Мифы Древней Греции и ужасы современности: о чем кино Йоргоса Лантимоса
. Его «Виды доброты» с Эммой Стоун получили цифровой релиз27 августа онлайн выходят «Виды доброты» — новая картина греческого уникума Йоргоса Лантимоса. Фильм с Эммой Стоун и Уиллемом Дефо представили на прошедшем Каннском кинофестивале, откуда приз за лучшую мужскую роль увез Джесси Племонс («Падение империи»).
Кинокритик и автор телеграм-канала Age of Cinema Елена Зархина, воспользовавшись поводом, рассказывает про творческий стиль и метод режиссера Йоргоса Лантимоса на примере его фильмов.
Мифы
Само происхождение обязывает грека Йоргоса Лантимоса работать с античными сюжетами, которые он исследует, перенося в современность. Например, «Убийство священного оленя», шестой полнометражный фильм постановщика, основан на трагедии Еврипида «Ифигения в Авлиде». В ней столкнувшийся с безветрием в боевом походе царь Агамемнон решает пожертвовать наследницей, чтобы умилостивить Артемиду. Но принявшую свою судьбу Ифигению богиня вознаграждает спасением. Агамемнон же погибает от клинка своей жены Клитемнестры, не успевшей узнать о чудесном спасении дочери и испытывающей презрение к мужу за проявленную им слабость.
В картине Лантимоса сюжет обыгрывается на новый лад: главный герой, кардиохирург Стивен Мёрфи (Колин Фаррелл), сталкивается с внезапной смертью пациента на операционном столе. Трагедии избежать не удалось, но жизнь самого врача продолжается — правда, не так беззаботно, как прежде. Однажды на пороге его дома появляется Мартин (Барри Кеоган) — сын скончавшегося пациента. Он зловеще обещает возмездие за убийство своего родителя и ставит перед Мёрфи условие: тот должен выбрать, кто из его близких (жена и двое детей) станет ответной «священной жертвой». Если Мёрфи откажется выбирать, умрут все.
Определенная мифологичность, пусть и без четких отсылок, присутствует в картине «Лобстер». По сюжету одинокие герои отправляются в отдаленный отель, в котором они за 45 дней должны найти себе пару. Если за этот срок партнер не будет найден, герои уйдут в расположенный рядом лес, где превратятся в различных животных.
Более свежие «Бедные-несчастные» тоже отсылают к мифу — греческой легенде о Пигмалионе. Но история из викторианской Англии про сумасбродного ученого (Уиллем Дефо), который создал уникальную женщину, переместив в ее взрослое тело мозг ее же нерожденного ребенка, это еще и сюжет в духе Мэри Шелли и «Франкенштейна». Однако Лантимос рассматривает в истории про сверхчеловека не только его самого, а то, как иначе он смотрит на мир. И на этот раз, вопреки монстру Франкенштейна, созданная в лаборатории героиня не сбегает прочь, осознавая свою инаковость. Но обучаясь жизни с нуля, она перекраивает мир под себя.
Наличие мифов и легенд в творчестве Лантимоса всегда добавляет его сюжетам многослойности, оставляет пространство для широких зрительских трактовок. Один и тот же фильм можно посмотреть как чисто жанровое упражнение или как философское исследование.
Сам постановщик часто оставляет эту работу на совести аудитории. Особенно в ранних картинах Лантимоса сложно точно определить, что же именно хотел сказать автор. Но в этой загадочности режиссера тоже кроется уникальность его стиля.
Реальность
Мифы, на которых любит выстраивать свои сюжеты Лантимос, часто переносятся в реальность — тревожную, зловещую и очень неоднозначную. На это работает и время (настоящее или прошлое), и сеттинг. В фильмах часто присутствуют отели, как было в «Лобстере», «Кинетте», «Бедных-несчастных» и «Видах доброты». А еще дома, в которых странным образом соседствуют привычный быт и дефицит уюта.
В «Клыке» отец — инженер, который выстраивает уникальное сооружение из собственной семьи. Он вместе с женой (ни у кого из героев нет имен, кроме приходящей в дом извне девушки Кристины) растит уже взрослых детей, которые никогда не покидали территорию дома. Родитель запугал отпрысков якобы обитающим за высоким забором их злым братом. Выйти им разрешится только в тот момент, когда у них выпадет первый клык, чего, конечно, не случится естественным путем.
Дети растут будто бы в рукотворном Эдеме, который оборачивается сущим адом. Внешне их дом кажется самым обычным и даже симпатичным. Люди по другую сторону забора даже не могут представить, что происходит в стенах дома. «Клык» тоже допускает разнообразие трактовок: можно увидеть здесь историю болезненной сепарации отцов и детей, а можно — становление диктатуры наделенного неограниченной властью героя в его государстве в миниатюре.
Гнетущая и вместе с тем неспешная атмосфера в доме воплощается Лантимосом так точно, что это приводит к нарастающему напряжению у зрителей. Очевидно, что скоро произойдет нечто ужасное, но, чтобы понять, что именно и с кем, стоит дождаться шокирующего финала.
Смерть
Ужасное у Лантимоса всегда подкрадывается будто из ниоткуда, и не всегда ясны истоки его возникновения. В этой плоскости он любит исследовать не только парадоксы жизни героев, но и неизбежность смерти, с которой приходится разбираться живым.
В «Альпах» группа странных героев объединяется, чтобы изображать для живых их недавно умерших близких. Им кажется, что так родственникам будет проще справиться с утратой. Они прикидываются усопшими и какое-то время находятся с их близкими. Постепенно одна из героинь «Альп» (так персонажи назвали свое диковинное сообщество) перестает разделять реальность и игру в нее, все больше растворяясь в примеряемых ею людях.
На заигрывании со смертью строится и «Кинетта». В ней собираются разношерстные герои: фотограф, следователь и уборщица в гостинице. Их объединяет необъяснимый интерес к мертвым. Троица постоянно зачем-то на камеру воспроизводит сцены убийств и реальных мест преступлений. Никакого логического исхода из этого не следует. Но тем интересней разобраться, что манит их в смерти настолько, что им хочется из раза в раз подходить к этой черте критически близко.
Из этого интереса рождается и насилие, к которому склонны герои фильмов Лантимоса, их боль, угасание, а в редких случаях и расцвет. В уже упомянутом «Клыке» отец так упивался неограниченной властью, что запускал фатальный процесс распада семьи в ее трагической развязке. В «Убийстве священного оленя» насилие становилось инструментом возмездия — беспощадного и необратимого. В «Альпах» добрые, казалось бы, помыслы героев тоже оборачивались ареной для насилия: живые возвращали умерших не только для нежных объятий, но и телесных увечий.
Показанные на прошедшем Каннском кинофестивале «Виды доброты» выстроены в формате нескольких новелл. Вопреки своему названию, фильм исследует не то, как человек добр, а как он жесток и как жестокость эта бессмысленна и разрушительна.
Много боли было в костюмной «Фаворитке» о трагической судьбе королевы Великобритании Анны Стюарт (Оливия Колман выиграла за эту роль «Оскар»). Дворцовые интриги и суматоха за титул любимой фаворитки Ее Величества служили лишь фоном для настоящей драмы, разворачивающейся внутри истерзанного сердца монарха. Тоже, кстати, не то чтобы очень доброго человека.
Через боль и насилие расцветает героиня Эмили Стоун (актриса с недавних пор просит называть себя именно так) в «Бедных-несчастных». Эта визуально роскошная стимпанк-история приводит Беллу (за нее Стоун выиграла свой второй «Оскар») к новому началу. Постепенно мы узнаем, что на кушетке ученого Годвина Бакстера она оказалась уже после смерти — несчастная девушка попыталась свести счеты с жизнью. Но перерождение через сознание собственного ребенка приводит Беллу к расцвету — еще никогда жизнь не казалась ей столь удивительной и приятной.
Дыхание смерти часто отражается в ритуальности, которой привержены герои Лантимоса. В «Кинетте» это с виду бессмысленное подражание сценам реальных убийств. В «Клыке» — ежедневная рутина героев с ее четкой иерархией. А социальные ритуалы пронизывают сюжеты «Фаворитки» и «Лобстера».
Абсурд
Часто действия героев со стороны кажутся комичными или откровенно абсурдными — юмор Йоргоса Лантимоса специфичен. «Бедные-несчастные» возникают где-то на стыке драмы и сатиры, а «Убийство священного оленя» сперва воспринимается грустным анекдотом. Комично смотрятся со стороны персонажи «Кинетты», за которыми камера следует непрерывно то по пустошам промзон, то в гостиничных номерах. Кажется, что в сюжете о воспроизведении сцен смерти не может быть ничего смешного, но Лантимос стирает границу между тем, что способно вызвать улыбку и когда это уместно, а когда нет.
Жизнь часто необъяснима и абсурдна, но одновременно проста и элементарна — и фильмы режиссера четко улавливают этот ее парадокс.
Через абсурд Лантимос исследует и время. Среди его короткометражных работ есть лента «Ничто». Картина напоминает линчевскую стилистику, а сюжет до невозможности прост. Герой Мэтта Диллона в метро спрашивает у девушки время. Она отвечает ему и после этого начинает всюду следовать за ним, в точности повторяя все движения. Загадочная незнакомка ложится в постель к его близким, копируя его позу и объятия, цитирует его обращения к семье и будто бы сливается с героем в нечто единое. На следующее утро она уже в одиночестве воспроизводит то, что делал герой дома в начале фильма, а оказавшись в метро, также спрашивает у незнакомца время.
Лантимос любит показывать, как время растягивается, расширяется и самовоспроизводится, образуя цикл. Герои «Альп» своей странной деятельностью фактически отменяли конечность жизни, не позволяя ей обрываться. В «Кинетте» персонажи разрывают привычное течение жизни, смешивая прошлое (уже произошедшие убийства) с настоящим, в котором они повторяют их снова и снова.
Герои
Персонажи Лантимоса не разговаривают, как в обычной жизни. Их речь подчеркнуло аскетична, лишена экспрессии. А иногда и намеренно театральна, как было в «Убийстве священного оленя» — персонажи Фаррелла и Кидман общались так словно они герои античной пьесы. В «Кинетте» действие вытесняет и без того безжизненную речь героев. А в «Клыке» язык служит инструментом познания мира: отец семьи с помощью слова создает образы, которые держат в страхе детей. Но так дети учатся отделять настоящую реальность от той искусственной жизни, которую вокруг них выстроили.
В «Бедных-несчастных» прыткая и любознательная Белла использует речь как канал связи с миром, и по ходу того, как трансформируются ее вербальные навыки, меняется и она сама. Тезис «язык определяет наше сознание» становится ключевым для истории.
Но при всей абсурдности киномиров Лантимоса, его художественных экспериментов и китчевости героев, из желающих поработать с ним звезд Голливуда выстроилась внушительная очередь. И этот интерес хорошо понятен — он работает со своими артистами не так, как другие. Особенно это заметно в «американском периоде» его карьеры.
Марк Руффало, застрявший на долгие годы в образе зеленого громилы Marvel, в «Бедных-несчастных» выдал одну из лучших ролей в карьере, примерив кардинально другой образ. До этого привычно маскулинный герой девичьих грез Колин Фаррелл у Лантимоса обнажил свою хрупкость: в «Лобстере» он отчаянно искал любовь, а «Убийстве священного оленя» — милосердие.
Но главная удача Лантимоса — Эмили Стоун. На их совместном счету уже четыре коллаборации: три полных метра и короткометражка Vlihi. Актриса-хулиганка, как и ее Белла, с детским энтузиазмом соглашается на любые киноэксперименты грека. Более того, упрямо потакает ему, выступая также продюсером их фильмов.
Если бы жизнь буквально напоминала античную пьесу, путь режиссера был бы обречен завершиться трагедией. Но Лантимос не спешит возвращаться во мрак. На подходе у него очередной совместный проект со Стоун и Джесси Племонсом — фантастическая комедия «Бугония». По сюжету главный герой в компании девушки похищает бизнесмена, которого они считают инопланетным захватчиком. Зная о любви режиссера к гротеску и фантасмагории, вряд ли нас ожидает комедия в ее классическом представлении. Более того, можно предположить, что юмор в фильме будет произрастать из человеческих травм и склонности к насилию.
Но если в ранних фильмах Йоргос Лантимос оставлял финалы открытыми, в последних работах он все более однозначен: оставляет добру право победы над злом, но определять исход этой битвы будет только сам человек, который во вселенной режиссера всегда себе злейший враг.