На процессе по делу Улюкаева прошли прения сторон. Как это было
Улюкаев заканчивает свое выступление, и судья назначает следующее заседание на 10:00 мск 7 декабря. Видимо, тогда мы и услышим последнее слово Улюкаева.
«Прошу суд направить запрос в Следственный комитет для проведения проверки по факту заведомо ложного доноса и провокации», — говорит Улюкаев.
«Почему же Сечин не появился в суде? Очевидно потому, что боялся ответственности за дачу ложных показаний».
«Письмо с предложением снизить цену было отправлено не министру экономразвития, а вице-премьеру Шувалову. Видимо, решили, что я к этому времени уже не буду занимать пост министра.
Но я был в командировке, не в Москве. И тогда операцию перенесли на 14 ноября — на последний день накануне моей командировки в Лиму».
«А кому выгодно — это очевидно! По распоряжению правительства России инвесторы должны были заплатить за акции «Роснефти» 710,2 млрд руб. Эту сумму компания сама назвала правительству. Высокая цена продажи пакета «Роснефти» была главным аргументом, которым оперировала компания, предлагая отдать ей «Башнефть».
Но фактически в «Роснефти» заплатили совсем другую сумму, на 18 млрд руб. меньше. Это огромная сумма для дефицитного в 2016 году бюджета России. Организаторы [провокации со взяткой] резонно стремились устранить критика, к которому могли прислушаться. Кроме того было напрямую нарушено условие президента — не использовать для покупки «Башнефти» деньги российских банков».
«Выходит, кроме того, что я шел на риск, требовал взятку у главы крупнейшей компании страны, а затем отнесся к ней так же как к корзинке с колбасой (оба подарка Улюкаев поставил в багажник. — РБК). Это абсурдно выглядит. Всегда нужно искать кому что выгодно».
«Странно было, что меня повели не в кабинет руководителя, а в какую-то комнатку небольшую. И вообще, скомканная была встреча. Хотя я все же получил интересующую меня информацию о приватизации [«Роснефти»], о том, что это будет выкуп на кредитные средства.
Я однозначно воспринял слово «объем», который компания должна искать в виде кредитов, у инвесторов на приватизацию. Ну скажите, кому может прийти в голову, что руководителю крупнейшей компании нужно уехать в командировку на неделю, чтобы собрать $2 млн. Вот собрать $10 млрд — это уже да».
«Роснефть» — крупнейшая компания в стране. Мне важно было приехать и поговорить о том, как именно в ней видят приватизацию 19,5% своих акций. Знаки внимания, которые мне оказывались, в том числе предложение посмотреть компанию — все это склонило чашу весов к решению о том, чтобы я поехал [в офис «Роснефти»].
Странности сопровождали эту поездку. И они не прекратились, когда я приехал. Никогда глава компании не встречает гостей у порога — я в многих крупных компаниях бывал. Сечин, который говорил что у него важные переговоры, был одет странно: в вязаный свитер, куртку — будто для рыбалки.
От выхода из машины до захода в здание прошло всего 19 секунд. За это время сложно что-то сопоставить, и эта сумка под елкой... Но у меня не было подозрений, все мои знакомые знают, что мне обычно дарят книги и вино. Это, что я знаю».
«Сечину нужно было, чтобы я не поздно приехал. Потом я уже понял: желательно, чтобы оперативный эксперимент прошел в более светлом месте. Мне было неудобно, но я поехал», — говорит Улюкаев.
«Обратимся к событиям 14 ноября. Вместе они явно указывают на провокацию взятки, прежде всего звонок Сечина, его настойчивость. Он прервал мое предложение поговорить по телефону и сказал: «большая просьба приехать на секундочку ко мне». И не захотел обсуждать вопросы в другом месте».
Адвокат также напоминает, что Сечин не только не пришел в суд, но и его показания не были оглашены, а в этом случае решение суда можно оспорить в Европейском суде по правам человека.
Адвокат указывает, что экспертиза волгоградских экспертов была проведена с нарушениями, и пересказывает ранее перечисленные претензии к их заключению, высказанные экспертом со стороны защиты Еленой Галяшиной.
Квеидзе считает незаконным решение суда о прослушивании телефона Улюкаева, при этом обращает внимание, что эта прослушка ничего не установила. «Одни вопросы, ответов нет», — говорит она.
