Слово о вине: что пили и каким вином вдохновлялись писатели в России
Какое вино пили русские писатели разного времени
В литературе только и разговоров, что о вине. Пушкин воспевал «благородные нюи» и «вино кометы» — шампанское Veuve Clicquot 1811 года, а его друг Давыдов и вовсе называл «Моэта» — дом Moet & Chandon — «славным сочинителем». В XX веке Евтушенко пишет, что в «Цинандали» кислинка хрустальна, как слезы человеческой тайна», а Вознесенский призывает: «...напои меня собою, в рот набрав «Сент-Эмильон». Вина в русской поэзии так много, что все охватить невозможно. «РБК Вино» рассказывает, что пили поэты Серебряного века, нобелевские лауреаты и шестидесятники
Содержание
Вино как часть русской культуры
Говорить о литературе и вине можно в контексте разных эпох. В подтверждение этому в рамках последнего Российского винодельческого форума даже состоялась дискуссия «Разговор о русской литературе за бокалом российского вина», охватившая грандиозный срез от 1730-х годов до наших дней. Модератором встречи выступил Дмитрий Федосов, начальник лаборатории генетических технологий виноградарства и виноделия НИЦ «Курчатовский институт», а вдобавок кандидат филологических наук. Его собеседником стал главный редактор журнала «Юность» Сергей Шаргунов. «Для встречи мы выбрали винно-исторический формат. Больше всего, пожалуй, обсуждали вино в русской литературе начала XIX века. Если помните, Пушкин и Денис Давыдов не раз упоминали в своих стихах цимлянские вина. Не прошел мимо нас и «Евгений Онегин», где Пушкин называет конкретные аппелласьоны Франции и шампанские дома. Мы заметили, что в середине XIX века вино начинает выглядеть комично в пьесах Островского и произведениях Некрасова, становясь частью пародии на желание человека жить богато. А затем пришел Серебряный век и шестидесятники, где вину снова было уделено особенное место в поэзии: мы цитировали прекрасные стихи о вине Евтушенко и Вознесенского. Ближе к финалу разговора вспоминали о вине в Великую Отечественную войну», — говорит Дмитрий Федосов.
Разговоры подкреплялись дегустацией вин, прямо или косвенно обращенных к теме русской литературы. Например, одним из образцов стало вино «Куприн» от проекта Loco Cimbali — звездный крымский винодел Олег Репин составил ассамбляж сортов «бастардо магарачский», «саперави» и «мерло». Дмитрий Федосов замечает, что Куприн был поклонником крымского вина и любителем города Балаклавы, где мечтал поселиться. Кроме того, разговоры о Пушкине дополнялись образцами «Цимлянских вин». «Во время дискуссии мы старались вписать вино в контекст культуры, науки, придать ему интеллектуальные смыслы. В конце концов, это не просто алкогольный напиток», — считает Дмитрий Федосов. На его взгляд, вино стало частью мировой культуры, однако главное стихотворение о вине в России, по мнению Дмитрия Федосова, еще не написано.
Не имея возможности охватить всю историю русской литературы и вина (на это ушел бы не один том), «РБК Вино» выяснил, что писали о вине и других напитках классики XX века и какие напитки чаще всего приводили к ним музу.
«Думаю, что дружба современных писателей с вином разовьется. В Переделкино сейчас возрождаются традиции писательских резиденций, там отреставрировали советский отель, открыли рестораны — на наших глазах возникает новый городок писателей. Было бы хорошо предложить нашим писателям резиденции в Крыму, на Кубани и на Кавказе, чтобы среди виноградников рождались новые хорошие книги о вине».
Богема Серебряного века в поисках истины
Серебряным веком называют веху русской поэзии на стыке XIX и XX веков. Тогда все смешалось в стране, а стихи — отчасти как способ уйти от внешнего конфликта к внутренним — росли, говоря ахматовскими строчками, «не ведая стыда». После пушкинских времен это время стало самым богатым на гениев в русской литературе.
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
Эти знаменитые стихи Александр Блок пишет в 1906 году. Певец революции, он был болезненно зависим от алкоголя и проводил в кабаках едва ли не каждый день, причем чем больше пил, тем чаще писал. «Такое холодное одиночество — шляешься по кабакам и пьешь», — рассказывал он в письме своей матери.
В 1920-х Сергей Есенин, влюбленный без оглядки в американскую танцовщицу Айседору Дункан, не живет ни дня без бокала. Написанные в этот период стихи позже войдут в сборник «Москва кабацкая». Вместе с Дункан, уже его молодой женой, он веселится сутки напролет. Друг поэта, Анатолий Мариенгоф, вспоминал, что как-то раз в гостях попросил у супругов воды, а в ответ ему предложили «шампань, коньяк, водку». В то время среди друзей Есенин получил шутливое прозвище «ходячая малага», поскольку питал особенную слабость к этому испанскому вину.
Малага — сладкое вино из одноименной провинции на юге средиземноморского побережья Испании, которое производят по сложной технологии из сортов «педро хименес» и «москатель», реже — «альбильо» и «мальвазия». Классические вина из Малаги — янтарного или коричневого цвета, с ароматами орехов, сухофруктов и изюма, сладкие или даже приторные за счет использования винограда позднего сбора, крепления во время ферментации и добавления уваренного виноградного сусла. Сложная маркировка этикетки включает информацию о сроке выдержки, степени сладости, цвете вина и технологии производства (с использованием крепления или без). Несмотря на то, что слабость к малаге питала еще императрица Екатерина II, широкое распространение среди русской интеллигенции вино получило только в XIX веке.
Айседора Дункан, в свою очередь, вину предпочитала крепкие напитки и была поклонницей кальвадоса. По ее словам, яблочный бренди служил ей «эликсиром» после выступлений, расслаблял и успокаивал. Производитель Pere Magloire, известный с 1821 года, даже выпустил в ее честь специальный релиз Isadora в элегантной бутылке-графине, напоминающей флакон духов. Купаж для этого кальвадоса был составлен из спиртов не моложе 15 лет. Желая того или нет, но Дункан определенно внесла свою лепту в славу кальвадоса как одного из главных символов ревущих 1920-х годов, свободного послевоенного времени.
Вместе с Есениным осенью 1922 года Айседора Дункан отправилась на гастроли. Ей восхищались все, а русского поэта воспринимали всего лишь как ее спутника, «русского мужика». Это глубоко ранило Есенина, и он забывался в алкоголе. Даже сухой закон в США не стал преградой — поэт пил суррогаты, а в Берлине, по воспоминаниям современников, держал под кроватью ведро с пивом. История любви закончилась трагически: Дункан и Есенин развелись, после чего поэт женился во второй раз, но, не прожив в новом браке и года, совершил самоубийство.
Кальвадос — выдержанный дистиллят из яблок или груш, который производят путем перегонки сидра или пуаре в Нормандии, где для этого учреждены три аппелласьона. После дистилляции обязательна выдержка спиртов в больших дубовых бочках, ее минимальный срок составляет два года. Для производства кальвадоса разрешены более 350 сортов яблок и более 50 сортов груш. В зависимости от аппелласьона, допускается двойная перегонка в аламбике или непрерывная в двойной медной колонне с ограниченным числом. С кальвадосом связана легенда, которая называется «нормандская дыра»: по ее правилам, кальвадос следует выпить между переменами блюд, чтобы пища легче и быстрее усваивалась.
Ранимый и нежный Осип Мандельштам, еще один гений Серебряного века, всем крепким напиткам предпочитал вино, причем самое разное. Так, в непростом 1917 году он обращается к «рейнвейну» — винам, часто позднего сбора, с виноградников вдоль Рейна:
Когда на площадях и в тишине келейной
Мы сходим медленно с ума,
Холодного и чистого рейнвейна
Предложит нам жестокая зима.
В сентябре 1920 года поэт попал в Грузию и, хотя его с братом Александром приняли за шпионов и заключили под стражу, остался очарованным Кавказом. Во многом такое впечатление сформировалось благодаря вину:
Кахетинское густое
Хорошо в подвале пить, —
Там в прохладе, там в покое
Пейте вдоволь, пейте двое,
Одному не надо пить!
После того не слишком приветливого приема поэт возвращался в Грузию не раз. А вот в 1930-х писал и про вина других стран, которые нам тоже прекрасно известны:
Я пью за бискайские волны, за сливок альпийских кувшин,
За рыжую спесь англичанок и дальних колоний хинин.
Я пью, но еще не придумал — из двух выбираю одно:
Веселое асти-спуманте иль папского замка вино.
Великая Анна Ахматова, в свою очередь, к вину относилась с осторожностью. По крайней мере, так об этом вспоминает Иосиф Бродский: «Вина не пила. По той причине, по которой и я его уже не пью. Была сердечница». Более простые напитки — пиво и водка — были для нее привычнее и даже имели обрядовую символику в поэзии:
Пива светлого наварено,
На столе дымится гусь…
Поминать царя да барина
Станет праздничная Русь.
Кстати, о пиве и Ахматовой есть несколько баек. В одной из них она выпила залпом большую кружку пива в уличном ларьке, мучаясь жаждой. В другой — отправила за разливным пивом в Сандуновские бани писателя Анатолия Наймана, когда тот получил литературную премию.
Нобелевские лауреаты и вино: Бунин, Пастернак, Бродский
В 1933 году Иван Бунин получил Нобелевскую премию «за строгое мастерство, с которым он развивает традиции русской классической прозы». Автор «Жизни Арсеньева» — классик был убежден, что награда досталась ему именно за этот роман, — всю жизнь пил красное вино. В письме родным он вспоминает, как в севастопольском трактире заказывал крымское и закусывал яйцами, а в дневниках пишет и про более серьезные релизы: «Вчера завтракал в Carlton'e у Гукасова. Богатство вестибюля, ресторанного зала, много богатых американцев и англичан. Меню, как будто нет войны. Две бутылки бордо — Pape Clement. Солнечно, прекрасно». Речь о Chateau Pape Clement, одном из самых старых гран крю в аппелласьоне Грав. В свое время владельцем виноградников был папа римский Клемент V, после чего шато и назвали «Папа Клемент». Причины своей любви к вину Бунин тоже открывает в дневниках: «Вино возвращает мне смелость, муть сладкую сна жизни, чувственность — ощущение запахов и пр. — это не так просто, в этом какая-то суть земного существования».
Еще один нобелевский лауреат, Борис Пастернак (писатель был удостоен премии в 1958 году, хотя и был вынужден отказаться от награды), был хорошо знаком с рислингом, поскольку некоторое время учился в Марбурге, и даже посвятил вину стихи:
Засим, имелся сеновал
И пахнул винной пробкой
С тех дней, что август миновал
И не пололи тропки.
В траве, на кислице, меж бус
Брильянты, хмурясь, висли,
По захладелости на вкус
Напоминая рислинг.
Абсолютно равнодушен к вину был Иосиф Бродский, пополнивший список нобелевских лауреатов по литературе в 1987 году. Более того, поэт был уверен, что в вине «содержалась вредная для сосудов смола». На самом деле, его любимым напитком был кофе, который он всегда сочетал с сигаретой (невольно вспоминается цитата про сердечника). Круг же его алкогольных фаворитов ограничивался водкой, коньяком и виски Bushmills.
Советский и российский поэт, прозаик, сценарист Евгений Рейн вспоминает в журнале «Огонек» (опубликовано на сайте «Коммерсанта»): «Бродский под настроение мог выпить бутылку коньяка или виски. И это я видел своими глазами. И еще он не страдал похмельем. Хорошие напитки появлялись в доме Бродского, когда приезжали иностранцы. Первым делом он посылал их в «Березку» за сигаретами и алкоголем. Поэтому у него часто были джин, виски, хороший коньяк».
Посвящения вину от шестидесятников
Шестидесятниками в СССР называли творческую интеллигенцию, писателей и поэтов, певцов и артистов, чья юность пришлась на послевоенные годы. Еще одно талантливое, полное творчества и жажды жизни поколение. Одной из главных звезд тех лет был поэт Евгений Евтушенко.
Его отношения с вином завязались, когда он впервые отправился (по приглашению писателя Фазиля Искандера) на Кавказ. «Я такого вина не пробовал. Это была чистая-чистая изабелла с привкусом земляники, которая потом куда-то исчезла, потому что современные подделки под нее, они мне напоминают, к сожалению, шампунь. А тогда это был совершенно удивительный запах — весны, земляники. Я никогда не встречал такого. Я влюбился. И я бросил пить водку, когда попробовал. Когда открыл для себя такое замечательное вино», — рассказывал он в интервью «Комсомольской правде». Грузинским винам поэт посвятил стихи, где зарифмовал основные сорта:
«Мукузани» горчащая тяжесть
об истории Грузии скажет.
Ненавязчиво вас пожалевши,
сладость мягкую даст «Оджалеши».
Золотистость осеннего ветра
вам подарит прохладная «Тетра».
В понимании мира «Чхавери»
потайные откроет вам двери.
Заканчивает свои рифмы сортам ироничными строчками про чачу: «...а свои размышленья про «чачу» я уж лучше куда-нибудь спрячу».
Другой звездный шестидесятник Андрей Вознесенский в вине был еще больший эксперт. Он считал так:
Жизнь — короткие вакейшены.
Нам завещано одно —
пить из губ любимой женщины
монастырское вино!
Какое именно? Ответ поэт дает в том же стихотворении «Обучение винопитию»:
Напои меня вином —
темно-красною свободой,
напои меня собою,
в рот набрав «Сент-Эмильон».
Во второй половине XX века писатели стали чаще переходить с вина на водку. Довлатов, Ерофеев, Высоцкий и другие тяготели к крепким напиткам и порой, слишком увлекались ими. Довлатов говорил: «Где водка, там и родина». А Андрей Битов, как-то выпив лишнего вместе с ним на банкете, был сопровожден в пункт милиции, где кричал стражам порядка: «Вы Бунина знаете?! Толстого читали?!» На каждом историческом этапе в кругу интеллигенции оказывались свои напитки, удивительным образом отражающие нерв времени. Остается только строить версии, получится ли у российского вина стать символом наших дней.