможность или мог бы», — вот как пишется.

Во-вторых, в решении суда звучало, что я обращался в ФНС с просьбой разблокировать счет (Вениамин Грабар лично ходил на прием к руководителю УФНС по Санкт-Петербургу с просьбой снять аресты со счетов «Ладоги», что, по мнению ФНС, свидетельствовало о его статусе лица, контролирующего должника — ред.). Да, обращался. Но просил разблокировать счет не ОАО «ПГ «Ладога», а «Группы Ладога». Обращался от имени контрагента — компании «Ладога Дистрибьюшен», где я, собственно, работал, работаю и планирую работать. Обращение не помогло — налоговая служба арест так и не сняла, дождавшись суда, в результате чего денежные средства в сумме 730 млн рублей полтора месяца лежали на счетах мертвым грузом. И теперь, искусно жонглируя словом «Ладога», налоговая ставит мне в вину совершенно не относящиеся друг к другу события, которые не имели никакого отношения к банкроту.

«ЗА ПЯТЬ ЛЕТ Я ВТЯНУЛСЯ»

— Что сейчас из себя представляет компания «Ладога»? Какая должность у вас?

— Есть заблуждение в сознании людей. «Ладога» — это не какая-то конкретная компания. Под «Ладогой» понимается несколько юридически независимых организаций: как с точки зрения акционерного капитала, так и с точки зрения управления. Это партнерство, в которое входит завод-производитель, дистрибуторская компания и т.д.

Раньше в партнерстве было ОАО «ПГ Ладога», завод по выпуску алкоголя, который производил, в частности, водку «Царская» и «Зверь». Из-за банкротства этого юрлица производство было остановлено, а ее активы, в том числе производственные линии, были проданы — и средства направлены на погашения долгов компании перед ФНС. Сегодня бренды «Ладоги» выпускает уже юрлицо ООО «Группа Ладога». Я сам — президент компании «Ладога Дистрибьюшен», которая реализует не только продукцию, производимую ООО «Группа Ладога» на территории России, но и напитки от более 100 импортных производителей. Это серьезный большой оператор рынка, один из самых крупных в стране.

— А завод работает?

— Да, вполне успешно работает, это компания ООО «Группа Ладога». Бренд «Царская» (входит в портфель брендов «Ладога Дистрибьюшен») — это лидер премиального сегмента водки в России. Он не имеет никакого отношения ни к субсидиарным ответственностям, ни к процедуре банкротства. Завод сегодня принадлежит западным инвесторам. Я работаю в «Ладога Дистрибьюшен», как и работал раньше много лет. Мы эксклюзивно продаем на российском рынке продукцию более 130 зарубежных компаний в том числе и наших ключевых многолетних партнеров — Bestheim, Fruko-Schulz, Spirit Francе, Bodegas El Cidacos, Kopke, Jacquart и многих других. Это независимые предприятия, которые не входят ни в какие группы. Никаких пересечений акционерного капитала у всех этих компаний нет.

— Как судебные разбирательства отразились на вашем бизнесе?

— Вообще никак. Да и как они могут отразиться, если дело не имеет никакого отношения к компании «Ладога Дистрибьюшен»? В 2014 году было обанкрочено предприятие ОАО «ПГ «Ладога», к которому возникли претензии у налоговой службы. Но это не имеет никакого отношения к работавшим в то время предприятиям ООО «Группа Ладога» и ОАО «Ладога Дистрибьюшен». Эти компании как работали успешно, так и трудятся до сих пор.

Мне нервы треплют, да, я не спорю. Но за пять лет я как-то втянулся. «Ладога Дистрибьюшен» на протяжении последних четырех лет имеет устойчивую тенденцию к увеличению объемов продаж, ежегодный прирост до 14%

— Расширения за счет новых направлений алкогольного рынка не планируете?

— В нашем ассортименте постоянно появляются новые продукты или позиции. Но в тех экономических условиях, которые существуют сейчас, новые стратегические проекты затевать по меньшей мере неоправданно, потому что ситуация в отрасли непростая. Можно даже сказать, что рынок тяжелый. Посмотрите, что в рознице творится: средний чек падает, практически нет роста в ретейле. Сегодня если кто-то держится на рынке — это уже считается неплохим достижением. А если кто-то на стагнирующем рынке прирастает — это вообще успех.

«ПРОДУКТ ДЛЯ ВСЕХ И ПО ОДНОЙ ЦЕНЕ»

— Почему, по-вашему, сложилась такая ситуация?

— Ретейл переживает очень непростые времена. Несколько лет назад в борьбе за покупателя сети пошли самым простым путем — брали не качеством, а скидками. Сейчас дошло до того, что более 50% продаж алкоголя (а в категории иностранного рома — и до 90% продаж) идут в период глубоких скидок. В итоге маржинальность бизнеса дошла до критически низких отметок. Как следствие — потеря ресурсов для дальнейшего развития. Кредитоваться за счет поставщика нельзя, в банковском сегменте — тоже, ведь маржинальность бизнеса не позволяет покрывать большие заимствования. Размещаться на открытом рынке в принципе невозможно. Как следствие, чтобы не потерять трафик, пошли на скидки. Фактически отрасль стагнирует. Эксклюзивных предложений на полке практически нет, у всех стоит одно и то же. Доходит до смешного — один крупный известный испанский завод производит продукцию практически для всех сетей и по одной цене.

— Если рынок настолько сложный, у вас нет мысли вообще выйти из этого бизнеса?

— Зачем? У нас успешная компания, мы растем, мы присутствуем в серьезных значимых сегментах. У нас очень хорошо сбалансированный пакет, наши поставщики нами довольны.

В том, что я сказал выше, нет ничего катастрофического — просто время безудержного роста прошло. И это хорошо, потому что больше нет операторов, которые вылетали с рынка с задолженностями перед поставщиками, безумными распродажами, разрушавшими отрасль. Рынок становится более цивилизованным. Если раньше маржа в 50% была в ретейле нормой, то теперь операторы бьются за 40%. В итоге потребителю лучше — цена становится более адекватной.

Конечно, от каждой конкретной компании зависит, как она будет работать на этом рынке. Недаром многие сегодня активно развивают свой портфель — «Белуга», «Руст», Simple, «Лудинг», Alianta Group. В этом и есть преимущество — ресурс в виде качественного портфеля, выстроенной дистрибуции, оптимизированной логистики. Происходит консолидация пакетов, идут объединения между крупными ретейлерами.

— Если такие активные процессы консолидации идут, не поступают ли вам предложения о продаже бизнеса?

— Непрерывно. Алкогольный рынок подвержен слияниям и поглощениям. Покупаются виноградники, объединяются виноторговая компания и крепкоалкогольная. И потом, любой бизнес — это товар. У любого товара есть цена. Я не знаю никого, кто был бы не готов продать свой товар при адекватной цене.

— То есть вы участвуете в таких обсуждениях?

— Конечно. Когда компании предлагают вхождение в капитал, обсуждаются все возможные варианты. Это неизбежно, ведь это поиск преимущества на рынке. А сделка — это покупка или сегмента рынка, или территории, или иного преимущества.

— Какого прироста оборота, прибыли ждете по итогам года?

— В финансах ждем 11-12%, в физическом выражении — 14-15%. Может, даже чуть больше. Дело в том, что основной прирост идет за счет менее дорогих сегментов. А поскольку импортный портфель занимает у нас сравнительно большую долю, то прирост идет из более доступных продуктов. Максим Каширин (основатель ГК Simple — ред.) недавно в интервью сказал, что 70% вина, продающегося в стране — это вино стоимостью до 500 рублей. Я бы сказал, что даже 80%. Это не значит, что вино стало хуже, просто теперь нет вина, которое раньше попадало в Россию из Европы с наценкой 300-400%. Сейчас на все товаропроводящие цепочки приходится наценка максимум 100%. Вот так ситуация поменялась сегодня.