«До сих пор не было успешных примеров сопротивления санкциям»

Фото: Баранов Владимир/PhotoXPress.ru

Экономика России проходит через масштабную трансформацию, заявил премьер-министр России Михаил Мишустин на Московском финансовом форуме. «Односторонний разрыв с западными партнерами прежних хозяйственных связей обострил очень многие вопросы. Но я считаю, что наиболее сложный период пройден. <...> К середине этого года экономика практически полностью восстановилась до докризисного уровня», — сказал Мишустин.

О том, почему санкционный режим, введенный западными странами, оказался менее сокрушительным, чем прогнозировалось, чем сценарий антироссийских санкций выделяется на фоне историй других подсанкционных стран и как внешнее давление сказывается на экономике СЗФО, в интервью РБК Петербург рассказала ведущий научный сотрудник Института экономики РАН, к.э.н. Наталия Смородинская, исследующая тему санкций в контексте вопросов экономического роста.

«РЕДКАЯ СТЕПЕНЬ ЖЕСТКОСТИ»

— Исторически это абсолютно уникальная ситуация. Ранее коллективные санкции против стран-нефтеэкспортеров выстраивались так, чтобы их изоляция не могла повлечь значимых негативных последствий для глобальной экономики. Это были либо широкие запреты против относительно небольших экономик (Иран, Венесуэла), либо, наоборот, точечные запреты против больших, как против России в 2014-м. А в феврале 2022 года колоссальный объем ограничений был впервые введен против крупной, 11-й по размерам экономики мира с ВВП в 1,7 трлн. долл., которая входит в первую тройку мировых поставщиков углеводородов. В конце 2021 года Россия обеспечивала четверть мирового газового экспорта и почти 12% нефтяного (включая нефтепродукты), покрывая газовый спрос Европы на 45%, а нефтяной — на 34%.

То есть, под крупномасштабные санкции впервые попала страна, которая может оказывать мощное влияние на глобальное энергообеспечение, а также на цены и состояние других мировых рынков, где ее поставки занимают значительную долю. С этой точки зрения коалиция из 43 стран, включая 27 членов ЕС, пошла на уникальный исторический эксперимент с неопределенными последствиями для своих участников и мировой экономики в целом.

— Масштаб пакета санкций также уникален?

— Безусловно. С самого начала на Россию был наложен беспрецедентный объем ограничений — около 14 тыс., вместе с «крымскими» санкциями 2014 года и с учетом индивидуальных санкций. К середине этого года число ограничений достигло почти 16 тыс. Это в 3,5 раза превосходит пакет санкций против Ирана и где-то в 3 раза — все санкционированные экономики в совокупности (Сирия, Северная Корея, Куба, ЮАР, Венесуэла и другие).

— Есть ли отличия в структуре санкционной модели?

— Российский санкционный режим выстроен по аналогии с иранским, в котором три взаимосвязанных группы санкций бьют по экономике и бюджету одновременно с трех сторон: экспортное эмбарго ударяет по доходам сырьевого сектора, импортное — подрывает валютнодефицитную обрабатывающую промышленность, а финансовые санкции отрезают государство и оба сектора от рынков капитала и твердой валюты. Постоянно растущее количество запретов по этим трем направлениям и отражает, на мой взгляд, редкую степень жесткости санкционного давления.

ПОЗИТИВНАЯ АНОМАЛИЯ

— Почему, несмотря на жесткое давление, российская экономика не «схлопнулась»?

— Внешние шоки в принципе не могут вызвать коллапса в экономике с пластичными рыночными ценами. А в случае крупной экономики я еще раз позволю себе применить эпитет «уникальный». Россия прошла санкционные шоки с уникальной позитивной аномалией. Она быстро погасила инфляцию, вдвое-втрое смягчила годовые показатели спада относительно мрачных прогнозов и даже заработала на санкциях сверхдоходы. Если в Иране введение коллективных санкций в 2011 году мгновенно подорвало нефтяную отрасль и государственные финансы, то Россия в аналогичной ситуации получила рекордную валютную выручку и рекордный бюджетный профицит. Поэтому многие поверили, что российская экономика неподвластна внешним ограничениям, что она легко выйдет из рецессии и начнет устойчивый подъем.

Но Россия не ушла от давления санкций, а лишь растянула их эффекты во времени. При всем оптимизме российского бизнеса и наблюдаемом восстановлении экономики, 2023 год обозначил, в моем понимании, начало погружения страны в затяжной санкционный кризис.

— Какие признаки свидетельствуют об этом?

— Состояние ключевых макрофинансовых показателей. Как только энергетическая инфляция на Западе стала спадать, а Европа ввела полное нефтяное эмбарго в отношении России, динамика этих показателей зеркально перевернулась.

Во-первых, резко изменилось состояние платежного баланса. Рекордный прошлогодний профицит текущего счета обвалился по итогам 2-го квартала в 14 раз и просел, по данным Банка России, почти до нулевой отметки. Главная причина — к этому времени экспорт России сжался в физических объемах и подешевел, а импорт — наоборот, возрос и подорожал. В итоге торговое сальдо опустилось на минимальный уровень с ковидного 2020-го. А если брать весь платежный баланс, то валютные поступления кратно сжались также в сфере капитальных операций — из-за продолжения оттока капиталов при нулевом притоке иностранных инвестиций. По оценкам, 2022 год стал рекордным по совокупному оттоку, он превысил уровень кризисного 2008-го в 1,7 раз, а за первую половину этого года из России утекло еще 27 млрд долл.

Во-вторых, резко ухудшилось состоянии бюджета. С одной стороны, сжатие валютных поступлений подавило прошлогодний тренд возрастания бюджетных доходов, с другой—бюджетные расходы продолжают расти. По словам Силуанова на ПМЭФ-2023, расходы за 2019-2022 годы выросли в 1,5 раза. Резко вырос бюджетный дефицит, до рекордного уровня в 3,4 трлн руб. за январь—май против профицита в 1,5 трлн за тот же период 2022 г.

В-третьих, с конца прошлого года рубль вошел в многомесячный тренд неуклонного ослабления, завершившийся в этом августе его обвалом. Девальвация рубля выгодна российским экспортерам и приносит бюджету дополнительные ресурсы, но одновременно она приводит к росту цен во всей экономике. И вот ЦБ уже резко поднимает ключевую ставку (до 12% против 7,5% в июне), планирует вернуться к жесткому валютному контролю, что неизбежно ударит по деловой активности.

— Но по данным ЦБ, российская экономика растет и к концу июня уже достигла докризисного уровня 2021 года.

— Действительно, с момента пикового падения экономики во 2 квартале прошлого года до нынешнего восстановления совокупного объема выпуска прошло примерно 12 месяцев, что намного позитивнее санкционного опыта других стран (обычно первоначальный спад длится не менее двух лет). Но это на агрегированном уровне. А динамика выпуска в разрезе отраслей показывает разнонаправленные тенденции: некоторые сектора (как автопром и деревообработка) продолжают падать, другие (как газовая отрасль) не смогут легко восстановиться. То есть, восстановление носит разбалансированный характер и поддерживается разгоном производства в тех секторах, которые связаны с предприятиями военно-промышленного комплекса (ВПК) и гособоронзаказом.

— Как сказалось санкционное давление на регионах Северо-западного федерального округа (СЗФО), учитывая территориальную близость к Европе?

— СЗФО в целом пострадал от санкций на уровне других регионов, связанных с промышленным экспортом. Он потерял европейский рынок лесо- и деревообработки (эта отрасль продолжает пребывать в глубоком спаде), что, видимо, тяжело отразилось на соответствующих региональных моногородах. Отсюда ушел зарубежный автопром — и это сказалось на Калининградской области, здесь неожиданно упал не попавший под санкции экспорт удобрений, что затронуло Новгородскую и Мурманскую области.

Дополнительный удар по экономике СЗФО нанесла переброска торговых потоков на Восток. В моем понимании, она в принципе вызвала фундаментальный структурный дисбаланс в пространственном развитии страны. Да, она смягчила санкционные шоки и поддержала производство, но одновременно возникла искусственная перегрузка транспортных и производственных мощностей в азиатской части страны (особенно на Дальнем Востоке) и их недогрузка в европейской части (особенно на Северо-Западе). Балтийские порты в одночасье утратили прежнюю роль, а главным экспортно-импортным хабом страны стал не вполне подготовленный к этому Дальний Восток.

В то же время, судя по открытой статистике, Северо-Запад не испытал на себе особо крупных бюджетных вливаний в отрасли ВПК или особого строительного бума, как многие другие регионы. Поэтому, похоже, его восстановление идет медленнее, а адаптация к новой реальности проходит тяжелее.

НОВЫЕ БЕНЕФИЦИАРЫ

— Санкции — обоюдоострое оружие. Отразились ли они на экономиках ЕС и США?

— Хорошо известно, что страны, входящие в санкционную коалицию, несут экономические потери и с расширением объема санкций эти потери могут возрастать. Однако американская экономика не зависит ни от российского сырья, ни от российского рынка сбыта. Поэтому США, насколько мне известно, испытали лишь косвенный обратный эффект, связанный с общим подъемом мировой инфляции.

А вот Евросоюз — самый показательный пример обратного негативного эффекта санкций. За сокращение российских энергопоставок Европа заплатила высокую цену. Страны ЕС испытали глубокий энергетический шок, они столкнулись с резким разгоном потребительских цен, возрастанием нагрузки на бюджеты и угрозой стагфляционной рецессии, причем глобальной. Но был принят ряд совместных антикризисных программ и пошаговый план Международного энергетического агентства для ЕС, и к нынешнему лету Европа успешно миновала тяжелый кризис. На данный момент она практически вышла из энергетической зависимости от России.

— Компенсирует ли потерю европейского рынка разворот на Восток?

— Это вынужденная история. Она облегчает России текущий адаптационный маневр, но ценой роста затрат и будущих потерь. Альтернативные рынки нужны сегодня России больше, чем она нужна им. Поэтому партнерское отношение стран Востока к России принципиально другое, чем было до санкций у стран Запала. Это особенно заметно в случае Китая. Да, Россия сделала на него ставку. Но сам Китай не рассматривает Россию как равноправного игрока, с которым его объединяют общие цели и интересы (показательно, что в рамках своего глобального проекта «Один пояс-один путь» он не вложил в Россию ни юаня). При этом Китай будет прагматично извлекать максимальные выгоды из санкционного положения России, используя ее как поставщика дешевого сырья и удобную нишу для сбыта готовых изделий, которую покинули западные бренды. Аналогичный прагматизм проявляют Индия, другие страны БРИКС, ОАЭ, страны ЕАЭС.

— Новые партнеры России — главные бенефициары антироссийских санкций?

— Безусловно, так. В частности, из нефтяного эмбарго неожиданно пользу извлекает Индия. По данным Bloomberg, в течение 2022 года она нарастила закупки российской нефти в 33 раза (Китай — на 30%), наладила с нуля ее переработку и теперь выгодно зарабатывает на экспорте в Европу дизельного топлива, заместив Россию на европейском рынке. Для перекрытия валютных потерь в области нефтепереработки России приходится наращивать физические объемы экспорта сырой нефти, что при существующих дисконтах делает эти усилия еще более затратными.

«ЭКОНОМИКА СОПРОТИВЛЕНИЯ»

— О чем говорит исторический опыт развития экономик под санкциями?

— Сейчас для минимизации эффектов санкций Россия во многом перенимает иранскую доктрину «экономики сопротивления» (resistance economy). Она содержит три направления поддержки роста. Первое — это некоторая либерализация экономики и внешней торговли на принципах «больше рынка» (тот же параллельный импорт, снижение экспортных пошлин), второе — переключение на альтернативных сильных партнеров, третье — курс на самодостаточность и широкое импортозамещение, включая сферу инноваций. В России это вылилось в идею «технологического суверенитета». Но надо помнить, что при всем богатом опыте обхода санкций Иран продолжает испытывать гиперинфляцию по 20-40% в год, перманентные рецессии, периодические девальвации и устойчивое падение уровня жизни.

— Может ли смягчить этот сценарий запас устойчивости российской экономики?

— Способность крупной экономики успешно купировать первые шоки и относительно быстро выйти из рецессии никак не ослабляет груза санкций, а лишь растягивает их эффекты во времени, которые перерастают в длительный макроэкономический стресс. Я бы не стала ожидать, что российская экономика под давлением санкций будет и дальше двигаться с устойчивым ускорением. Но драматизировать тоже не будем — пока российская экономика сохраняет рыночное ценообразование, она застрахована от коллапса, какой случился с советской экономикой, — даже при сверхмасштабных санкциях.

Подготовила Елена Денисенко